class="p1">Именно когда я сделалась нежной, Девлин резко вдохнул и откинулся на диван, глядя на меня непроницаемым взглядом.
— Не ожидал этого, — грубо сказал он.
— Не двигайся. Дай мне делать всё, что я хочу. Ничего не делай. Я хочу контроля.
— Как пожелаешь, Зо-д'кай.
Боже, каждый раз, когда он произносил моё имя в такой манере, у меня возникало чувство, что я никогда прежде не слышала правильного произнесения.
Я была нежной с мамой. Будучи такой нежной женщиной, она пробуждала во мне нежность. Я никогда не бывала нежной с мужчиной, которого брала в свою постель.
На сей раз я в каждое прикосновение выливала изумление и благоговение, признательность, честность. Просто Зо. Никаких игр. Я всегда в прошлом обещала своим Взглядом никаких игр, но всё равно для меня это была только игра. Секс на одну ночь, конечное событие. Я сотрясала их мир, брала желаемое, получала необходимое. Вся моя нежность расходовалась дома.
Но сейчас, с Девлином, я отбросила всякое притворство. Я прикасалась к нему лишь собой.
Позднее я буду поражаться этому и решу, что раз мамы не стало, я больше никому не могла показать эту часть себя. Мне не с кем было быть нежной. А нежность — это сила. Это не жалость, как утверждают некоторые, и не слабость, как говорят другие, и она определённо не жалеет и не ослабляет того, кто её получает. Напротив, такая близость восстанавливает те части, что отпали, были отняты у нас или отданы в беспечные, непродуманные моменты; немного нежности способно собрать и заново сшить разбросанные кусочки души.
Вот тогда-то Девлин и добрался до моей души.
Когда я, наконец, остановилась, он ответил добротой.
Уложил меня обратно на диван и прикасался ко мне в такой же манере. С бесконечной нежностью, словно я была сделана из деликатного фарфора, прослеживал каждый дюйм моей кожи, закончив на моём лице, мягко как крылья бабочки прикасался к моему носу, глазам, бровям, щекам и губам, будто запоминал каждую линию и изгиб, смаковал их и запечатлевал в глубинах своей сущности.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Впервые в жизни я гадала, может, я откусила больше, чем смогу прожевать.
Мысли о том, чтобы остаться. О втором разе. О… заботе о мужчине в моей постели расцвели в моём…
Ох, да провались оно всё в ад! В моём сердце. Легчайшее, нежнейшее прикосновение оказалось тем, что пробралось внутрь меня.
Трахаться легко.
Но заниматься любовью?
Всего-то величайший риск из всех.
***
Намного позже я лежала, положив голову на его грудь, слушала размеренное и сильное биение его сердца, легонько водя пальцами по одной из архаичных с виду татуировок на его руке.
— Это что-то означает? — спросила я.
— Это девиз данной ветви семейного древа Кэмеронов, на гэльском. Ты обнаружишь его во многих местах на территории поместья.
Девлин Блэкстоун носил на коже семейный девиз Кэмеронов. Интересно, почему.
— Что тут говорится?
— «Где есть любовь, там нет закона». Некоторые утверждают, что раньше это звучало как «где есть клан, там нет закона».
Я резко вдохнула. Слова моей матери. Жутковатое совпадение или что-то намного большее? Я действительно Кэмерон?
— Джунипер давала тебе свою кровь? — слова слетели с моего языка прежде, чем я осознала, что думаю об этом. Зачем он здесь? Почему он так предан Кэмеронам? Почему он не нравился мистеру Бальфуру? Неужели всё действительно так просто и сводилось к тому, что мистер Бальфур ненавидел силу Девлина, превосходящую его собственную? Почему-то это не укладывалось у меня в голове.
Он взглянул на меня.
— Изредка. Нечасто. А что?
— Я пытаюсь понять, как ты вписываешься в здешние места.
— Ох, это просто, девушка, — сказал он со смешком. — Мы все получаем выгоду от племени, клана. Вместе безопаснее, есть чувство принадлежности, и в ведьмовском сообществе это ещё актуальнее, а Кэмероны — один из самых именитых, если не самый именитый светлый дом в мире. Ему легко принести клятву. Легко остаться. Вот увидишь. Пошли, — внезапно сказал он. — Я хочу, чтобы ты кое-что увидела. Я часто хожу посмотреть, и время почти подошло.
— Ты имеешь в виду выйти из гаража? — я была разочарована. Я не только не испытывала желания прекращать заниматься сексом с Девлином, но и почему-то создавалось ощущение, что «снаружи» было небезопасным и не самым мудрым вариантом. Как и сказал мистер Бальфур, мне нужно оставаться маленькой и неподвижной, и пусть я точно такой не была, я находилась в очень уединённом удалённом местечке, и мне казалось чрезвычайно важным оставаться здесь.
Он слабо улыбнулся.
— Мы быстро вернёмся. Рассвет почти наступил, и ты скоротаешь день со мной, пока не придёт время открыть письмо Джунипер. Затем Бальфур начнёт учить тебя и готовить к церемонии принесения клятвы.
Пока он говорил, в его глазах промелькнула тень, и я сказала:
— Что-то не так?
— Вовсе нет. Просто не фанат Бальфура, — немногословно ответил он.
— Почему? — настаивала я.
— Мы с ним несколько раз бодались. У него свои порядки. У меня свои, — затем мы уже одевались, и он тащил меня обратно вверх по лестнице и за дверь, через одни ворота, затем вторые, в Полночный Сад.
Здесь яркая серповидная луна едва пробивалась сквозь густые кроны, и всё же густо устеленная почва в саду сверкала своим сияющим серебристым светом, совсем как искрящаяся почва леса из моего сна про гончих, прятавшихся в опавшей жёлтой листве.
— Ведьмы глубинно связаны с природой. Мы все имеем родство с различными элементами и животными. Ты тоже найдёшь своих.
— Для Джунипер это была сова?
— Да, среди прочего. У неё было родство со многими животными. Мой — самец оленя. На территории поместья есть один величественный, у него столько рогов, что и не сосчитать. Иногда мне кажется, что у его рогов около 34 или 35 окончаний, в другие разы я готов поклясться, что их больше сорока. Это превосходное, царственное животное, и количество десятилетий, что я наблюдал за ним, просто невозможное, учитывая продолжительность жизни оленей. Каждую ночь незадолго до рассвета он встречает в саду самку, и они уходят вместе, — он взглянул на меня. — Мне интересно, придёт ли он, когда ты здесь. Он никогда не появляется, если со мной есть кто-то ещё.
— Ты приводил других посмотреть на него?
Ту ведьму, чью кровь он пил в «Госсамере»? Для него это была просто очередная ночь? Я презирала укол… да уж, это слово даже называть не буду… пронзивший моё эго. Я не чувствовала это слово. Вообще никогда. Потому что я не занималась любовью и не возвращалась за
