чтобы быстро и сбивчиво закричать, что Север не такой как все Кадьяки! Теперь я знала это точно, я видела это своими глазами, с ужасом понимая, что до Грома не докричаться, даже если сам Север смотрел на него спокойно и тепло, всем своим существом ощущая боль потери близких, не говоря ни слова, но не скрывая от мрачного сурового Грома того, что он понимает его и поддерживает.
Это словно была молчаливая беседа на одних лишь инстинктах самых сильных из всех родов Берсерков. которых объединяла кровь единого предка, давая им возможности, о которых другим и не снилось.
Вот только душа Грома не становилась мягче…
Облаченный в простую широкую рубашку и заляпанные мазутой джинсы, он походил скорее на льва своей распущенной шевелюрой, что овивала его широченные плечи, и мрачным тяжелым взглядом, в котором не было спасения ни для кого.
Лишь на секунду он отвлекся от изучения Севера, скользнув взглядом по Янтарю, что подошел ближе к своему брату явно давая понять, на чьей стороне будет биться в случае нападения Грома, и по нам с Мией, вдруг застыв.
Густые ресницы Грома, отливающие золотом на пушистых кончиках, застыли, когда мужчина увидел круглый выпирающий животик крошки, который я старательно прятала и защищала собой, как только могла.
Он был не просто растерян, а шокирован и обескуражен!
Настолько, что даже Янтарь недоуменно оглянулся на нас с Мией, явно не понимая эмоций хмурого Грома и не ожидая от него чего-то подобного.
Прошло несколько долгих напряженных и недоуменных секунд, прежде чем огромный Бер смог справиться с собой, снова сосредоточившись только на Севере, и мрачно кивая на болтающегося в своей руке мерзавца, который продолжал скупить и хрипеть что-то нечленораздельное:
— Почему не убил?
— Не в моем праве вершить этот суд, — серьезно ответил Север, чуть хмурясь, но не боясь того, что Гром решит отомстить ему за все те грехи, которые совершил род Кадьяков, даже если был последним среди них, кто должен был пострадать, — Мой род причинил и без того слишком много вреда роду Бурых, чтобы я смог забрать еще одну жизнь.
Гром хмыкнул мрачно и жестоко, не воспылав дружелюбными чувствами в Северу даже после этих слов, за которые я мысленно надела на голову Кадьяка сияющую драгоценную корону, искренне восхищаясь его самоотверженностью и добротой, которые в принципе кажется были не присущи роду Кадьяков.
— Ты неплохо умеешь управлять собой для того, в чьей крови течет огонь, — все так же сухо и мрачно отозвался Гром, не выпуская из своей пудовой ручищи бедолагу-летуна, и совершенно не обращая на него внимания, даже если тот уже начал синеть от недостатка воздуха.
— Поэтому я — Север, — чуть склонил голову в ответ наш отважный и мирный Кадьяк, тем не менее наблюдая за Громом пристально, и замечая каждую деталь, которую нам с Янтарем было не дано заметить или почувствовать.
Гром ничего не ответил на это, проигнорировав приветствие, но пробасив своим мрачным тяжелым голосом и кивая на напряженно застывшего Янтаря, готового к любому выпаду здоровяка:
— Видимо ты в этой же странной компании, когда к моему дому приходили Гризли, твой друг Бурый и тот сумасшедший старик из рода Полярных, а иначе бы Бера из рода Кадьяков не оставили бы в живых на наших землях.
— У нас странная семья, это правда, — чуть улыбнулся Север.
— Тогда зачем ты пришел сюда Кадьяк?
Это было сказано слишком резко и гневно, но Север продолжал стоять величественный, собранный и спокойный. не излучая собой угрозы и поглощая те волны ненависти и негодования, которые исходили от Грома, даже если он стоял на другой стороне этой поляны.
— Чтобы исправить свои ошибки, — Север выдохнул так тяжело и протяжно, словно готовился к исповеди правдивой, честной и от всей души, когда прикрыл свои черные длинные ресницы, собираясь с мыслями и решая с чего начать. — Это по моей вине случилась беда на твоих землях, Гром. Из-за того, что я не смог сразу заставить себя стать истинным правителем своего рода…
Гром нахмурился еще сильнее, отчего его брови сошлись на переносице, а взгляд стал в буквальном смысле грозовым и опасным, когда Бер сжал кулак сам за собой этого не замечая, и не обращая внимания на то. что мужчина в его руке стал дрыгаться в конвульсиях, закатывая глаза и явно постепенно прощаясь с жизнью.
— Именно Север остановил войну с Кадьяками, и пошел против своего рода с верными ему Берами! — горячо вставил Янтарь, пытаясь хоть немного успокоить гнев Грома, но притих, когда Север положил свою ладонь на его широкое плечо. призывая к молчанию.
— Продолжай, — буркнул Гром, явно не успокаиваясь и по-прежнему настроенный не слишком-то дружелюбно, если не сказать, что воинственно.
По крайней мере. он не нападал не дослушав, а это было неплохим началом!
Наверное.
— Я не должен был стать королем и предводителем своего рода. Никогда не хотел этого и много лет был изгоем и преступником, которого должны были подвергнуть смертной казни, когда поймают.
— Что ты сделал?
— Убил старшего брата — наследника престола за то, что он убил нашего отца и короля рода Кадьяков.
Такого Гром точно не ожидал. хмыкнув хоть и по-прежнему мрачно и сухо, но изумленно изогнув брови, видимо сразу не справившись с собственными эмоциями.
— Спустя много лет, когда я обрел покой и нашел свою семью не единой крови, мне пришлось стать предводителем своего рода, к чему я был не готов, — Север сдержанно выдохнул, тяжело помассировав переносицу, прежде чем продолжил снова, — Если бы я принял это как данность и повел себя как истинный король, то ничего этого не было бы. В моей власти и обязанности было следить за своим родом, направляя его…даже если для этого была необходима грубая сила и подавление тех, кто учил вред всем вам. Теперь на моей совести сучившаяся бойня, которой нет оправдания. Это был кровавый урок для меня, поэтому я пришел, чтобы помочь роду Бурых, и свести к возможному минимуму все тяжелые последствия.
На поляне стояла такая тишина, что хрипы полубессознательного Бера в руке Грома были особенно слышны, возвращая всех в суровую и неласковую реальность, в которой не было места мягкости, когда я с удивлением и душевным трепетом поняла, что в Громе что-то изменилось.
В том, как он смотрел на Севера.
Во взгляде его хмурых, тяжелых глаз, где теперь можно было заметить какое-то непередаваемое единение и понимание ситуации. Или жизни Севера, о которой он поведал без смущения и
