Раньеро вздохнул.
— Ни слова неправды, и ни слова о том, что меня интересует. Эх, мне прямо даже жаль, что Совет приговорил выставить вас всех из города. И я не готов сейчас идти за вас против остальных в одиночку. Но я бы побеседовал с вами ещё. С вами обоими.
— Выставить из города? — заинтересовался Сокол. — Когда же?
— Завтра, сразу после рассвета.
— И куда?
— Порталом в сторону ваших земель. Дальше сами разберётесь.
— Если портал поможет нам сократить путь, лично я буду только рад, — пожал плечами Сокол. — Что ж не прямо сегодня?
— Так темно уже. Что ж мы, совсем звери какие, что ли? Отправитесь по свету. Я даже запустил вашего келаря с подручными в мои кладовые, пусть запасёт всё, что не успел купить. Так ему и сказал — бери всё, что сможешь унести.
— Я надеюсь, он догадается взять размолотых зёрен арро, — Сокол подмигнул Лизавете.
— Было бы неплохо, — кивнула она.
— О вашей любви к этой отраве уже легенды ходят, — улыбка на лице Раньеро выглядела… странно. — Удивительная женщина, — глянул он на Сокола. — Пьёт арро, смотрит в глаза и рассказывает истории. Чем вы занимались дома, госпожа Элизабетта?
— Работала хранителем сокровищ, — буркнула она.
— Сторожили сокровищницу что ли? — удивился тот.
— Нет. Сторожили другие. А я систематизировала, описывала, показывала, выдавала. И старалась содержать документы в порядке.
— Я бы послушал, — Раньеро внимательно на неё смотрел. — У меня есть сокровищница, и мне не помешал бы обученный хранитель.
— Я, подобно господину Фалько, связана с господином Астальдо обещанием, и не могу его покинуть до окончания паломничества, — ответила Лизавета.
Это что, предложение работы? Или совсем не оно?
— Хорошо, я постараюсь найти возможность поговорить с вами об этом, когда ваше паломничество успешно завершится.
— Не моё, господина Астальдо.
— Ну да, ну да, — и глянул на Фалько. — Мальчишку моего возьмёшь?
— Который к нашим прибился?
— Галеотто, — кивнул Раньеро. — Он — единственный сын моей покойной сестры, ты должен её помнить.
— Помню, как же не помнить Фьореллу, — улыбнулся Сокол.
— Мальчишка хочет в Фаро — в школу Луча. Ты видел, он кое-что умеет, но может больше. И там ему дадут более разностороннее образование, чем мог бы я.
— Отчего не взять? — пожал плечами Сокол. — Пусть собирается.
— Благодарю, — Раньеро кивнул. — Фалько, ты придумал, как отрекомендовать меня твоему сыну? Боюсь, я готов настаивать на рекомендации, она мне необходима.
— Как говорит госпожа Элизабетта — если я подписываюсь на что-либо, то потом это выполняю, — Сокол снова подмигнул Лизавете. — Давай руку.
— Руку? Какую и зачем?
— Любую. Надо.
Раньеро протянул Соколу правую руку, тот взял ладонь и произвёл с ней какие-то манипуляции. На запястье с внутренней стороны появилась отметка черного цвета — птица, вписанная в круг.
— И что это? — не понял Раньеро.
— Покажешь Маттео при встрече. Он уберёт.
— При какой такой встрече? — нахмурился Раньеро.
— А ты думал, я тебя за руку к нему отведу? — рассмеялся Сокол. — Или ты придёшь в контору, а тебя там уже ждут с твоим — как его там? — дурианом? дурицием?
— Дураментумом, — ответил Раньеро, не спуская с Сокола глаз. — Что ты предлагаешь с этим делать? И где мне искать Маттео?
— Ну что ты как маленький, в самом-то деле! Придёшь в контору, покажешь печать, скажешь, что тебе нужно встретиться с Маттео. А дальше — кто из нас двоих портальщик? Очевидно, не я. А Маттео тебя как минимум выслушает. Ну и не убьёт в процессе разговора, даже если ты будешь нарываться, а ты будешь, скорее всего. Или он будет, и ты обозлишься. Я же буду витать над вами незримой тенью и не дам друг друга поубивать.
Сокол веселился, Раньеро хмурился.
— Скажите, — встряла Лизавета. — А что такое этот… дураментум? — спросила она заговорщическим тоном.
