дом. Не тошнит? Голова не кружится?
Вслед за мальчишками из замка выбежали Николь и Лави в расстегнутых тулупах. Перекошенное лицо помощницы исказилось ужасом. Девушка завертела головой, пытаясь понять, за что хвататься в первую очередь: за шкирки пацанов, за ревущих дошколят или снять с моих рук пострадавшую.
Глухой бряк некрупного подростка об холодную мостовую отвлек меня от причитаний.
— Ты что творишь? — возмутился Крис, не вписавшись в поворот.
Не добежав до сволочного учителя каких-то пару метров, горящий гневом старший брат благополучно свалился в сугроб с чьей-то легкой руки. Туда же полетел и второй мститель, получив тычок в плечо. Я перевела изумленный взгляд на Лавинию.
— Не вздумайте его трогать! — хлестко приказала она, незаметно догнав пацанов. — Даже пальцем не прикасайтесь!
— Ты с ним заодно? — враждебно завопил Рон, отплевываясь от снега. — Своего покрываешь, дворянская курица?
— Идиот, — задрожав от гнева, Лави натянула на лицо холодное выражение. — Взрослые сами разберутся. В колонию для малолетних захотел?
Тело под Эдгаром глухо застонало, подавая признаки никчемной жизни. Тот уже прекратил втаптывать противника в колею и небрежно взмахнул рукой. Повинуясь магии сильнейшего, снег вокруг ожил и поземкой принялся стекаться к учителю, деловито заметая следы преступления.
А преступление имело место быть.
Подпрыгнувшее на одних рефлексах тело королевы бросилось вперед. Ой, мама, что это со мной? В голове туман, взор плывет, а язык совсем не слушается.
— Лорд Николас, вы обвиняетесь в причинении физического вреда малолетней подданной Его величества, — слова лились сами, не спрашивая моего разрешения. — В покушении на жизнь, честь и здоровье простолюдинки, находящейся под опекой леди монаршего двора. В подрыве основ государственности, покушении на национальную ценность — ребенка, дискредитации образа государственного преподавателя. С сегодняшнего дня и до окончания разбирательств я отзываю ваши полномочия учителя моей школы.
— Катись к черту, путана, — простонал из сугроба окровавленный кусок мудака.
— Так ты еще живой, — несказанно обрадовался Эдгар, вновь занеся кулак.
Контроль вернулся также резко, как и исчез. И вместе с ним мое величество буквально размазало невменяемым маслицем по окружающему хлебушку: ноги подкосились, в голове зазвенело, и резко захотелось прилечь.
Волна тошнотворно-липкого страха подкатила к горлу.
«Извини», — буркнула Аврора, высовывая нос из своей каморки. «С дворянами, как в первобытном племени: кто первый схватил палку, тот и вождь. Лучше успеть первыми вынести гражданское обвинение».
«Учту», — скомкано ответила я, внутренне дрожа. Не должна чужая память быть такой самостоятельной. Это же бред! Чтобы оттиск чужой личности перехватил контроль над телом? Господи, от одной мысли паника растекается по черепной коробке.
— Вы подняли руку на ребенка, сэр, — содрогнулась от омерзения я. — На маленького беззащитного ребенка.
Картина отлетевшего в снег детского тельца навсегда останется в моей памяти. Рядом сквозь сцепленные зубы вздохнул лорд Браун.
— Вы не педагог и не джентльмен. Вы даже не мужчина. Просто латентный садист, умело скрывающийся под маской великосветского кавалера. Жаль, мне не хватило духу отстранить вас раньше, — с горечью качнула головой, поставив в разговоре точку. — Вы уедете с ближайшим обозом или я вызову стражу прямо сюда. О совершенном вами деянии СВБ узнает по магофону.
— Погоди, — потерянно и чуть возмущенно отозвался егерь. — А как же Варлок? Этому отбросу самое место на дне ущелья. Подумай еще раз.
