— Вот сразу бы так, — одобрила Лизавета.
Рыжий ушёл, его некоторое время ждали, потом пришёл, но не один, а ещё с двумя и давешней служанкой Лауреттой.
— Вот с ними пойдёте, — кивнул на всех троих.
— Да хоть полк солдат давайте в нагрузку, — фыркнула Лизавета. — Благодарю вас.
— Ох, простите уж, госпожа, но так велел господин Раньеро, — запричитала Лауретта. когда они вошли в Лизаветину комнату.
— Да я понимаю, служба, — кивнула Лизавета. — Сходите со мной вниз? А то после ночи этой суматошной так и не получилось себя в порядок привести.
— Схожу, госпожа, как не сходить, — кивнула та.
— А Тилечка моя где?
— В гостиной сидит, и молодые господа там же. Их тоже охраняют — на всякий случай, так сказали.
Сидит — значит, в порядке. С мальчишками — значит, присмотрят в случае чего.
Далее Лизавета снимала праздничное платье и раскладывала его на постели, чтобы проветрилось, и клятый корсет. И почесаться, мать его, почесаться! И согнуться можно, и разогнуться, и дышать тоже проще, что уж говорить. И ребра сдавились, дышать полной грудью больновато. Надела простую юбку и сверху плащ, взяла с собой чистое бельё и кучу моющих принадлежностей, и потом они с Лауреттой под охраной проследовали вниз, в купальню. Там Лизавета наконец-то обрела человеческий вид, а не «я упала с сеновала, тормозила головой». Даже голову помыла — а что, пусть сохнет.
Лауретта тем временем болтала про новогоднюю ночь — о великом чуде. О том, что сначала помер старый Витто, и ещё Джанни с Марией, эти-то молодые, и здоровые-сильные, но понесла ж их нелёгкая в постель, да не по-быстрому, как в эту ночь все делают, а прямо вот как будто год не виделись! Там и уснули, ясное дело, и не разбудили их на рассвете! А потом, говорят, где-то грохнуло, какая-то магическая вспышка случилась, и не поверите, они же в себя пришли! Ничего не помнят — ни как в постель пошли, ни как померли, а сама видела, сердце ни у одного не билось! А потом — раз! и дышат. И служителя из Храма приводили, он их посмотрел, а потом ещё вашего, госпожа, орденского мага, и недобрую целительницу, что при нём. И они оба тоже посмотрели — и сказали, что без сомнения, живы, а раз на них диски солнечные и молитву они говорят, то тёмными тварями быть не могут никак, и это чудо, не иначе.
По болтовню о чуде они поднялись наверх, Лизавета под присмотром занесла умывалки в комнату, надела лиф от простого платья, прицепила на него подаренную брошь, расчесала волосы. Убирать и прикрывать чепцом не стала — пусть сохнут. Кому некомфортно — пусть застрелится. Или не смотрит. И сообщила, что её можно вернуть в комнату господина Фалько. Потому что сидеть под стражей лучше в хорошей компании.
3.17 Лизавета ужинает с Фалько
Господин Фалько обрадовался её приходу, рассказал, что воодушевился примером и затребовал еды, должны принести. И правда, принесли, да не пожалели — и закусок, и мяса с рыбой, и сладостей, и кувшин вина. Сокол посадил Лизавету у тёмного уже окна, взмахом руки зажёг свечи в канделябре — охранник дёрнулся со своим «магию нельзя», но на него даже не обернулись.
Вспоминали прошлую ночь. Где были, что делали, что видели. Уж конечно, Лизавете хотелось обсудить всё с кем-то. Её больше всего интересовали случившиеся смерти после услышанного известия о чуде — бывает ли так всегда или это исключение? Сокол похмыкал, но сказал, что на то оно и чудо, чтобы быть исключением. А вообще он ранее ни разу с таким делом не сталкивался.
Встрепенулись, когда догорела последняя свеча и комната погрузилась в темноту. В коридоре где-то светил факел, у двери посапывал на лавке охранник. Можно было перепорхнуть через него и пойти тихонько посмотреть — кто, где и что делает. А можно и не ходить…
Сокол взял её правую руку, ощупал пальцами браслет с шармами.
— Что это у вас за странное украшение? Всё хочу спросить, и всё не до того.
