– Мар… – захрипела и тут же закашлялась. – Марьяна!
Тишина. Глухая к мольбам и жутким крикам, просьбам и рыданиям. Тишина. Вяло, перебирая ногами, я ползла, натыкаясь на что-то мягкое и податливое. Старалась выбраться поскорее. Под коленом раздался хруст, нога чуть-чуть провалилась в податливое нечто. Я не могла сдвинуться с места. Не могла вдохнуть.
Господи, я ползу по трупам! Господи, Боже мой! Боже!
Мне надо найти девочку. А что если? У меня вдруг сжалось горло – перехватило дыхание, закружилась голова. Не знаю как, но удалось собрать силы и страшные мысли освободили голову, паника отступила. Единственным ориентиром в тот момент для меня была даже не мысль, чтобы выжить самой, а – Марьяна – цель. Я на ощупь ползла к выходу, не обращая внимания на трупы, оторванные конечности и вонь.
У меня была цель. И я пробиралась к ней. Упорно. Заставляла себя делать очередной вдох, выставлять вперед руку, искать опору и ставить ногу. Все движения слишком медленные и затяжные. Время, казалось, остановилось.
Я заглядывала под изувеченные кресла, надеялась сквозь темень увидеть белую шапочку, вдруг девочка под сиденьями? Она маленькая, могла спокойно там уместиться. Вдруг ей повезло?
Я постаралась сосредоточиться, несмотря на страх, что вонзился в солнечное сплетение тысячами льдинок. Банши во мне напружинилась и дребезжала. Слишком много смерти в одном крошечном помещении! Эта Сила давила меня.
Все время, что я ползла, тишина нарушалась только моим шарканьем или стоном. Ничего больше я не слышала. Ни одного живого не попалось на моем пути! Ни одного!
Мысль, что пассажиры автобуса вот-вот могут превратиться в Заблудших и станут требовать от меня билет на ту сторону – отрезвляла. Моих умений хватило бы, чтобы отправить на ту сторону одну душу. И то, если крупно повезет. Что сделают со мной остальные мертвецы, когда не получат желаемого?
Я не чувствовала ребенка мертвым. Хотя, я еще никогда не доверялась чувству Банши – это мысль мгновенно обросла уверенностью. Каждый раз, я цепенела, представляя, что ребенок может оказаться под очередным окровавленным трупом, и каждый раз облегченно вздыхала – Марьяны нигде не было. Совершенно случайно я наткнулась взглядом на светлую курточку, в районе живота вздымался заметный бугор. Что-то знакомое шевельнулось внутри. Мама Марьяны? Осторожно, приподняв голову женщины, я уставилась в изуродованное лицо, залитое кровью. Из правого глаза безобразно торчала дужка очков. Мертва. Я содрогнулась.
Перевела взгляд на живот. Он выглядел кривым, вздувшимся с одного бока, неровным. Бугор под кожей трепыхался, бился в заметных судорогах. Отчаянно я разорвала молнию куртки, задрала колючую ткань свитера, в попытке выпустить младенца на свободу. Пальцы замерли и безвольно легли на вздувшийся живот. Под рукой продолжало биться сердце не рожденного малыша. Слишком быстро. Слишком надрывно.
Волоски на руках встали дыбом.
Будь у меня необходимые инструменты… Хотя бы скальпель! Я смогла бы разрезать брюшину, матку и попытаться вытащить младенца. Возможно, у меня получилось бы спасти хотя бы его? Хоть кого-нибудь…
А сейчас мне предстояло безвольно наблюдать за тем, как ребенок внутри матери встретится со смертью. Нет ничего хуже, чем невозможность что-либо сделать!
Я знала: он умрет в муках. Способны ли чувствовать дети внутри утробы боль? Если да, то боль от нехватки кислорода – будет нестерпимой. Малыш станет открывать в судороге рот, трепыхаться в околоплодных водах… Потом кровь в пуповине загустеет и перестанет поступать в плод. Ребенок не сможет издать даже звука, он перестанет дергаться и затихнет. Крохотное сердце сделает свой последний удар.
Только вот произойдет это не так быстро и не так мгновенно, как с матерью. В такие минуты, как эта, я ненавидела себя за знания. Но больше всего за невозможность помочь.
Бугор под моими ладонями перестал дергаться. Затих.
Смерть поймала его на крючок.
Жгучая боль разлилась в моей груди. Я не смогла сдержать слез. То, чему стала невольным свидетелем – неправильно. Так не должно быть.
Марьяна, где же ты?
Я аккуратно натянула свитер на живот женщины, запахнула полы куртки и двинулась дальше. Как я надеялась, к выходу.
Вскоре я заметила, что кресел не стало. Их просто вырвало с остатками правого крыла салона. Здесь царило кровавое месиво из тел и сжатого металла. Недалеко зиял чернотой провал на улицу. Почти выбравшись, я заметила белый балабон, торчащий из-под мужского тела, вывернутого в странной позе.
Марьяна? Он ее задавил!
Перебирая закоченевшими руками, я попыталась сдвинуть труп с девочки. Тяжелый. Изо всех сил потянула тушу на себя, упираясь ногами в острые ножки кресел.
– Ааааа! – вырвалось, – ааааа! Господиии!
Видимо кто-то услышал мои стенания и смилостивился. Тело, наконец, поддалось, я стянула его с девочки, тяжело повалившись на спину. Вонючий труп оказался сверху, обдавая новой порцией крови. Она все еще была горячей. Липкая, вязкая жидкость впитывалась в одежду. Мне стало дурно. Панически отбиваясь от мужчины, я на силу выбралась из-под мертвого тела и потянулась к девочке.
Марьяна лежала на боку, подтянув ноги к груди, и не шевелилась. Черные кудри расползлись по лицу, выбившись из-под алой шапки. Пухлые губы посинели, светло-карие глаза закрыты. Правая рука была вывернута в локтевом суставе в противоположную нормальному положению сторону.
– Нет! – завыла я, прижимая девочку к себе. – Неет!!
Неужели я ошиблась? Меня окружал мертвый автобус.
Звук, который издали мои легкие, напоминал завывание сигнализации. Он рвался из глубин души и застал меня врасплох. Выкричавшись, я обмякла и обняла девочку.
– А-а-аааа… А-а-аааа… – я принялась напевать мелодию старой колыбельной, убаюкивая Марьяну на руках.
Слезы смешались с кровью, мир рушился прямо перед глазами, пахло гарью и дымом. Неожиданно девочка закашлялась, с глухим свистом втянула воздух.
Жива? Стараясь как можно меньше боли причинить девочке, я потянула ее к выходу. Лобовое стекло было разбито, со стороны водителя на осколках повис незадачливый шофер. Выбив руками торчащие обломки стекла, я вылезла наружу, утягивая за собою Марьяну. Мы повалились на холодную и мокрую траву. Я сняла куртку и укутала в нее девочку, оставшись в легкой футболке.
Внутри меня что-то горело неимоверным пламенем, холод не чувствовался. Я потянулась к девочке, схватила ее за запястье, пытаясь сосчитать пульс. Кожа под пальцами зашипела. Я отдернула руку и обмерла. Знак бесконечности проступил на бледной коже Марьяны, словно ожог.