Сэр Николас издал свистяще-булькающий звук и испуганно заморгал одним не заплывшим глазом. На некогда благородной физиономии проступила истеричная обида пополам с натуральной угрозой, мол, только попробуйте! Но подняться и воспрепятствовать лорд-учитель не мог.
— Вы живы только потому, что я не бью лежачих, — бросив напоследок в мерзкую морду, мое величество направилось в замок.
Дети потянулись за мной. Командирша умудрилась загнать хныкающих детсадовцев в дом без потерь, и вытащила двух мстителей из сугроба, воспитательными пендалями погнав их в холл. По пути бормотала что-то утешающее и снижающее накал: «Можете съесть его порцию воздуха». Точно, продукты!
— А я бью, — похоронным медвежьим басом прозвучал приговор. — Добиваю и закапываю. Молись, сволота.
Тихо ехавшая на моем плече Элли бросила взгляд раненого олененка на защитника и попросила:
— Не надо. Иначе его косточки никогда не срастутся.
— М-да? — задумался Эдгар, опустив кулак. — Милуешь его?
— Я подумаю, — беспокойно завозилась малышка. — Тётя королева учила прощать. Когда хочется укусить — это значит, что я его милую?
— Это ты на пути к просветлению, — весело фыркнул егерь, брезгливо оттирая снегом кровь с рукава. — Но лучше всякую гадость в рот не тянуть. На, держи конфету.
— Ух ты! — в глазах олененка сверкнула любовь к медвежатине. — Теперь ты мой самый любимый дядя!
Кхе-кхе, низкая планка у детей.
— Проще, чем я думал, — в никуда пробормотал граф, почесав затылок.
В холле поместья рассудительный Ксандр уже собирал носилки из четырех перекладин и полотна, разобрав недостроенный летательный аппарат. Хорошо, Рон не видит, иначе бы смертельно обиделся: ради козла угробить трехнедельный труд! Постанывающего королевского педагога унесли в комнату для прислуги. На первый взгляд серьезных травм не было, но выбросить из ушей треск ломаемого черепа не получалось. Съедобные подарки от соседа расторопные сорванцы утащили на кухню, старательно облазив все сугробы в поисках шоколадно-леденцовых сокровищ.
Встретившие нас девчонки наперебой рассказали, что после моего ухода сэр Николас занял линию связи почти на два часа и громко ругался с кем-то по магофону. Магини умудрились подслушать: недовольный собеседник велел учителю не скандалить, как истеричной барышне, а заняться своими прямыми обязанностями. В министерстве образования рассчитывают, что по окончании вводного курса все ученики смогут выполнить минимум одно магическое упражнение, даже малыши. Получив нагоняй вместо утешения, лорд-преподаватель страшно разозлился и велел одевать дошколят на улицу. Те обрадовались прогулке и вознамерились знатно поваляться в снегу, но получили злого до невменяемости мужика, который криком требовал слушаться. А неугомонная Элли закономерно не стала терпеть произвол.
Мы же отправились в мой кабинет лечить бушующие нервы.
Два граненых пыльных стакана наспех обтерла подолом, как в первый день, жалея об отсутствии шампанского. Вместо него по дну сосуда весело забулькала валерьянка. Соседу двадцать капель, мне — тридцать по выслуге лет. Его ледничество странно покосился в мою сторону и «незаметно» поменял стаканы.
— Я, надо признаться, немолод для таких переживаний, — со стыдливым сожалением произнес он. — Нынче мне исполнилось тридцать девять. Что вы улыбаетесь? Я гожусь вам в отцы.
«Скорее уж в сыновья», — мелькнула забавная мысль.
— Не переоценивайте себя. Между нами меньше двадцати лет разницы, — и ничуть не соврала.
Стресс старит человека. Вот и в настольном зеркале отразилась не тонкая и звонкая Её величество, а уставшая от забот и нервов девушка с потрескавшимися от мороза
