вторым разом.
И всё же опаляющая, преследующая интимность, что была между нами на диване…
Я начинала жалеть о том, что была нежна. Я жалела, что открыла эту дверь. Я гадала, жалеет ли он тоже об этом.
— Я несколько раз приводил Джунипер; он бы ей понравился. Но он не приходил. Олень имеет множество значений в кельтской мифологии. Есть легенды о том, что они появляются в судьбоносные времена или выбирают определённые имения, чтобы… охранять и защищать. Их воспринимают как символ фертильности леса, перерождения природы, цикла сезонов. И конечно же, мужской силы.
— Теперь я понимаю твоё родство с этим животным, — мужской силы Девлину определённо хватало. Мы истратили несколько презервативов, и я подумывала попросить его надеть два разом, настолько энергично мы этим занимались. — Как олень и олениха попадают в сад со стенами?
— Ещё одна его загадка.
Когда мы прошли дальше, в это приглушённое, зелёное место, он взял мою руку в свою, переплетая наши пальцы. Я никогда прежде не держалась за руки с мужчиной. Я делала всё остальное, на что только способна женщина, но такой простой интимности никогда не было. Это казалось мне… почти пугающим, но вместе с тем успокаивало, тихо опьяняло. Чувствовать такую небрежную, но вместе с тем свободную связь. Не про секс, а про симпатию друг к другу. Я задрожала.
— Холодно, девушка? — мгновенно спросил Девлин.
— Вовсе нет.
Он помедлил и взглянул на меня.
— Скажи мне, что ты чувствуешь в этом месте.
— Словно оно заколдованное. Словно здесь в почве есть сила, которой нет за пределами этих стен.
— Да. Земля в саду была импортирована из Шотландии. Давным-давно первые Кэмероны организовали доставку камней из церквей, вместе с целой лодкой, нагруженной шотландской почвой.
— Мне кажется необычным строить церкви в городе ведьм.
— Мы практикуем свои порядки; горожане практикуют свои. Путь Кайлех не исключающий по своей природе. Приветствуются все, кто ищет свет в любой манере.
— Зачем Кэмероны уехали, если они так любили свой дом?
— Кайлех никогда не будут такими, как те, что нас преследуют, процветают от исключительности и используют её, чтобы терзать других. Бесчисленное множество мужчин, женщин и детей подвергались пыткам, осуждению и были убиты, — его взгляд сделался горьким. — Так много славных людей — прорицателей, целителей, даже сердечных ведьм, готовых умереть за своих вассалов — брутально убиты. Деревня сначала обожала их, заботилась о них, как ведьмы заботились о жителях, даже не произнося таких слов, как Кайлех, демоническое отродье или карга. А потом что-то случалось, — выплюнул он. — Зима продлилась слишком долго. Их посевы погибли. Молоко скисло. У кого-то умер ребёнок. И внезапно целительница, жившая в одиночестве или отличавшаяся по любому признаку, за который можно уцепиться, оказывалась виновной в их проблемах. И процветание могло быть восстановлено лишь уничтожением их, а зачастую всей их родословной или круга друзей в деревне.
— Отсюда и «вместе безопаснее», — пробормотала я. — Отсюда и создание места вроде Дивинити.
— Да, вдали от воспоминаний о тех, кто потерян. Место, где нет ничего, лишь возможности. Тихо, кажется, он идёт, — его голос понизился до шёпота, и он казался чрезвычайно удивлённым.
Девлин увёл меня за дерево, и мы стояли неподвижно, несколько укрывшись за огромными раскидистыми ветвями дуба Сильван, как раз в тот момент, когда рядом мягко ухнула сова. Я подняла взгляд вверх, в ветви, и увидела, что прямо на меня смотрит пара круглых глаз цвета киновари.
— Руфус, — прошептала я, будучи в восторге видеть его живым, примостившимся на развилке ветви могучего древнего дуба.
Затем самый огромный олень из всех, что я видела, с густой косматой шерстью на груди и бесчисленным количеством разветвлений в рогах, вышел из-за дерева в луч лунного света.
Грациозная, не менее царственная самка-олениха присоединилась к нему с другой стороны дерева.
Они соприкоснулись носами, затем олень повернулся и посмотрел прямо на Девлина, буквально на мгновение задержавшись на мне. Девлин кивнул ему, затем олень и олениха вместе скрылись за деревом и растворились в ночи.
— Зачем ты приходишь? — спросила я приглушённым голосом, когда они ушли. Приглушённым, потому что момент казался каким-то магическим, их встреча вызывала благоговение.
— Я не знаю, — ответил он как будто с лёгким раздражением.
Я слабо улыбнулась. Неужели Девлин Блэкстоун, под всеми этими татуировками и вампирской кожей, вопреки бесчисленным векам, что он прожил, и войнам, что он наверняка видел и, возможно, даже участвовал в них, до сих пор оставался романтиком в сердце?
— Он привлекает меня. Однажды, давным-давно, он бегал со мной. Лишь однажды. Возможно, я прихожу в надежде, что это повторится.
— Бегал с тобой?
— Я могу принимать другие формы.
— Расскажи мне, — потребовала я.
Он резко взглянул на небо.
— Бежим со мной сейчас. Приближается рассвет.
Развернувшись, мы побежали. Я понятия не имела, что может случиться с Девлином, если его коснётся свет дня, и не имела желания выяснять. Я чувствовала… желание защитить его. Ни разу я не испытывала такого ни к кому, кроме мамы.
Чёрт бы его побрал, но этот мужчина пробрался под мою кожу.
Этой ночью она видела нас вместе.
Меня разъяряет то, что мне недостаёт языка, чтобы произнести слова, которые она может понять.
Я бы сказал ей бежать с величайшей спешкой и никогда не оборачиваться назад! Не позволять себе даже праздных раздумий об этом проклятом месте.
Молодая ведьма уже тонет, тонет, и я не в силах бросить ей канат, чтобы спасти из зыбучих песков, которые её затягивают.
Тьма вокруг неё со всех сторон.
Свет тоже, но свет всегда страдает от одного недостатка — того, что тьма не борется по-честному.
Есть правила, которых светлая ведьма не нарушит. Были нарушены правила, за что светлая ведьма будет наказана, причем сурово, о чём ей вскоре предстоит узнать.
Нет правил, которые блюла бы тёмная ведьма.
Иногда надо запачкать свои руки, ведьма… не позволять, чтобы их пачкали за тебя, пока ты слишком отвлечена на отвлекающие факторы, которые они организовали.
Во имя Дагды, я прямо здесь!
Я должен каким-то образом найти способ общаться.
Захватить страницы гримуара на долгое время оказалось мне не под силу. Его многие стремятся контролировать. Воздух в старой хижине, которая давным-давно должна быть снесена, переполнен вмешательствами гуще, чем паутиной!
Ах, как невинно всё начиналось, и как быстро стало каким угодно, только не невинным…
Ребёнку было двенадцать в ночь, когда Смерть пришёл снова.
Её папу принесли домой с войны, рана от боевого топора глубоко рассекала его грудь, слишком ужасная,
