аккуратно коснулся ее руки.
— Я… я люблю его… — прошептала Тамила, не чувствуя собственных губ.
Но Фэррик не дал ей договорить. Он накрыл ее дрожащие пальцы на своей ладони другой рукой, и с улыбкой сказал, лишая всякой возможности объясниться:
— Это прекрасно, дорогая!
— Нет… — девушка испуганно замотала головой и отступила в сторону, заставив короля отпустить себя. — Нет, не его. Не Руммо.
Обернувшись на молодого мужчину у трона, Тамила не сдержалась и громко всхлипнула. Слезы душили ее, лишая дара речи, а страх перед собственным будущим и ошибкой, которую она на самом деле совершила, сбежав минувшей ночью из единственного места на свете, где хотела бы сейчас оказаться, кружил голову до дурноты и слабости.
— Это ложь. Все вокруг ложь! Я ведь родилась и всю жизнь жила во лжи… и вы здесь вовсе не за тем, чтобы положить этому конец. Вам ведь на самом деле все равно, так?
Воскликнула она, посмотрев королю прямо в глаза, даже не пытаясь скрыть обиды в голосе.
— Тамила? Что ты такое говоришь?
Девушка отрицательно замотала головой, попятившись прочь от протянувшейся к ней руки отца.
— Все эти разговоры о том, что я должна подчиниться чьей-то воле, чтобы все люди в королевстве были счастливы… Потому что их счастье — мой долг, как наследницы трона… Вы лицемеры… Вы все отвратительные, жестокие лицемеры!
— Тамила!
Тон, которым Маркус Грэйн выкрикнул ее имя, когда-то наверно заставил бы девушку упасть в обморок от страха, но не теперь.
Сейчас она была слишком зла на всех, кто окружал ее и эта злость придавала ей невероятную силу. А может быть, она и всегда была в ней, просто дремала глубоко в душе, ожидая своего часа. Заваленная, запыленная насланными страхами и ничего не стоящими правилами. Ложью, которой Грэйны старательно пичкали ее с самого рождения.
— Вы… — ткнула она пальцем в сторону Маркуса, — или вы, Ваше Величество… разве вы сами когда-то жили для других? Разве в ваше правление люди в этом королевстве были счастливы? Нет… каждое ваше лживое слово, каждый ваш лицемерный поступок — все было направлено лишь на то, чтобы обогатиться, чтобы получить больше власти. А теперь, когда над ней наконец нависла справедливая угроза, что же вы сделали? Сказали мне, что я должна поступить так, а не иначе? Чтобы пожертвовала собой, ради того, чтобы вы жили и правили, как прежде, пока все вокруг страдают от вашей алчности? Не ради людей, не ради справедливости и мира, ради одного только вашего благополучия?
От тишины, объявшей тронный зал после ее искренних, наполненных болью слов и того, как громко они в ней прозвучали, под потолком задрожали хрустальные люстры.
— Отец. Леди Ирма, лорд Грэйн… — сказала она, едва переведя дыхание, — я не люблю вашего сына. Ни одного из них, ни Эвлина, ни Румо, ни несчастного Таэля, который, я уверена, так же как и многие погиб по вашей вине. Я люблю Арвольда Фэррэйна, своего законного супруга и я скорее умру, чем выйду замуж снова!
Окинув затуманенным слезами взглядом застывших в изумлении вельмож, девушка решительно подхватила подол подвенечного платья и бросилась вниз по ступеням, прочь от трона, но далеко убежать не смогла. Путь ей, словно возникнув из ниоткуда, преградил белый, как полотно Румо. Губы его были плотно сжаты, под тонкой, испещренной рытвинами кожей, ходили желваки, а в глазах блуждали полные едва сдерживаемого гнева огоньки. Он не церемонясь схватил ее за руку и потащил отчаянно сопротивляющуюся невесту обратно.
— Я не ослышался?
— Ваше Величество, кажется, все куда хуже, чем я думал. — С непривычным его облику подобострастием воскликнул Грэйн старший, — Должно быть, дракон одурманил ее чем-то… Её высочество явно не в себе, нам следовало бы…
— Вам следовало бы больше внимания уделять подготовке дворцовой стражи, чем плетению интриг, лорд Грэйн. А если кто здесь и не в себе, то это я. И если ваш щенок сейчас же не уберёт свои грязные руки от моей жены, то ему придется есть и подтираться ногами.
Тамила разглядела его в толпе гостей почти сразу, когда Арвольд заговорил, заставив всех в тронном зале умолкнуть.
Выглядел он непривычно. Одетый в длинный черный камзол обильно украшенный золотом и мехом, явно сшитый по последней северной моде, вместо короткой кожаной куртки и простых темных штанов, казался волком, натянувшим пышную овечью шкуру. Должно быть, то была его маскировка. Ведь до того, как дракон раскрыл себя, никто не заподозрил в нем чужака. Быть может, принял за одного из приграничных лордов предгорья, которых, включая всех их сыновей и племянников, было столько, что и не каждый хронист запомнит… Турды, Поверы… Ленсы, Эстихсы, Гидмайеры, Випсы…
Арвольд стоял там, среди лордов и леди королевства… скорее всего, был среди них все время. Просто наблюдал за тем, как она предает его, после того, как обещала быть с ним честной.
Извиняет ли Тамилу то, что она запуталась? Что только в последний миг поняла, наконец, чего хочет и с чем никогда не сможет смириться?
Даже если нет, сейчас она, как никогда была снова рада видеть его. Видеть и знать, что несмотря ни на что он пришел сюда за ней. Ведь это значило… только возможно, но все же значило… Что она действительно ему не безразлична, а те слова, которые он так неосторожно бросил ей в таверне, были такой же его ошибкой.
Все еще не понимая что происходит, но несомненно ощущая важность мужчины, посмевшего так громко и дерзко говорить с первыми лицами королевства, толпа расступилась перед Арвольдом.
— Стража!
Полный затаенной злобы и раздражения крик Маркуса Грэйна сотряс стены тронного зала и заставил многих присутствующих испуганно попятиться прочь от чужака. Но самого Арвольда, появление вооруженных воинов в доспехах, казалось, лишь повеселило. Он всего раз, словно букашек, выползших погреться на солнце, обвел взглядом стражников, наставивших на него мечи, и снова обратился взглядом к центру зала.
Но смотрел он не на Тамилу. Арвольд будто избегал ее взгляда, но с уже знакомым ей злым азартом, дракон следил за каждым движением другого человека — Маркуса Грэйна. Кто знает, как долго он ждал этой встречи с главным своим врагом.
— Какая честь! — С притворным восторгом воскликнул Тайных дел мастер. — Сам бастард Фэррэйнов почтил нас своим присутствием. Полагаю, нельзя было выбрать лучшего дня для вашей казни, так, милорд?
Арвольд криво усмехнулся и непринужденно сложил на груди мощные руки, от чего стражники вокруг него заметно напряглись. Наверно, это
