Лилит Сэйнткроу - Дорога в ад

Веки мои опускались. Глоток кофе опьянил меня, сознание туманилось, пальцы рук и ног холодели, словно резиновые. Клочки мыслей шевелились в голове, но я слишком устала для того, чтобы складывать их воедино.

Я надолго впала в полудрему, откинув голову на подголовник, убаюканная легким покачиванием нашего летательного аппарата. Голоса я слышала как сквозь вату. Разговор шел на повышенных тонах, потом Джафримель произнес что-то резко и коротко, и дискуссия прекратилась.

Вскоре кто-то прикоснулся к моим грязным, насквозь пропыленным волосам. Ощутив нежное прикосновение, я открыла глаза и увидела стоявшего надо мной Джафа. Лицо его было усталым и задумчивым. В левом плече кольнуло, будто кто-то воткнул туда рыболовный крючок и дернул.

- Встать сумеешь?

С равным успехом он мог поинтересоваться, сумею ли я взлететь.

Я ухватилась за подлокотники кресла, напряглась и, не сдержав стона, сумела не только подняться, но и сжать рукоять Фудошина. Джафримель поддержал меня одной рукой, а другой взял со столика нож. Он прикасался к этому оружию лишь кончиками пальцев и морщился.

- Надо сказать Ванну, чтобы смастерил новые ножны.

Я покачала головой, причем мне показалось, что вместе со мной раскачивается весь самолет.

- Храни его сам. Я не хочу.

«Предложила бы отдать его Лукасу, но не знаю, согласится ли он».

Джафримель помедлил. Оглянулся через плечо. Лукас стоял, привалившись к корпусу с закрытыми глазами, и слушал, как Маккинли излагает что-то Тиенсу. Нихтврен с сомнением поглядывал на меня.

Ну и ладно, мне-то что за дело.

Джаф убрал руку, и я покачнулась.

- Куда мы направляемся?

- Я подумал, тебе лучше прилечь. Не помешало бы. - Глаза его вспыхнули, но лицо оставалось сосредоточенным и серьезным. - А, Данте?

Я стиснула зубы.

«Ага, хорошо бы поспать. Еще одно усилие, и я просплю целую неделю».

- Да, Джафримель.

«А потом начну распутывать узлы. Разберусь со всеми нарушенными клятвами и невыполненными обещаниями. Со всем, что я не довела до конца».

Боль не уходила. Она угнездилась в груди, прямо под ребрами, словно мое сердце билось среди обломков. Все мои друзья мертвы. Правда, и главный враг тоже мертв, но мне от этого не было легче.

Маккинли закончил свой монолог, и в кабине воцарилась тишина.

«Все смотрят на тебя, Данте. Сделай что-нибудь».

Я попробовала шагнуть. Покачнулась. Джафримель порывался поддержать меня, но я отмахнулась. Сдохну, но до кровати доберусь сама. Шаг за шагом.

«Почему мне не стало легче? - Слезы стояли у меня в горле, щипали глаза. - Почему?»

- Валентайн, - послышался глухой хрип Лукаса.

Я остановилась, замерла в напряженном ожидании.

«Руку, что нож способна держать, жаркое пламя не сможет пожрать. В смерть снизойдет и вернется она. Руке той сила без меры дана».

Это действительно пророчество? Или просто бессмыслица? Он Бессмертный, но Ева считала ключом меня. Так ли оно на самом деле? Суждено ли мне узнать?

То, что Лукас сказал потом, звучало абсурдно:

- Мы в расчете.

«В расчете? Какой еще, на хрен, расчет? Я пыталась убить тебя, ты работал на кого угодно, только не на меня. Но ты убил Люцифера и вернул мне нож. Вряд ли понятие "в расчете" подходит к данной ситуации».

И тут у меня появилась экстравагантная идея, для осмысления которой в моем нынешнем затуманенном состоянии потребовалось время. Это осмысление длилось довольно долго, самолет то поднимался, то снижался в зависимости от реакции гироскопов на различные внешние обстоятельства.

- Валентайн, так мы в расчете?

Хриплый голос звучал напряженно, и такое же напряжение я чувствовала во всем его теле.

Забавно. Это что же, Лукас Виллалобос хочет, чтобы мы остались друзьями?

«Не думала, что доживу до такого дня».

Впрочем, теперь это не важно. Теперь все это не имеет значения. Если я могу жить, не понимая кое-чего важного, то уж точно смогу не считать его врагом.

- Мы остаемся друзьями, Лукас. Ты ведь об этом спрашивал?

- Ладно, договорились.

В голосе Лукаса я слышала облегчение, и мое сердце на миг оттаяло.

- Отдохни хорошенько.

«А ведь не все мои друзья мертвы».

Вцепившись в рукоять Фудошина, шатаясь и спотыкаясь от изнеможения, я следовала за краем плаща Джафримеля. Как только дверь за нами закрылась и он заключил меня в объятия, по моим щекам потекли горючие слезы.

Впрочем, вот это точно не имело значения.

- Все-таки куда мы направляемся?

- В Сантьяго. Там твой дом. Наш дом.

Город лежит под пологом пронизанного оранжевым свечением тумана, над заливом поднимается белесая дымка. Весь он, от ям Тэнка до шпилей делового центра и респектабельных пригородов, размеренно пульсирует. Огибая башни, небосвод прочерчивают транспортные линии, столь затейливые и запутанные, что по ним впору гадать. Можно смотреть на них всю ночь, раздвинув занавески, доведя до максимума одностороннюю прозрачность пуленепробиваемого стекла и выключив все светильники, кроме красного глазка охранного монитора. И каждую ночь я слушаю, как безмятежно дышит во сне девочка; ее спальню охраняют два агента, сменяя друг друга на карауле у дверей.

В нашем доме спит человеческое дитя. Девочка уже не спрашивает, когда вернется ее мама, а я не пытаюсь обмануться тем, что она «забыла» об этом. У нее золотые кудряшки Эдди, большущие темные глаза и ямочки на щеках, когда она улыбается - совсем как у Гейб. Как ни странно, из всех взрослых она предпочитает демона. Он всегда проявляет к ней бесконечное терпение, готов с утра до вечера читать ей книжки с яркими картинками или играть в развивающие игры, призванные научить ребенка управлять своими возможностями. А они немалые: дочь псионов, она прошла тестирование сразу после рождения, и индекс по шкале Мейтсона у нее почти такой же, как у меня.

Последняя воля Гейб была однозначна: я стала душеприказчиком и опекуном ее дочери. С присущей ей педантичностью Габриель сумела поставить дело так, словно даже из могилы контролировала выполнение данного мной обещания. Любовь и долг - сеть, которая удерживает меня здесь. К тому же я прикипела сердцем к детскому смеху и разбросанным игрушкам.

Нарушила ли я другие обещания, чтобы сдержать это?

А если нарушила, хочу ли я об этом знать?

Скажи мне, чего ты хочешь, говорит он, и я качаю головой. Я беру меч, иду в длинный, тускло освещенный тренировочный зал, где деревянный пол пропах усердием, а зеркальные стены отражают тело, для контроля над которым мне больше не приходится напрягаться. Я проделываю упражнения, которым меня научил мой учитель, - комбинации точных движений, вытекающих одно из другого.