Тось непроизвольно сглотнул слюну. Цинька, конечно, не отличалась умом и сообразительностью, и готовила только самые простые блюда, но то, что она готовила! Это было нечто.
— Ладно, неси сейчас, — решил Тось, вешая влажное полотенце Циньке на плечо. И криво усмехнулся. — Только мигом, а то там меня гости ждут!
Цинька рассмеялась, будто это была невесть какая шутка, и, стуча пятками, умчалась на кухню. Тось успел только заглянуть в дальний чулан, отведенный под туалет, как она уже вернулась, таща широкое блюдо, уставленное тарелками. Запах от них шел… умопомрачительный. Наскоро сполоснув руки, Тось уселся за стол и на некоторое время выпал из реальности.
— Сколько их там, не знаешь? — небрежно поинтересовался он, дожевывая последний блин с куском ветчины и сыто отваливаясь от стола.
— Не знаю, не видела, — равнодушно отозвалась Цинька, собирая пустые тарелки на блюдо. — Наши говорят, много. Чуть ли не весь Тирту собрался. Я ж завтрак готовила, когда мне на них глядеть?
— Чего? — удивился Тось, поднимаясь из-за стола. — Какого лешего городским здесь понадобилось?
Цинька не ответила, да он этого и не ждал. Резко сдернул с гвоздя теплый шерстяной плащ, черный, разумеется, и быстрым шагом отправился на улицу.
Там его уже ждали. Все зомби в полной боевой готовности находились на стенах, по лестницам резво носились скелеты из обслуги, поднятые Тосем сначала ради смеха, но потом доказавшие свою полезность. Вояки из них были, конечно, никакие, но принести лишний пучок стрел или забросить комья смолы в разогретые котлы они были вполне способны.
На вышках суетились личи, проверяя стационарные заклинания и устанавливая дополнительную защиту. На башне, расположенной над воротами, крутились частично трансформировавшиеся литераторы, что-то высматривающие и вынюхивающие у непрошенных гостей с той стороны высокого забора.
От такой активности подчиненных Тосю стало немного не по себе, но он стряхнул это ощущение, как пес выплеснутую на него воду. Да что они могут ему сделать, эти горожане? К нему уже столько таких приходило, и не сосчитать. Вот ничему людей жизнь не учит. Сначала наемников присылали, теперь сами пришли. Думают, они круче наемников? Идиоты.
Сцепив зубы и надменно выпятив подбородок, Тось поднялся на башню. Заметив его, прозаик быстро принял человеческий облик и подобострастно поклонился:
— Доброе утро, Ваше Темнейшество! Проснулись уже?
Поэт же в этот момент поднял к небу полностью волчью голову и громко завыл. Тось удивленно посмотрел на него. До этого он ни разу не слышал, чтобы поэт вообще издавал какие-либо звуки.
— Леций, ты чего?
Поэт обернулся к Тосю уже человеческим лицом и ожидаемо промолчал. За него ответил прозаик.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Темнейшество! Мой друг с некоторых пор осознал, что вой в волчьем облике погружает его сознание в особое состояние, близкое к тому, когда его посещает муза. К вдохновению, иными словами. Поэтому он теперь воет при каждом удобном случае. Впрочем, сейчас он завыл по делу. Смотрите, там внизу к вам целая делегация. Мы с ними еще час назад договорились, что сообщим, когда вы выйдете. Чего им напрасно на ветру стоять, правда же?
Тось только сейчас глянул вниз и обнаружил на подступах к воротам чуть ли не целый военный лагерь. Были разбиты несколько палаток грязно-зеленого цвета, горели костры, вокруг которых грелись люди. Много людей. Навскидку тысяч пять. То есть, примерно столько, сколько обычно собиралось в праздничный день на центральной площади Тирту перед Дворцом Заседаний Этического Совета.
Тось невольно поежился. Ветер дул действительно холодный.
— Пожалел, значит, бедных, да? — недобро оскалился он в сторону прозаика.
К удивлению Тося тот даже не попятился. И еще улыбнулся.
— Конечно, пожалел, Ваше Темнейшество! Нам же с ними еще вместе жить. После того, как вы их упокоите, а потом поднимете. Надо же начинать отношения налаживать!
