ауре, очищаясь теплым еле-заметным светом. Когда нить проклятья была мысленно захвачена, она потянула за нее, перетягивая тьму в свою ладонь и формируя на ней необрамленный черный морион. Когда девушка вздохнула с облегчением и морщинки усталости на ее лице разгладились, Сетия до боли сжала камень к руке и протянула правителю.
— Возьмите, передадите ей на память. — бросила она и отошла в сторону.
Девушка на удивление быстро пришла в себя, наверняка сказывалось лошадиное здоровье, которое она залежами хранила в своем пышном бюсте, она открыла глаза и вскочила на кровати, бросаясь в объятия магистра.
— Вы пришли! Я так скучала, мой повелитель! — запричитала она громко своим сладким голоском, стискивая его в своих крепких объятиях, и как кошка ластилась к его груди. — Мой спаситель! Мой…
— Сицилия, не сейчас. — рявкнул правитель, и это «не сейчас» больно так резануло кожу.
Дальше Селести не слушала, открыла дверь и вышла вон. Проходя по незнакомому коридору здания, толком не смотрела по сторонам, только целенаправленно искала лестницу вниз. Почему-то то, что они сейчас находились на втором этаже, она поняла сразу. За спиной она услышала тяжелые быстрые шаги, и уже через мгновение крепкая рука резко подхватила ее за локоть и повернула на себя.
— Да подожди же ты!
— Зачем? Вам стоит быть рядом со своей женщиной… — ее глаза сейчас были ледяными как куски льда, а тело обдавало неприятным знакомым холодком.
— Она не моя женщина. — повысил он голос.
— Вам не нужно мне ничего объяснять. С кем вы проводите свои ночи, не мое дело.
— Да не провожу я с ней… — запнулся, потому что чуть не соврал. — То есть, проводил, но… Послушай, я правда не святой и никогда им не был. У меня есть женщины…то есть были…Вот Бездна! — выругался он и черная дымка портала заволокла их обоих.
Говорить в таверне его знакомого трактирщика и по совместительству, отца Сицилии ему не хотелось совсем, поэтому он перенес их в свои дворцовые покои и только тогда отпустил ее руку, крепко сжимаемую пальцами. След от его касания больно обжог ее кожу, и от него не укрылись покрасневшие полосы, от которых наверняка на утро обнаружатся синяки.
Она отстранилась от него на несколько шагов как от прокаженного. Находиться рядом не было ни малейшего желания, даже в столь желанные прежде янтарные глаза смотреть было противно. Эти руки, эти губы… все они касались ее, дарили ей ласку и тепло. Но не только ей одной. Сколько женщин прежде он держал в объятиях? А о скольких заботился до сих пор? Как часто, живя с ней под одной крышей, принимая ее объятия, он ходил к другим? Даже просто думать об этом было так больно, что хотелось немедленно сбежать, укрыться там, где она больше не сможет его видеть.
— Послушай…
— Я не хочу ничего слышать! — резче, чем хотелось, сказала она. — Вам не нужно мне ничего объяснять, это ваша жизнь и вы вольны делать все, что хотите.
— Все, что захочу? — магистр зло скрипнул зубами. — Уверена?
Она молча кивнула, а в следующее мгновение владыка привлек ее к себе так властно, что не давал возможности отстраниться. Он касался ее жесткими жаркими губами, требовательно впивался в ее губы и большими сильными руками прижимал ее к себе так сильно, что ей не хватало воздуха. Каждое касание обжигало кожу сильнее раскаленного угля, а поцелуи становились все жарче, искуснее, раскрепощённее. Она сопротивлялась ему, но ее действия только сильнее разжигали искру. Этот мужчина терял рассудок, ведьмочка сопротивляясь, тряхнула головой, и очки полетели на пол, но он словно не замечал собственного безумства, и того как вместо огня, которого он жаждал в ней распалить, ее радужные прекрасные глаза покрывались льдом. Он отстранился лишь на миг, когда она прекратила сопротивление и отдалась его похоти, стояла не шелохнувшись, принимая, но, не отвечая на ласку. Ей больше не хотелось становиться одной из многих. Ведь правитель никогда и не говорил ей о том, что что-то к ней испытывает. Он лишь перестал скрывать свои желания. Но много ли это значит? Никто не говорил о любви, о нужности, о заботе и о всех тех важных чувствах, что могли бы сказать ей о том, что она близка ему, необходима. Он пригасил ее для того, чтобы она помогла, справлялась с больными, лечила проклятия, и о большем речи не шло. Сейчас и до этого он лишь поддавался минутным прихотям, а она думала, что сможет стать для него всем, мечтала стать самым важным человеком в его жизни. Но кто она такая? Маленькая ведьмочка из другого мира, которая, если судить по словам самого владыки, даже не в его вкусе. Осознание с такой силой ударило в голову, что Сетия напрочь перестала сопротивляться и что-либо чувствовать. Она ощущала, как холодеют пальцы, как к горлу и глазам подступают непрошенные слезы, застывшие где-то на полпути.
— Отпустите меня. — тихо прошептала она, сознанием находясь где-то очень далеко.
— Нет. — отрез он. — Ты сама сказала, что я могу делать то, что хочу!
— Вы должны меня отпустить!
— Я ничего тебе не должен! — рявкнул он, и только сейчас понял, что наделал. Допустил самую страшную ошибку, которую только мог, сказал то, что перечеркнуло между ними все. И доказательством тому была пощечина, которая больно обожгла кожу, и радужные глаза, пытающие ненавистью и презрением.
— Верно. Вы ничего мне не должны!
Он не ожидал, что ему самому станет невыносимо больно, когда она применит магию, и, вырвавшись из объятий, покинет комнату. Он пытался ее схватить, но его пальцы поймали лишь воздух. Норт отвез ее в квартиру той же ночью, слез она так и не проронила. У нее еще оставалось важное дело, которое она собиралась провернуть, не смотря ни на что.
Глава 84. Бесконечно-долгий сон
Слишком далеко зашел враг, слишком много уже было жертв. Если проблему не получалось решить на корню, сейчас можно было хотя бы временно остановить это безумие. Если тьмы в мире стало слишком много, что она проникает в каждого и поражает смертельными проклятиями, то нужно было уменьшить эту тьму. С этими мыслями ведьмочка переоделась в
