У порога стояли Хойт, Блэр и Гленна. Взглянув на их лица, Мойра почувствовала, что у нее подгибаются колени.
— Он мертв.
— Нет. — Хойт бросился вперед и схватил ее за руки. — Нет, он жив.
Слезы, которые Мойра так долго сдерживала, хлынули из глаз.
— Поклянись. Он жив? Ты его видел, говорил с ним?
— Клянусь.
—Сядь, Мойра, ты совсем без сил. Покачав головой, она продолжала вглядываться в лицо Хойта.
— Он наверху? Киан наверху? — Посмотрев в глаза мага, Мойра вздрогнула. — Нет, — медленно проговорила она. — Его там нет. Его нет в доме. Его нет в Гилле. Он ушел. Вернулся в свой мир.
— Он чувствовал... Проклятье, мне очень жаль, Мойра. Но Киан принял такое решение. Я дал ему свой ключ. Он полетел на драконе к Пляске Богов. Он сказал...
Хойт взял со стола скрепленный печатью лист бумаги.
—Просил передать тебе это.
Мойра посмотрела на письмо, кивнула:
—Спасибо.
Потом взяла лист бумаги и поднялась наверх. Одна.
Она заперлась в комнате, которую делила с ним в последнюю ночь, зажгла свечи. Долго сидела, прижав письмо Киана к сердцу, пока не нашла в себе силы сломать печать.
И прочесть:
Мойра.
Так лучше. Разумом ты поймешь это. Оставшись, я только продлю страдания, а их уже и так хватит на десяток жизней. Я покидаю тебя ради любви. Надеюсь, ты поймешь.
Твой образ всегда будет со мной. Я вижу, как ты сидишь на полу моей библиотеки в окружении книг и роешься в них. Как смеешься вместе с Кингом и Ларкином — в те первые недели ты редко смеялась при мне. Я вижу тебя, отважную в бою или задумчивую. Ты даже не подозревала, как часто я наблюдал за тобой, желал тебя.
Я буду видеть тебя в утреннем тумане, извлекающую меч из камня, и на спине дракона, посылающую огненные стрелы.
Я буду видеть тебя при свечах, протягивающую ко мне руки, ведущую меня к свету, которого я не знал прежде и уже никогда не узнаю.
Ты спасла свой мир — и мой тоже, и все остальные, сколько бы их ни существовало. Думаю, ты была права, когда говорила, что нам было суждено встретиться, чтобы возникла сила, способная спасти все эти миры.
Но теперь пришло время расстаться.
Я хочу, чтобы ты была счастлива, обрела мир в своей душе, научилась жить по-новому. Если бы я поступил иначе, то проявил бы неуважение к тому, что связало нас. К тому, что ты дала мне.
С тобой, только с тобой, я опять становился человеком.
Тот человек любил тебя без меры. Но, несмотря ни на что, я все-таки не человек. За все прошедшие столетия я любил только тебя. И ради нашей любви ты исполнишь мою просьбу.
Живи ради меня, Мойра. Нас будут разделять миры, но это принесет мне успокоение.
Киан.
Она плакала. Сердце ее разрывалось от горя. Лежа на кровати, где они в последний раз любили друг друга, и прижимая к сердцу письмо любимого, Мойра изливала в слезах свою скорбь.
Нью-Йорк. Восемь недель спустя
Большую часть времени он проводил в темноте—в компании бутылки виски. Когда у тебя впереди вечность, думал Киан, десяток-другой лет можно потратить на размышления. Может, лет через сто удастся изгнать эту любовь из своей проклятой, вечной жизни.
Конечно, он вернется к прежнему образу жизни. Обязательно. Вновь займется бизнесом. Отправится в путешествие. Но сначала будет пить. Год или два беспробудного пьянства не могут навредить вампиру.
Киан знал, что с Мойрой все в порядке. Она восстанавливает страну, проектирует памятник, который собирается установить в долине следующей весной. Тела павших давно преданы земле, и на панихиде королева сама зачитала их имена — список составил почти пятьсот человек.
Киан узнал это от остальных членов круга шести, которые тоже вернулись и рассказали ему подробности, слышать которые ему совсем не хотелось.
Хорошо, что Блэр с Ларкином живут в Чикаго и не докучают ему своими предложениями встретиться. Люди, которые провели с ним столько времени, должны понимать, что у него нет никакого желания общаться.
Черт возьми, в его планы входило ближайшие лет пятьдесят предаваться пороку. Когда этот срок истечет, большинство из них будут уже мертвы.
Киан налил себе еще виски. По крайней мере, он еще не дошел до того, чтобы пить прямо из горлышка.
Хойт и Гленна уговаривали его провести Рождество вместе с ними. Рождество, черт бы его побрал! Какое ему дело до Рождества? Пусть уезжают в Ирландию, в дом, который он им подарил, и оставят его в покое.
Интересно, празднуют ли Рождество в Гилле? Киан дотронулся до серебряного медальона, который не снимал ни днем, ни ночью. Ему просто не приходило в голову спросить об этом обычае. Но святки там, похоже, есть — с горящими поленьями и с музыкой. Но к нему все это уже не имеет никакого отношения.
Мойра будет праздновать. Замок Гилла засияет от света тысяч свечей. Повсюду развесят веточки остролиста.
Черт, что ж ему так больно? Сколько океанов виски нужно выпить, чтобы заглушить эту проклятую боль?
Нахмурившись, он прислушался к гудению лифта. Ведь приказано же этому тупому швейцару никого не впускать. Он сломает ему шею, как сгоревшую спичку.
Ладно. Лифт все равно заперт изнутри. Вторая линия обороны.
Подняться они смогут, а войти — нет.
Двери лифта раздвинулись, и, не успел он выругаться, как в темную комнату шагнула Гленна.
—Боже милосердный. — В ее голосе слышались нотки раздражения, через секунду зажегся
свет.
Яркое освещение резало глаза, и поток ругательств, которые извергал Киан, был долгим и откровенным.
— Посмотри на себя. — Она поставила большую, красиво упакованную коробку, которую принесла с собой. — Сидишь в темноте, как...
— Вампир. Уходи.
— Здесь все провоняло виски. — Она по-хозяйски прошла в кухню и включила кофеварку. Потом вернулась и обнаружила, что Киан сидит в прежней позе.
— И тебя с Рождеством. — Гленна склонила голову набок. — Тебе нужно побриться, постричься — когда-нибудь, когда у тебя улучшится настроение, я попрошу тебя о таком одолжении. Побриться, — повторила она, — постричься и принять ванну — тут воняет не только виски. Киан ухмыльнулся.
— Хочешь потереть мне спину, рыжая?
— Если это поможет. Послушай, Киан, может, приведешь себя в порядок и поднимешься со мной в квартиру? Я приготовила роскошный рождественский ужин. Сегодня Рождество, — пояснила она в ответ на его удивленный взгляд. — Уже девять часов, а мне пришлось оставить своего мужа дома, потому что он такой же упрямый, как и ты, и считает верхом неприличия являться к тебе без приглашения.
