принадлежал матери, потому что следы третьей, самой младшей сестры, Мафдет нам не удалось обнаружить.
Я понятия не имела, с чего нужно начать поиски. Самым логичным казалось предположить, что амулет остался в королевстве, во дворце. Однако я знала, что спальню матери переделывали и не раз. Каждая следующая отцовская жена перекраивала покои королевы по собственному желанию и найти в них что-то спустя столько лет было просто нереально.
Я настолько интенсивно думала о поиске амулета, что мне начали сниться очень странные сны. В этих снах я искала камень в собственной квартире. Искала и, что самое странное, находила. Но где именно он был спрятан, мне так и не удалось понять.
А вот Ян сообразил.
Как он все понял — я не знаю. Возможно, рассказала сама Бель, хоть я ей и запретила. Возможно, вампир за ней следил. А возможно, кто-то донес. Ни один из этих вариантов нельзя было считать достаточно убедительным, и при этом ни один из них нельзя было вычеркнуть с полной уверенностью. Особенно смущал третий пункт, потому что если кто-то был доносчиком, то у меня не было достойных кандидатур на эту роль.
Но, как бы там ни было, я не могла позволить Яну встать у меня на пути. Отца и Совет нужно было уничтожить. И если со вторым пунктом было все более, чем очевидно — требовалось заставить Совет выбраться из своей норы и перебить их всех. То с первую пункт создавал огромное количество сложностей.
Я не могла устранить его сама. Я не могла убить своего отца.
Мне нужна была помощь. Но Бель для этого дела категорически не подходила. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы жители подводного королевства сообразили, чья магия течет в её венах. Нужно было что-то другое…
Но прежде я хотела вернуть маму. Я хотела, чтобы она увидела то, что произойдет дальше. Хотела, чтобы она увидела, какой сильной я стала — и ради неё тоже. Уничтожение Нуатль привело и к уничтожению магии жрицы, в том числе и той, которая удерживала душу мамы. Когда Нуатль погибла, мама освободилась. Настоящая королева вернулась во дворец, заняв положенное ей место. Одно это заставило всех отцовских любовниц разбежаться по углам, словно крысы и затаиться там, надеясь, что Её Величество будет достаточно милосердной.
На их месте, я бы не полагалась на чувство чужого сострадания столь неистово.
Почему?
Потому что я — дочь своей матери.
И это я увеличила пролом, который образовался в зеркале после нашей детской шалости.
Я выпустила зло наружу.
Я выманила Нуатль.
Я приказала Бель принять облик Нисы и, притворившись ею, отправиться с нами к змеелюдям.
Я разбила зеркало, выпустив тень наружу и позволив ей вселиться в Бель.
Я знала, что она выберет именно её, потому что Нуатль не могла не прельститься той магией, которая питала Бель. Моей магией. В том, что бывшая жрица не тронет меня даже не возникало сомнений. Я была нужна Максу, следовательно — нужна и Змею, а последнее, что нужно было этой только-только выкарабкавшейся из Изнанки гадюке — война с таким мощным противником. Освобождение Нуатль требовалось для того, чтобы застать её в процессе переселения, ведь только в этот момент ее можно было убить.
На каждом этапе я во многом полагалась на случайность, стечение обстоятельств и везение, но за всем этим стоял голый расчет. И именно это в конечном итоге и определило успех.
Чего я не учла, так это того, что иногда чужие желания могут быть сильнее моего везения…
Потоки воды струились во волосам и стекали ниже по телу, смывая пену. Движение воды повторяли мужские руки, которые скользили по изгибам, изучая и поглаживая каждую впадинку моего тела, неистово сжимая особо выдающиеся места и тут же ослабляя хватку, будто бы просто показывая, насколько сильным и голодным он может быть. Каждое движение его рук было в новинку. Загадочным трепетным испытанием, которое пробуждало какие-то глубинные чувства во мне, вынуждая покорно замирать и наслаждаться властными прикосновениями.
Такое со мной было в первый раз.
На самом деле, я считала, что вообще не могу переживать эмоции, настолько глубокие, что доходящие аж до пароксизма.
Да, меня лихорадило.
Лихорадило от него, от его рук, от его дыхания, которое тяжелело с каждым вдохом. От ощущения, как он прижимается ко мне сзади, показывая, насколько сильно он возбужден и насколько я — желанна.
Конечно, у меня были мужчины и раньше, но все, что я переживала с ними было лишь тенью, отголоском чего-то настоящего. Я это чувствовала. И она это чувствовали, считая мне холодной и безучастной к тому, что происходит в постели.
Я же после нескольких попыток решила, что просто не создана для любви. Есть же люди, которые не умеют петь или фотографировать, сколько их не учи — а ни Паваротти, ни Картье Брессона из них не выйдет. Наверное, также и со мной — сколько не ищи любви, а если любить не умеешь, то итог все равно будет один.
Я умела подделывать эмоции, как некоторые ювелиры подделывают драгоценности, но делать так, чтобы они лились из меня чистым потоком я была просто не способна.
А теперь в моей жизни появился человек, который пошатнул мою уверенность в собственной эмоциональной атрофии.
Его руки дрогнули, поддавшись нетерпению и выдав в нем животную неуравновешенность. Такую, когда хочется рвать, грызть, вцепляться в свою жертву. Не знаю, понравились бы мне подобные игры с кем-то другим, но с ним они казались естественными.
Все казалось естественным, правильным, единственно верным.
Он возвышался надо мной больше, чем на голову, прижимая спиной к своей груди. Кожа горячая, почти обжигающаяся, в противовес мне, которая умела быть только холодной, как вода. Но вода может быть подвижной, поглощающей. Вода может принять и растворить в себе. И я хотела, чтобы он растворился во мне. Я желала его так, как только способна женщина желать мужчину в первый раз.
Над моим ухом раздалось рычание. Я была так плотно прижата к нему, что от этого рычания завибрировало что-то внизу живота. Я охнула, и закрыла глаза, непроизвольно сжимаясь, пытаясь спрятаться, защититься.
Резко вспомнилась та ночь, когда мы встретились в первый раз. Когда он стоял передо мной, готовый вырвать мое сердце, а я не видела ничего, кроме темноты, сквозь которую мне на встречу неслась смерть.
— От тебя… воняло, — задыхаясь, с трудом проговорила я. В приоткрытый рот затекала вода, которая была настолько горячей, что всю душевую