— Хм, — с точки зрения Тося это была вполне здравая мысль, — ладно. Они не сказали, какого демона им здесь понадобилось?
— Сразиться с вами желают, чего же еще?
— Ничего в этом мире не меняется, — философски заметил Тось.
— Золотые слова, — поддержал прозаик.
Тось слегка поморщился, лести и подобострастия он никогда не любил. К тому же ему показалось, что в голосе прозаика прозвучала нотка сарказма. Впрочем, реагировать на это было глупо, особенно в нынешних обстоятельствах.
— Ну где они там? Долго еще ждать?
— Да вон же они! — прозаик протянул руку, показывая на один из костров, от которого отделилась небольшая группа человек в десять-пятнадцать. — Целую делегацию к вам выслали. Смотрите, даже глашатаи есть!
Волчье зрение не подвело прозаика, действительно, через пару мгновений Тось тоже смог разглядеть шествовавших по бокам от основной группы четверых разодетых в яркие одежды глашатаев с трубами в руках.
— На этот раз решили убить меня красиво, чтобы все было честь по чести!
— Может, они не убивать? — без особой надежды предположил прозаик, во все глаза разглядывая приближающуюся процессию. — Может, с просьбой явились?
— Как же, дождешься от них. Узнаешь кого-нибудь?
— Нет, — прозаик покачал головой, продолжая вглядываться. — Первыми идут вроде профессор Карлоний и два члена Этического Совета. Остальных не вижу, они в плащах с капюшонами, да еще вниз смотрят.
— Ничего, сейчас все станет ясно.
Последующие несколько минут они провели в молчании, дожидаясь, пока медленно шествующие посланники города Тирту не доберутся до своей цели. Наконец, когда до рва осталось не больше нескольких шагов, группа остановилась. Глашатаи, шедшие по бокам, приняли красивые позы, вскинули свои трубы и громко протрубили семь раз.
— Точно убивать, — нехорошо оскалился Тось.
— Теперь я, пожалуй, с вами соглашусь, — кивнул прозаик.
Оттрубив, глашатаи опустили трубы, уперев их в колено. Вперед выступил профессор Карлоний. Один из тех, кто стоял сбоку и немного позади него, опустился перед профессором на колено, протягивая украшенный золотом ларец. Карлоний открыл его и вынул свиток с прикрепленной к нему большой алой печатью.
Тось восхищенно присвистнул. Большая алая печать! Ею скрепляли только самые важные документы. Вот это уважение ему оказывают! Карлоний развернул свиток, прокашлялся и его голос, усиленный наложенным на свиток заклинанием, разнесся по всей округе:
— Свободный город Тирту обращается к некроманту, именующему себя Антосий Черный!
— Давай уже, рассказывай, с чем пришел! — нетерпеливо буркнул себе под нос Тось.
— Антосий Черный, твои беззакония переполнили чашу терпения богов и людей! — торжественно объявил Карлоний.
— Вот прям так и переполнили? — голос Тося начал сочиться ядом. — И боги, конечно, вам нажаловались!
— Твои мерзости и пакости не дают жителям Тирту спать спокойно и заставляют чувствовать себя виновными перед богами за то, что допустили, чтобы рядом с ними творились такие отвратительные вещи!
Тось расхохотался в голос. Как же, не дают спать его мерзости и пакости! Он уже почти год здесь живет, давно бы уж жители Тирту померли от недосыпа, если б не спали! Тось сомневался, что они вообще о нем вспоминали все это время. Ну за исключением того времени, пока длился суд, разумеется.
— С благословения всех семерых богов город Тирту вызывает тебя на бой, Антосий Черный!! — вдруг громко возопил профессор Карлоний. — Выходи и прими свою судьбу, проклятый некромант!
Ну почему сразу проклятый?! Донельзя раздраженный Тось выругался и хотел сразу ответить, но поэт жестом остановил его. Прозаик тем временем метнулся к задней стене и, подпрыгнув, шлепнул по грубо намалеванному зеленой краской кругу, шириной в полторы ладони.
А, точно, заклинание громкоговорения, вспомнил Тось. Его один из личей установил пару недель назад. А то непорядок, что величайшему некроманту всех времен приходится кричать, как какой-то деревенской бабе из-за забора.