— Вещество, полезное при обработке древесины для кораблей, — ответил Раньеро. — А вы что подумали?
— Да мало ли! Магическое средство, неизвестная еда, наркотик, драгоценный металл, — накидала она предположений.
Просто так, чтобы отвлечь Раньеро.
— Обработанный этим веществом материал меньше подвержен гниению, — пожал плечами Раньеро. — Тут всё прозрачно. А добыть и доставить сюда его без помощи нашего друга, — он кивнул на Сокола, — и его семьи затруднительно.
— Поняла. Что ж, господин Раньеро, приятно было побеседовать. Успеха вам в ваших начинаниях. Сейчас же я прошу вас выделить мне сопровождающего, чтобы я смогла сходить умыться и лечь спать. Если мы завтра с рассветом куда-то отправляемся, то это уже нужно сделать.
Раньеро встал и вышел в коридор. Сокол подошёл к Лизавете.
— Вы уверены? Он уйдёт, рано или поздно.
— И снова оставит вместо себя охранника, сторожить наше с вами целомудрие, — рассмеялась она. — Да, он готов обращаться с вами хорошо, потому что ему от вас кое-что нужно, но не более того. Да и мне показалось, что вам с ним просто нужно поговорить.
— Наверное, да, — не стал возражать Сокол. — Тогда — доброй вам ночи, госпожа моя.
— И вам. Увидимся завтра и поедем обратно. Ну или куда там будет нужно господину Лису.
Он поцеловал ей обе руки, сначала одну, потом другую — её прямо встряхнуло от прикосновений его губ.
Появился давешний охранник и с ним — Лауретта. Видимо, это и было сопровождение.
Лизавета простилась с Раньеро, под надзором заглянула в гостиную и убедилась, что с Тилечкой и мальчишками всё хорошо, и пошла к себе — взять всё для умывания.
3.19 Лизавета переживает неприятный разговор
Лизавету разбудила затемно Лауретта — накануне они договорились об этом. Ведь если куда-то отправляться с рассветом, то нужно собрать вещи!
Её всё ещё не пускали ходить по дому в одиночестве, поэтому умываться она ходила с той же Лауреттой, а после заглянула к Тилечке — та уже давно встала, и её вещи были собраны.
— Тилечка, давай так: ты помогаешь мне собраться, а я тебя заплетаю.
— Конечно, госпожа Элизабетта. Я вам и без этого помогу, но вы заплетаете красиво, у меня самой не получается, я вчера пробовала.
— Вот и ладно, а поедим потом.
Так и получилось, что когда в комнату Лизаветы зашла без стука и какого-либо иного предупреждения Катарина Дориа, они с Тилечкой заталкивали в тюк лизаветино парадное платье.
Она оглядела комнату, Тилечку и Лизавету. Лизавета очень остро ощутила, что одета в мужской костюм безо всяких украшений — в дорогу ведь. Незваная же гостья была в золотом платье с кружевным воротником и манжетами, в изящном чепце, похожем на кокошник, и обшитом жемчугом, с прозрачной вуалью. И не скажешь, сколько ей такой лет — пятьдесят или двадцать пять. Впрочем, взгляд тяжеловат для двадцати пяти.
Катарина бросила брезгливый взгляд на Тилечку.
— Вон, — бросила она, и кивнула на дверь.
Тилечка подняла глаза на Лизавету.
— Ступай, детка, позже доделаем, — и не надо тебе хрень всякую слушать.
А то, что будет хрень, ощущалось задницей на «раз». Лизавета затянула шнурки у мешка и выпрямилась.
Вообще опыт разговоров с неприятными посетителями был, и немалый. В школьные времена к ней, как классному руководителю, приходили родители неуспевающих и прочих проблемных детей. В вузовские — в зачётную неделю и в сессию косяками шли студенты со словами «А почему мне «три»? А мне не надо «три»! А в фондовской жизни время от времени попадались фрукты, которые когда-то сдали в музей что-то, а теперь хотели забрать назад, но увы, если предмет был принят на основной фонд, то легальных возможностей это сделать не существовало. И почему-то такую простую мысль было очень сложно донести. Как же, это же был его фотоаппарат, почему он не может забрать его обратно и продать коллекционерам? Или — это была фотография его дяди, а сейчас дяде будет сто лет, и на юбилее он хочет видеть эту фотографию!
