— Почему он убил собственную сестру?
— Кровь ничего не значит, когда тебя воспитали, как воспитывали нас. Черт, он и мать свою убьет, если от этого будет зависеть его собственная жизнь.
Так бы и Миша поступил, но только сейчас он использовал для грязной работы Управление.
— В таком случае, зачем заявлять, что ты можешь обеспечить мне безопасность, когда очевидно, что ты не можешь обезопасить самого себя?
Он встал и направился ко мне, его серебристые глаза странно блестели. Это был взгляд хищника на охоте, хищника, который узрел свою добычу и не собирался ее упускать. Когда Келлен смотрел на меня таким же взглядом, мой пульс учащенно бился от волнения, Мишин же взгляд лишь выводил меня из себя. Куинн был прав — Мише не нужна любовь, ему требуется обладание. Обладание мной, а не моей любовью.
Но с другой стороны, если учесть чем он являлся и как был воспитан, может быть, обладание было единственным, что он знал и понимал? Мог ли кто-нибудь, кто никогда не знал любви, нежности или заботы, отвечать тем же?
Видя, как Миша величавой поступью приближается ко мне с этим взглядом в глазах, я сильно в этом сомневалась.
Он уперся руками о стену по обе стороны от меня, и наклонился ближе. Я уперлась рукой в его грудь, не сильно, но достаточно, чтобы не позволить ему поцеловать меня. И все же его дыхание овевало теплом мои губы, а аура укутывала меня пеленой жара и страсти.
— Ему известно о Фравардин. Он знает, что они преданы мне, и только мне. — Он налег всей массой на мою ладонь, проверяя мою силу и волю. — Я предупредил его — если с тобой что-то случиться, они выследят его и убьют.
Я была удивлена. Вглядевшись в его глаза, я не заметила в них лжи, как и не почувствовала ее в сказанном им.
— Зачем бы тебе это делать? Почему бы не использовать их, чтобы защитить себя таким же способом?
Он поднял руку и провел пальцами по моей щеке. Его прикосновение было ледяным по сравнению с огненной страстью обдирающей мою кожу.
— Какой в этом смысл? При любом раскладе я буду мертв через пять-шесть лет.
— Но если ты не используешь их для самозащиты, то можешь быть мертв через пять-шесть дней. — Или пять-шесть часов.
— Пока я жив, Фравардин сделают все возможное, чтобы защитить меня. Когда я умру, они будут охранять тебя.
Меня пробрала дрожь от одной мысли о том, чтобы обзавестись парочкой призрачных созданий, неотступно следующих за мной для защиты.
— Зачем бы им утруждаться, когда ты умрешь, и они будут перед тобой в расчете?
Сила его ауры достигла наивысшей точки, омывая меня жаром по силе не уступающим самому солнцу. По моей спине начал струиться пот. И хотя мои щиты были воздвигнуты на полную мощь, мне все равно было трудно игнорировать нападки на мои чувства.
— Затем, что это прописано в моем завещании — они продолжат получать вознаграждение, а так же земельное владение в Гисборне[33], где в настоящее время проживает их племя, при выполнении определенных условий.
Призракам платят? Насколько странно это звучит?
— Могут ли они быть убиты?
— Любой живущий может быть убить. Правда, трудно убить то, чего не видишь.
— Если твой босс знает о них, то, вероятно, он знает и о том, что может их убить.
— Несомненно. Проблема в том, что в отличие от вампиров, они не обнаруживаются в инфракрасной области спектра, и ты первая, кого я знаю, кто на самом деле почувствовал их.
Очевидно, первая, кроме него самого.
— Поэтому я не такая как все, и поэтому ко мне притягивает придурков, которые бесят меня. — Я оттолкнула его. Прохладный воздух заструился по моей коже, вызывая столь же приятные ощущения, как вода в жаркий день. — Ты должен рассказать мне о своем боссе.
В его глазах вспыхнуло раздражение.
— И дать тебе повод уйти? На мой взгляд, этого не стоит делать.
— Тогда расскажи мне о Роберте Уитби — она альфа Хэлков, не так ли?
Миша кивнул и скрестил руки на груди.
— Стая получает долю с криминального вымогательства.
— Роберта внедрила своего сына в правительственные ряды?
Он улыбнулся.
— Нет. Истинная власть страны зачастую заключена не в браздах правления бюрократического аппарата, а в моще преступных синдикатов.
Я подняла бровь:
— В смысле?
— Разве не часто говориться, что Якудза — истинная власть в Японии?
— Но все же, здесь они — никто.
— Нет, но все же здесь есть преступные синдикаты, и некоторые из них чрезвычайно сильны, даже вплоть до наличия «родства» с некоторыми правительственными ведомствами.
Было ли Управление одним из этих ведомств? Послужило ли это тому, что Готье стал стражем? Учитывая, что Алан Браун, специалист по подбору персонала, подвергался шантажу, не нужно быть гением, чтобы догадаться о его вероятном посредничестве между Управлением и тем, кто создает мутантов. Но как же так вышло, что Джек и Роан не смогли обнаружить способ передачи сообщений?
— Я — немногим больше приближенного секретаря, — вкрадчиво сказала я. — Откуда мне знать о подобных вещах.
— Тогда узнай, потому что человек, которого ты ищешь, теперь возглавляет один из синдикатов, и он планирует стать единственным в этой сфере.
Я изучающе рассматривала его с минуту, а затем произнесла:
— Полагаю, он сменил, а не свергнул прежнего руководителя?
Миша кивнул.
— Значительно легче стать на чье-то место, а не прокладывать себе путь по головам.
— Но как? Если человек так могущественен, как ты говоришь, он должен быть весьма осторожным, чтобы допустить чужаков рядом с собой.
Миша холодно и самодовольно улыбнулся.
— Касательно давних любовников, он не слишком осторожничал.
— Роберта?
Он кивнул.
— Стая Хэлки долгое время выполняла за него грязную работу. Когда Роберта вернулась на сцену после многих лет работы в лабораториях Роско, она использовала влияние своей ауры, чтобы очаровать мужика. Они были любовниками три года, пока не произошла замена.
Достаточно долгий срок для того, чтобы стать доверенной любовницей. Достаточно долгий, чтобы узнать его образ жизни и секреты.
— Выходит, эти лаборатории, где проводятся скрещивания — не недавние новшества, как ты меня уверял, уже какое-то время они существует под прикрытием преступного синдиката.
Миша опять согласно кивнул.
— Талон и я были единственными, кто на самом деле создал собственные лаборатории, хотя в случае с Талоном, он просто продолжил работу нашего лабораторного отца.
Потому что у него остались исследовательские записи родителя.