которая успела наградить уже вторым внуком. — С первым-то долго маются.
— А ты не смотри, что такая тоненькая, — утешал успевший изрядно набраться Шеймус, всё больше наваливаясь на «крестника», как в шутку прозывал Джерарда после того, как освободил его от чар. — Они ж…ж… ж живучие, как кошки.
Перед Джерардом стояла нетронутая кружка вместимостью с хороший жбан. Шеймус смущённо крякнул и поспешил налить себе ещё — до того неловко было смотреть на молодца, который без страха шёл на любой риск, а тут сидел немой и неподвижный, как мертвец, весь обратившись в слух.
К полночи Пэдди сделался красен, как петушиный гребень, только голубые глаза всё больше стекленели и взглядом устремлялись в незримые дали. Шеймус жалел «крестника» почти до слёз, и даже Колума удалось подпоить, и тот с непривычки тотчас окосел. Теперь из-за двери раздавались уже не стоны, а крики. И едва ли не на каждый этот вскрик все трое повисали на Джерарде, которого ветром сметало с места.
— Куда рвёшься! — трезвея, увещевал Шеймус. — Не мужское это занятие. Бабы мои там, они-то знают, чего делают. А ты ей чем поможешь?
Уговоры покуда действовали. Парень сверкал глазами, что начинали мерцать зелёным в свете огня, впрочем, приятели были достаточно пьяны, чтобы не придавать значения этой маленькой странности.
— Тут, браток, наше дело — сторона, — сонно бормотал Шеймус. — Чего ж теперя… токмо ждать.
Принялись, в который уже раз, расспрашивать Джерарда о прошлом: что, да как, да кто таков, да кто она, да как случилось… Какое-то время уж и расспросы оставили, чего с него добьёшься, с молчуна? Только себе вопросами язык истреплешь.
Но, видать, чтоб не подвинуться умом от беспомощности, Джерард начал рассказывать. Мужики пораскрывали рты, не сразу и уразумев, что камень заговорил. А поняв, принялись усиленно слушать. А послушать было что…
В завершение ко всему оказалось, что вождь знал, кем был чужак, и позволил остаться с невестой, поставить этот дом. Кое-какие навыки у выученика сидхе всё ж таки остались, из тех, что не требуют магии, да и магия была, так, больше понарошку, но глаза отвести, наслать слабенький морок — чего же лучше? Спервоначалу поладили, как по рукам ударили: ты мне, мол, я тебе, — но после и покрепче сдружились. Вождь и на свадьбе подле жениха стоял, и подарками одаривал, да не за одну помощь.
Как оказалось, был он от крови старого друга им обоим, Джерарду и Ангэрэт, и от крови мачехи Ангэрэт — вот как чудн`о случилось! Ангэрэт, вестимо, не одну ночь проплакала, что, так уж вышло, пережила всех, кого знала, на сотню лет, девичья натура к слезам чувствительна. А так — хоть напоминание о старом друге, которому едва ли не жизнью обязаны, — а всё же радостно.
А вождь им, в свой черёд, порассказал, что знал о лихом предке, который ускакал из-под самого носа мятежников, из гущи заварухи, да ещё и жену ард-риага с собою прихватил, хоть кое-кто и говорил, что та и сама была совсем даже не прочь. Словом, второму супругу под стать. Многих других позабыли, а об этой паре до сих пор рассказы ходят. Пожар тогда вскорости разгорелся на всю страну. Все со всеми дрались без продыху. А Стэффен — так того друга звали — по-горячему-то и отвоевал себе немалую делянку. Всех одолел: и отца, и братьев, которых было у него, как не у всякого кота. И остался в королях, да с молодой красавицей-женой, которая, по слухам, сама была не из тех, которые только за прялкой сидят. Как же, усадишь такую за прялку! И не прялкой она вовсе орудовала, а мечом, да обок с мужем. Только тогда и засадил под замок строптивицу, когда та уже дитё носила. Лихая была девица!
А вот про старую няньку ничего вождь не знал. Не сохранила людская память воспоминания о ней.
Ночь свернула за половину. Джерард не глядя выпил кружку, как воду в жажду, не чувствуя вкуса. Шеймус крякнул, глядя на это.
Замаячил серенький рассвет. Колум спал за столом, по-детски подложив под щеку ладони. Джерард молился, закрыв руками лицо.
К шуму за дверью они настолько уже прислушались, что не заметили перемены. Шум стал громче, за ним последовало оживление, за дверью засновали, задвигались. Как вдруг стукнуло о притолоку, и вышла мать Шеймуса, утирая лицо снятым с седых волос платком. Мужчины, сами не зная, с чего, встали, даже не успевший проснуться Колум. Джерард поднялся медленно, как перед подошедшим палачом. Ладони его сомкнулись на краю стола.
Старуха улыбнулась, кивая головой.
— Она?.. — рвущимся голосом спросил хозяин.
— Устала, голубка, — улыбалась старуха. — Устала, тебя зовёт.
— А… — мужчина вздохнул и поднял склонившуюся голову, — ребёнок?
Женщина рассмеялась, уперев руки в бока и колыхаясь всем телом.
— Ребё-онок! Гли-ка что! А выбирай, которого тебе? Оба хороши, но, раз уж двоих много, так одного-то я себе возьму!
Пэдди расхохотался, стуча онемевшего отца по плечу.
— Ай, молодец! Двоих парней спроворил!
Но поздравлять уж было некого: Джерард метнулся к жене, походя переставив с пути не успевшую отойти повитуху, так, что та только ойкнула, очутившись на новом месте.
А там жена Шеймуса встречала его с широкой улыбкой, держа в каждой руке по белому свёртку. И протягивала слабую ещё руку Ангэрэт, ставшая вдруг какой-то нездешней, иной, творящей чудеса, но любимой прежней любовью. Прежней, разве что намного б`ольшей. Джерард подошёл к ней, уткнулся лицом в её ладони и впервые в жизни смеялся и плакал одновременно.
* * *
Шли годы, в потаённом доме зазвучали новые голоса. Широко разрослись посаженные когда-то яблони, и каждый Бельтайн дом окутывался пьяным ароматом доброго волшебства. Уходили без возврата старые друзья; вождь, к имени которого уже давно не прибавляли «молодой», отстранился от битв; и лишь Джерард и Ангэрэт словно застыли вне времени, лишь зима едва коснулась их волос, что стали уже не такими рыжими и золотыми, как когда-то, когда там, где теперь этот дом, стояла лишь старая хижина, где они впервые были счастливы.
Но однажды ушли и они, ушли, как уходят в сказках, в один день, и дети их не проливали слёзы, будто они и впрямь — просто ушли. Как уходили когда-то, с улыбкой посмотрев друг на друга и, взявшись за руки, вместе переступили порог. Быть может, не зря тогда стояла ночь Зимних Костров, самая колдовская ночь в году, когда поверить не зазорно и в такие чудеса. Будто бы Дикая Охота чуть дольше задержалась здесь —
