Она попыталась встать на ноги. Она сжимала челюсть, чтобы заглушить новой болью старую, она вынудила себя стоять.
— Я не буду открывать Завесу. Демоны останутся.
Его лицо скривилось и стало лучше видно старые шрамы.
— Ты хочешь, чтобы война продолжалась вечно между демонами и ангелами? Позволь им умереть, если они этого хотят.
Она колебалась, пробуя найти смысл его мучений.
— Букмекер понимал, что ты хочешь? Демона? Или ты все еще гладиатор, брошенный на арену? Один?
Его лицо стало каким-то странно спокойным.
— Если черт мечтает гореть, позволь ему гореть. Что касается Бога и его мнения, позволь нам обдумать это самим, как он встретит нас у врат ада.
Медленно, так чтобы боль не заставила ее упасть, она покачала головой.
— Я не буду жертвовать миром, только ради того, что бы преподать Богу и аду урок.
— Тогда иди, — Корвас развел руки.
— Спасибо. Бегом или плаванием. Может на велосипеде или триатлоне? О подожди. У меня нога сломана.
Ядовитый желтый свет украсил его глаза.
— Ах. Верно. Это было бы подходящее время, что бы призвать своего демона. Прежде чем остальные тени прибудут сюда на обед.
Она смотрела на джинн-человека, перемещающихся преступных намерений и чистоглазых наблюдателей, в глазах которых так и было написано ДЕМОН ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ. Она только должна была удостовериться, что тшува не вышел наружу.
— Проклятье, — бормотала она.
— Идешь или не идешь? — спросил Корвас.
Она посмотрела на темную воду, и вспомнила, как эта же вода билась об лобовое стекло. Только не так. Она не хотела тонуть, по крайней мере, были другие варианты.
Она повернулась к железной двери и побежала, точнее похромала.
Она не долшла даже до середины пути, когда увидела впускающееся преступное намерение.
Конечно. Он сказал, что они не будут останавливать ее. Он только не упоминал ничего про своих домашних питомцев.
Она упала, и преступное намерение заполняло ее.
Они кусали глубоко на ее запястьях, руках, лодыжке, шее и щеке. Они грызли друг друга, когда не могли добраться до нее.
С каждым голодным укусом преступного намерения, ужасные образы просачивались к ней в голову, как будто мерзкие мелкие монстры сделали из нее стол для банкета. На этом столе было восковое тело ее матери, отец, кричащий при виде ее. Ее собственное тело, искаженное после аварии. Каждая темная и ужасная мысль, которая посещала ее, приходили снова через ее сердце.
Вес преступного намерения убедил ее, что надо было плыть. Возможно, она бы утонула, по крайней мере, она умерла бы, как ее мать.
Низкий стон сотряс ее позвоночник. В течение долгого момента она думала, что он исходил от нее.
Она покрутила головой и увидела свободный взгляд Корваса направленный на своих рабов. От черных дыр их ртов исходил стон отчаяния или голода, а может всего вместе.
Они хотели свободы от мучений, которые питали их.
Наблюдатели померкли, подобно пациентам ее приюта. Она хотела умереть без ответа на многие вопросы. Или может, только после смерти открываются все ответы?
По крайней мере, она это узнает.
Нил отбарабанил сообщение.
— В пять часов этим вечером, Букмекер вызывал такси на Севере реки. Он доехал до аукционного зала. Это последнее местоположение, где его видели до того, как он оказался в церкви у Нанетт.
— Мы близко, — сказал Арчер. — Возможно, он покажет нам это место, — он посмотрел на человека, сидящего на пассажирском сидении. — Ты поможешь нам, Букмекер?
— Мне нужна Сера, — бормотал тот.
Арчер переместил телефон к другому уху.
— Да, он поможет нам.
— Я пошлю туда людей, — сказал Нил. — Но происходит, что-то странное. И я получаю странные сообщения. Ион видел, как фералис спас людей. Я думаю, что армия Корваса уже готова. Они еще не мертвы, но раз их видели с фералисами, то скоро будут.
Арчер объезжал сугробы.
— Если мы не остановим Корваса прежде, чем он вынудит Серу открыть Завесу, то парочка фералисов будет нашей самой маленькой проблемой.
— Люди с ним?
Арчер колебался.
— Они ебнутые. — Он повесил трубку, что бы сконцентрировать на дороге. — Мы все ебнутые.
Вода была темной, с белыми отблесками, так как хлестал снег. Он ударил ногой по колесу.
— Он не мог исчезнуть.
— Высокая башня, — шептал Букмекер. Его дыхание было облаком.
Арчер провел рукой по волосам.
— Здесь везде башни.
На следующем квартале Арчер ударил по тормозам у самого пешехода, когда человек переходил дорогу. Машину развернуло боком.
Бездомный человек, даже не посмотрел вокруг, его взгляд был направлен в небо.
Он только хотел нажать на газ, девушка в легких туфлях на каблуках, ее лицо было обращено к небу, как будто ее голова была оттянута к нему.
Арчер посмотрел на Букмекера, а потом опять на пешеходов. Зейн говорил, что Корвас командует армией трупов.
— Нанетт. Те люди. Скажи, что ты видишь.
— Что? Ничего. — Ее голос повысился от волнения. — Ничего. Как и Букмекера.
Странная пара пробиралась между припаркованными автомобилями и исчезла в парке. Арчер протянул руку и открыл дверь, готовый преследовать.
— Туда, — сказала Нанетт. — Еще трое, — энтузиазм в ее голоске дрогнул. — Независимо от того, кто они.
Они шли медленно, пока Букмекер не вцепился в дверь и не крикнул.
— Это здесь.
— Боже мой, — шептала Нанетт.
Арчер посмотрел в зеркало заднего вида. Нанетт прижалась щекой к стеклу, как будто была очень увлечена.
Он смотрел на темную башню.
— Что?
— Разве ты не видишь их? Останови машину.
Он буксировал колесами.
— Что это? Душа Букмекера?
— Нет. Похоже на…, не душа. — Она выскачила до того, как он выключил автомобиль. Он вышел, рука была на топоре.
Она стояла, глаза ее светились удивлением, как у ребенка, ловящего снежинки языком.
Он следовал за ее пристальным взглядом.
Высоко, летали белые птицы, ярче, чем обычные облака.
Они летели на ветрах другого царства, которые не мешали падать снегу. Грани их крыльев мерцали на свету, как будто предвещали рассвет. Они образовали петлю вокруг здания.
— Букмекер сказал башня, — бормотала Нанетт. — Я думаю, что эта.
После мгновения молчания, Арчер нашел, что сказать.
— Я вижу их тоже, — он следил за их запутанным танцем, они чертили в небе линии подобные ревену Серы. Его дыхание перехватило. — Это здесь.
Он набрал Нила и сунул Нанетт телефон, а сам побежал к двери.
— Ты не должна умирать, Сера.
Ничего не было в ее голове, кроме этого голоса.
