ярость вырвалась наружу.
Им руководил инстинкт, требующий крови, требующий смерти, требующий жестокости, чтобы защитить этого болезненного члена его племени. Его когти яростно хлестали, разрывая плоть мужчины, которого он сбил с ног.
Другой Коготь продолжал удерживать Кетана за волосы. Теперь он потянул за них. Кетан мгновение сопротивлялся, прежде чем перенести свой вес в том же направлении. Внезапная смена инерции нарушила равновесие Когтя, и Кетан упал на него. В мгновение ока он выбил топор у самца их рук.
Огромная фигура приблизилась сбоку. Кетан ударил топором, вонзив голову в живот Клыка, которая попыталась вмешаться. Это замедлило ее движение, но она не остановилась.
Буря хватающих рук и молотящих кулаков окутала Кетана, затуманив его зрение, сведя его разум к самой примитивной из всех мыслей — убить или быть убитым. Он бился и царапался, скрежетал жвалами и пинал ногами, нанося своим врагам столько вреда, сколько мог.
Но их было слишком много, они были слишком сильны. Клыкам удалось схватить его за руки и ноги, полностью оторвав его от пола, чтобы лишить его рычага воздействия, который обеспечила бы твердая земля. Они согнули его конечности, оказав такое сильное давление на суставы, что он мог бы завыть, если бы не дымка битвы, притуплявшая все, кроме его ярости.
Клыки развернули его так, что он снова оказался лицом к лицу с Зурваши.
Круглые, полные ужаса глаза Эллы, в которых так много белого и, похожих на паутину, сосудов, проходящих через них, теперь более заметных, чем когда-либо, встретились с пристальным взглядом Кетана.
— Ты спарился с этой мерзостью, — прорычал Зурваши. — Ты отверг меня ради этого существа! Этого червяка! Тебе предложили лучшую в нашем роде, а ты вместо этого выбрал животное, — она сильно встряхнула Эллу; конечности человека дрогнули от этой силы, но Элла каким-то образом удержалась.
— Освободи ее, — взревел Кетан, вырываясь из рук своих похитителей.
Клыки покачнулись, переставляя ноги, чтобы лучше удержаться, и усилили свою сокрушительную хватку на нем.
— Пожалуйста, моя королева, — умоляла Ансет. — Все не так, как ты говоришь!
Она бросилась вперед, но Корахла перехватила ее, преградив путь Ансет своим телом.
— Ты все еще борешься за жизнь этого существа? — Зурваши высоко поднял Эллу. Ноги человека болтались и дергались почти в двух сегментах над полом. Зурваши все еще смотрела на Кетана. — Я не позволю, чтобы эти мерзкие существа запятнали наш вид. Я больше не позволю выставлять себя дурой в моем городе.
Королева шагнула вперед и обхватила рукой шею Кетана, сжимая достаточно сильно, чтобы остановить поступление воздуха в его легкие. Она заставила его поднять голову.
— Я больше не позволю тебе верить, что у тебя есть выбор, ты, хныкающий червяк из джунглей. Такарал мой. Весь Клубок мой. Ты. Мой.
Кетан пытался выдавить из себя слова; он не знал, какими они могли быть, не знал, что он мог бы сказать, да это и не имело значения. Они бы ничего не изменили, даже если он смог бы их произнести.
Она не позволила ему отвести взгляд, когда положила руку Элле на макушку. Она не позволила ему отвести взгляд, когда сжала шею и череп Эллы. Не позволила ему отвести взгляд, когда тянула руки в разные стороны.
— Нет! — закричала Ансет.
Мучительный крик Эллы был прерван влажным хрустом костей и треском разрываемой плоти. Кетан слышал подобные звуки бесчисленное количество раз, но на этот раз они пронзили его до глубины души. Они были выжжены в его душе, в его сердце, и они будут преследовать его вечно. Раздался крик, Ансет вскрикнул от шока и ярости, но все, что Кетан мог слышать, это треск костей, разрываемую плоть и этот короткий, ужасающий вопль.
Сдавленный стон был последним звуком Эллы. Он был чуть громче шепота среди бушующей бури.
Между пальцами Зурваши хлынула кровь, а вместе с ней потекли куски раздробленной плоти и кости. Ее янтарные глаза впились в Кетана, когда она оторвала то, что осталось от головы Эллы, от ее тела.
— Формирователь, уничтожь меня, — прохрипел кто-то.
Кетан уставился на неподвижное тело Эллы, уставился на кровь, стекающую по ее комбинезону, уставился на ее грязные босые ноги, по которым между пальцев стекала кровь и собиралась лужицей на полу. На мгновение его воображение представило Айви на месте Эллы — и он понял, что Восьмерка совсем не такие, как его учили. Какие благожелательные боги допустили бы такое зверство здесь, в той самой пещере, где им поклонялись?
Зурваши рывком повернула к себе лицо Кетана и наклонилась ближе — достаточно близко, чтобы он мог поймать ее своими жвалами, достаточно близко, чтобы он обязан был это сделать, но он не чувствовал своего тела, не мог двигаться, не мог думать.
— Я прикажу привести ко мне каждое из этих существ, — промурлыкала она, проводя кончиком когтя по линии его подбородка, — и ты увидишь, как я разорву их на части, одного за другим. Ты будешь наблюдать, как я разрисовываю камень Такарала их кровью. И ты дашь мне все, что я потребую, и даже больше, потому что ты принадлежишь мне, Кетан. Ты проведешь остаток своих дней, искупая вину за то, что ты натворил. Ты проведешь остаток своих дней на своем месте, подо мной.
Она с силой пригнула его голову и разжала хватку. Кетан втянул воздух через горящее горло, широко раскрыв жвалы.
— Я дам тебе все, чего ты заслуживаешь, — прорычал он. — Кровь за кровь.
Королева отбросила останки Эллы в сторону, как испачканный кусок шелка, стряхивая излишки крови с рук.
— Отведите его в самую глубокую и темную дыру в Такарале и проследите, чтобы он оставался там, пока я не сочту нужным использовать его.
Клыки потянули его назад, утаскивая прочь от королевы. Кетан боролся и шипел, но не мог разорвать их хватку. Его сердца бились подобно раскатам грома, а ярость была такой горячей, что могла расплавить камень, но все было напрасно.
— Что касается тебя, Ансет… — сказала королева, поворачиваясь спиной к Кетану.
Верховный Клык Корахла переместилась, чтобы частично встать перед Ансет.
— Зурваши, она…
Королева заставила Верховного Клыка замолчать щелчком своих жвал.
— Она приведет мои Когти к остальным этим существам.
Кетан взревел в бесполезной ярости; его крик эхом отдавался в пещере, нарастая и нарастая, сотрясая кристаллы, становясь чем-то столь же могущественным, сколь и бессмысленным. Он ревел до тех пор, пока у него не перехватило горло, и даже тогда он не остановился, пока из него больше не могло вырваться ни звука.
И Клыки Королевы потащили его вниз,
