— Мы снова это делаем? Где ты притворяешься, что влечение, которое мы чувствуем, не более чем похоть.
— Я не притворяюсь. Я пришла сюда, чтобы убить тебя. То, что мое тело хочет тебя трахнуть, не означает, что у меня есть к тебе какие-то чувства, — выплюнула я. — Это снимает стресс. Преодолевает напряжения. Или, может быть, это потому, что ты знаешь, как доставить удовольствие женщине, и мне это понравилось. Или, может быть, я повреждена и сломлена. Что бы это ни было, это ничего не значит.
— И это все? — его губы сжались в жесткую линию.
— Вот и все. Ты знаешь, что между нами больше ничего нет. Я говорила тебе это сто раз. Я ненавижу тебя. Как я могла бы не ненавидеть? Ты убил моих людей. Ты убил моего отца. Я видела, на что ты способен. Я видела твою тьму.
Я произнесла эти слова с такой решимостью, что сама почти поверила в это.
— Я мог бы сказать то же самое о тебе, принцесса.
Он придвинулся ближе ко мне, тени, отбрасываемые угасающим огнем, подчеркивали все изгибы его мышц.
— Я видел, как ты приветствовала гнев, когда вонзала свой меч в плоть. Я видел, как ты убила безоружного человека без угрызений совести. Эта тьма, о которой ты говоришь? Возможно, это моя тьма привлекает тебя. Подобное взывает к подобному, астери.
— Я совсем не похожа на тебя, — сказала я сквозь стиснутые зубы.
Но он затронул что-то глубоко внутри меня. Что-то, что я не хотела выпускать. Я отбросила это, не желая разбираться в чувствах, бурлящих в глубине.
— Я сделала то, что должна была сделать, и я продолжу делать то, что должна.
Я подняла свой брошенный кинжал, нацелив острие на него. Он шел вперед, пока лезвие не коснулось его обнаженной груди, прямо рядом с уже зажившей раной. У меня перехватило дыхание, но я стояла на своем.
Райвин ухмыльнулся, придвигаясь ближе, лезвие пронзило его кожу. Алая струйка скатилась по его великолепному торсу.
— Это то, чего ты хочешь? — спросил он. — Увидеть меня мертвым?
— Я хочу защитить свою сестру, — сказала я.
— И ничего больше?
— Больше ничего быть не может.
Мое и без того разбитое сердце боролось с моими словами, как будто что-то глубоко внутри меня пыталось вырваться на свободу. Я подавила это.
— Если ты настаиваешь на том, чтобы играть именно так, я соглашусь с этим. Просто не ожидай от меня ничего другого.
— Все, что мне нужно от тебя, это чтобы моя сестра была спасена, — сказала я ледяным тоном, хотя мое сердце угрожало разбиться.
Мои слова должны быть правдой. Я не должна ничего чувствовать к нему. Почему я чувствовала, что предаю всех сразу? Быть с ним было предательством; но отрицать свои чувства к нему было почти хуже.
То, чего я хотела или что я чувствовала, ничего не значило. Если бы я осталась, в то время как София отправилась к монстрам, я бы никогда себе этого не простила. По крайней мере, я могла попытаться бороться.
— Отведи меня вместо нее, — приказала я.
— Ты не знаешь, о чем просишь, — сказал он.
— Я прекрасно справилась с тобой. Думаю, я смогу справиться с королем.
— Это то, чего я боюсь, — сказал он.
Мой лоб нахмурился.
— Что это должно означать?
— Ты мастер соблазнения, — сказал он. — Просто еще один мужчина, которого ты можешь дразнить и мучить. И ты называешь меня монстром.
— Ты монстр.
— Да, это я.
— Когда мы отправляемся? — спросила я.
Он взглянул в сторону окна. Небо уже было темно-синим, цвета приближающегося восхода солнца.
— Сейчас тебе следует собрать вещи. Я пришлю за тобой Ванта. Ты, кажется, нравишься ему по какой-то странной причине.
Прежде чем я смогла передумать или сказать что-то, о чем потом пожалею, я ушла.
Направляясь в свою комнату, я сдерживала слезы. Это было то, о чем я просила. Чего я хотела. Почему это казалось таким неправильным?
Айрис спала в кресле у моего окна, на столе горела масляная лампа. Она вздрогнула, когда за мной закрылась дверь.
— Ваше высочество. С вами все в порядке? Когда вы не вернулись, я опасалась худшего. Я подумала, что, возможно, каким-то образом Конос победил.
— Он победил, — сказала я с горечью.
— Что? — ее тон был хриплым, удивленным. Она действительно понятия не имела, что произошло прошлой ночью.
— Они убили почти всех наших стражников.
Я хотела рассказать ей о своем отце, но как я могла произнести эти слова, когда я только что встала с постели его убийцы? Мой желудок скрутило, и желчь подступила к горлу.
Райвин был прав, во мне было что-то темное и опасное. Я заслужила отправиться в Конос за свои преступления. В тусклом голубом свете раннего рассвета реальность казалась тяжелой. Дочери, предавшей память своего отца, не было прощения. Особенно до того, как его тело остыло.
Не то чтобы Райвин оставил нам тело для оплакивания.
Я закрыла лицо руками, тяжесть всего, что произошло, обрушилась на меня. Когда я была рядом с Райвином, я не могла себя контролировать. Я стала кем-то, кого не узнавала.
Наше свидание оставило во мне ощущение пустой оболочки моего прежнего «я». Я беспокоилась, что Конос сломает Софию, но он не мог заявить на меня права; я уже была сломлена.
Я заслужила любое наказание, которое они приготовили для меня. Возможно, я не стала бы сражаться с ними, когда пришло бы время. Я могла бы смело встретить свою смерть. Может быть, тогда боги смогли бы простить меня за мои преступления. Если они вообще нас заметили.
— Ты можешь поговорить со мной, — неуверенно сказала Айрис. — Если ты хочешь, то есть. Я не буду делиться. Я не буду судить.
Я повернулась, чтобы посмотреть на нее. Она казалась такой искренней, но я потеряла Милу, затем моя следующая служанка попыталась убить меня. К тому же,