— Почему же странное — нормальное. Наверное, это разновидность мечты о магии — всё то, что любишь или хочешь любить, вешаешь в миниатюре к себе на браслет. И носишь. И радуешься.
— И вы сами подобрали все эти мелкие фигурки и шарики?
— Да. Стеклянные ягоды мне сделали на заказ, а остальное я подбирала… в ювелирных лавках.
Главным образом — в дешёвых сетевых магазинах и на алиэкспрессе. Но он не в курсе, что это такое.
Он подвесил в воздухе небольшой светящийся шарик — только чтобы осветить их руки — и стал рассматривать.
— У вас тоже растут яблоки, и клубника, и малина.
— Что-то растёт, что-то привозят.
— А зелёный?
— Это крыжовник. А это просто божьи коровки… ползут.
— А это замок?
— Да. Я люблю замки.
— У вас строят замки?
— Строили давно. Лет так тысячу назад. Или пятьсот. И не у нас, а в других местах, туда надо долго ехать.
— Краб и осьминог, мило. И лодка, это ведь лодка с парусом?
— Да, и к ним ещё маяк. Для меня это, как и замок — история о путешествиях, а я люблю путешествовать. И вот ещё земной шар.
— Что есть земной шар?
— Ну как вам сказать. Наша земля, она круглая. У вас вот земля круглая? Или стоит на трёх китах и большой черепахе?
— О, я понял, о чём вы. Я слышал о людях, которые обошли вокруг света, они выходили из порта Кайны, или Ниаллы, и через год-другой возвращались. И рассказывали удивительное, а их корабли несли на себе следы штормов и дальних берегов. Я тоже хочу когда-нибудь обойти вокруг света и увидеть всё своими глазами.
— Да вы и сможете, я думаю. У вас же есть корабли, и вам не нужно думать о хлебе насущном.
— На самом деле нужно, но не так, как портовому рабочему, который занимается погрузкой этих кораблей, и не как плотнику, который строгает для них доски.
— Я думаю, у вас получится.
— Книга и чашка. Неужели арро? Который вы зовёте кофе.
— Да, это про кофе. И чайник про него. Жаль, не купила ещё кофеварку.
— А кто подарил вам это милое сердечко?
— Никто. Я сама собирала этот браслет. И ещё один, но второй остался дома.
— Оказывается, в этой милой вещице больше смысла, чем в том мешке жемчуга, который носит на шее встретившая нас утром госпожа Катарина. Кто бы мог подумать! А колец вы не носите, — он перебирал её пальцы, а она сидела, как будто так и надо.
— Ношу, у меня даже есть одно с собой. Просто не надела.
— А вот здесь вы как будто долго носили какой-то артефакт, — он в своих исследованиях добрался до безымянного пальца её правой руки. — На этом пальце есть некое странное послевкусие.
— Ой, да почему сразу артефакт! Обручальное кольцо там было. Да, я носила его двадцать лет.
— У вас принято на свадьбе надевать на невесту кольцо?
— На невесту во время помолвки. Но на меня никто ничего не надевал, мы были бедные. А потом, во время свадьбы — обмениваются гладкими обручальными кольцами.
— И носят их потом оба, что ли?
— Да. Точнее, кто-то носит, кто-то нет.
— А если расстались? Вы вроде говорили, у вас это возможно?
— То снимают. Я своё дочери в подвеску переделала.
— И можно сразу увидеть — свободна дама или нет.
— Да. Некоторые специально не носят или снимают. Постойте, а у вас как? Не кольца?
— Можно обозначить принадлежность женщины к твоему роду и кольцом, конечно, но магическим браслетом — вернее.
— Его не снимешь?
— Он проступает на коже во время обряда. И держится до смерти одного из супругов.
— А если не маги?
— Нет разницы.
— А если супруг умер?
Он глянул на свои руки, повертел.
— Видите — нет ничего.
— Вижу. А как это — мгновенно появляется? Или с вами во время обряда проделывают магические манипуляции? Или… во время подтверждения брака?
— Вы имеете в виду телесную связь? Да, она закрепляет обряд. Но обычная нормальная свадьба — это изрядная тягомотина, много действий почти на сутки. Так что времени хватает на всё.
— И у вас тоже так было? Почти на сутки?
