Люсьен посмотрел на Данте, спящего на полу фургона. Крик сгорающего на солнечном свету, душераздирающий звук агонии ребенка — его ребенка — отражался эхом в обрывках снов Данте. Напоминая Люсьену о том, что он чувствовал... что он слышал, стоя на кухне с Уоллес.
Хлоя. Моя принцесса. Мое сердце.
Я не позволю им тебя забрать.
Встав на колени, Люсьен взял сына на руки. От Данте исходил жар. Жар, хоть он и был в успокаивающем Сне. Из носа текла кровь, оставляя линии на губах.
Ох, маленький, они забрали бы ее в любом случае. Ты бы ничего не смог сделать. Ничего. Ты был всего лишь ребенком.
Люсьен убрал волосы с лица Данте, коснулся холодной серебряной серьги в ухе.
Прошлое поглотило его.
Взгляд Люсьена опустился. Сердце сжалось, когда он уставился на изрезанную футболку Данте. Запах его крови. Он приподнял пропитанную кровью ткань. Бесчисленные исчезающие раны рассыпались по всей груди и животу. Порезы. Проколы. Ножевые ранения.
И что, ножи так необходимы помощнику журналиста?
Люсьен, наконец, обратил внимание на спящего смертного, пристегнутого к фургону. На обагренном кровью горле — укус. Одна рука перевязана, с распухшими пальцами. Рукоятка ножа торчала из бедра. Взгляд Люсьена метнулся к мальчику, качающемуся в колыбели его рук, замер, затем вернулся к Джордану.
Напротив Джордана был матрац, забрызганный и измазанный кровью. Кровью Данте. Также кровь покрывала стены и потолок. Книгу — поэзия? — и разбросанные бумаги и фотографии, захламлявшие пол за матрацем.
Люсьен напрягся. Потому что узнал фотографии. Некоторые он просматривал с Уоллес. Так, прошлое Данте вернули ему с помощью крови и ножей. Вернул без милосердия смертный с мертвыми глазами.
И еще Данте кормился. Тогда почему Джордан все еще дышит?
Негодяй заключил сделку на свою жизнь? Взгляд Люсьена вернулся к бумагам и отчетам, разбросанным на полу. На что?
Его первым импульсом было поднять Данте на руки и улететь домой. Когда дитя будет в безопасности, он вернется. Затем вынесет Джордану и Мур окончательный приговор, суд Падшего и смерть в духе Ветхого Завета.
Но снаружи горел дневной свет. Ему нужно было подождать до сумрака, чтобы отнести Данте домой. Люсьен нагнулся и прижался губами к Данте, вдыхая в него энергию, он уже поступал так, когда Уоллес пришла с ордером. Пробуждая его дитя ото Сна. Пробуждая от пепла, в котором он кружился, обнимая маленькую девочку.
Боль ударила по щитам Люсьена. Вдыхая, он отогнал ее подальше. Коснулся кончиками пальцев виска Данте. Холодный свет полился в опустошенное от боли сознание дитя и горящее тело.
Данте сделал глубокий вдох. Его глаза открылись. Он посмотрел на Люсьена, но узнавание не отразилось в глубине темных глазах. Вырвавшись из захвата Люсьена, Данте встал на колени. Тело скрутило, мышцы напряглись, он зашипел.
Страх потянулся холодной рукой к позвоночнику Люсьена. Потерялся ли Данте в безумии? Несвязанный и сумасшедший Создатель? Или это просто Сон, не отпускающий его? Всегда рискованно будить Спящего.
Люсьен успокаивающе поднял руку.
— Данте, дитя, ты в безопасности. Тихо.
— Не Данте, — произнес тихий голос. Джордан. — Это С.
— С не существует, — сказал Люсьен, — только Данте. С часть тебя, дитя. Гнев, который ты отрицаешь, боль, которую игнорируешь.
— Он точно не отрицал гнев в последнее время, — пробормотал Джордан.
Не отводя взгляда от Данте, Люсьен направил руку и ударил энергией по смертному. Джордан завизжал. Запах озона наполнил воздух.
Люсьен встретил исчерченный красным гневный взгляд. Теперь он видел. Сон задержался в глазах сына.
— Она не может подняться с тобой. Мне жаль, но ты должен оставить ее и позволить спать.
— Нет. — Руки Данте сжались в кулаки. Боль и Сон застилали глаза. — Я обещал ей вечность.
— Дитя, ты и дал ей вечность, — сказал хриплым голосом Люсьен. — Она всегда с тобой. Но она не должна быть здесь. Ты в фургоне с Элроем Джорданом. Он похитил тебя. Пытал тебя. Данте, проснись.
Данте вздрогнул, его бледное лицо исказилось. Он коснулся трясущейся рукой виска.
— Хлоя, — прошептал он, — я все еще могу спасти ее.
— Слишком поздно, Данте.
Данте посмотрел на Люсьена, Сон исчезал из его глаз. Он с трудом сглотнул. Отвел взгляд и через мгновение кивнул.
Люсьен обхватил лицо Данте.
— Ты мой сын, — произнес он, — ты можешь ненавидеть меня, сколько хочешь, но эта правда останется. Ты дитя Люсьена и Женевьевы.
Данте отдернул голову от прикосновения Люсьена и прижал лихорадочно-горячие руки к его голой груди, приготовившись оттолкнуть, затем остановился. Одинокая чистая нота прозвучала сквозь Люсьена, раскатившись по телу, и вернулась обратно в ладони Данте. Удивление засветилось на лице Данте. Золото вспыхнуло в глазах. Энергия струилась туда и обратно между ними; Создатель, притянутый своим созданием, ангел, очарованный своим Творцом.
Данте отдернул руки от груди Люсьена. Он видел вопросы в его глазах, поскольку золотой свет исчез: Что это было? Что только что произошло?
— Это то, чему я должен научить тебя, — сказал Люсьен, — до того как станет поздно.
Данте покачал головой, руки сжались в кулаки.
Люсьен хотел вбить благоразумие в своего упрямого сына так же, как и обнять его, прижать ближе и уберечь.
— Да, нравится тебе это или нет.
— Большой Парень твой гребаный папаша? Нифига себе! — засмеялся Джордан.
Синее пламя искрилось вокруг Люсьена, текло по венам очищающим огнем. Он развернулся. Его рука сомкнулась вокруг окровавленного горла смертного и сжалась. Джордан выпучил глаза, язык вывалился. Он бился ногами, но Люсьен блокировал каждый слабый удар. Позор. Это будет слишком легкая смерть по сравнению с тем, что он придумал для него.
— Нет! — Пальцы Данте обхватили запястье Люсьена.
— Что за сделку он заключил с тобой? — спросил Люсьен низким голосом.
Джоржан забился, глаза закатились, слюна пенилась на губах.
— Данте, какую?
— Он должен сказать последние слова Джины.
— В обмен на что?
— На несколько часов, — ответил Данте. — Я... С... — замешательство мелькнуло на лице. — Я... согласился не убивать его, пока мы не закончим с Мур.
— Ох, дитя, — вздохнул Люсьен, расслабил руку, но не отпустил Джордана. Его взгляд переместился к Данте. — Ее последние слова ничего не изменят. Откуда ты знаешь, что он не солжет?
— Не знаю, — произнес Данте, — но я узнаю слова Джины, как бы он их не менял.
Боль и потеря легли тенями на его лицо.
