опустился на скулу, Якова отшвырнуло в стену дома. Упасть ему военный не дал, схватил за рукав и рванул прямиком на свой кулак — дыхание выбило, обожгло ребра. Колдун больше не уворачивался, не хватало сил, а в голове испуганной птахой билась мысль: если Авдотья сегодня умрет по его вине, это отправит его в самое пекло.
Добраться бы до ведьмы, помочь паскудной упырихе…
Удар в висок оглушил, опрокинул на спину.
— Прощайся с жизнью, выродок…
Хрипло дыша, Брусилов быстрым шагом дошел до пистолета, засыпал порох, вставил дрожащей рукой патрон, оглушительно громко щелкнув стволом. А Яков так и не сумел подняться, не смог заставить себя пошевелиться. Он смертельно устал.
Хрипло рассмеявшись, колдун поднял глаза на хмурое небо, затянувшее плотными серыми тучами солнце. Первые в этом году снежинки начали свой плавный танец. Крупные, они будто стремились опередить начало зимы, подогнать ее. Вокруг жило привычной жизнью болото, тихо наблюдали за его участью поднятые со дна мертвецы.
Красиво. Когда погибла мать, тоже шел снег.
* * *
Она забыла об усталости, алкоголь больше не дурманил разум. Варвара спешила.
Отлетела распахнутая дверь, громко стукнула о стену, едва не угодив сгорбившейся барыне прямо в лоб. А она, хрипя и пытаясь схватить губами хоть каплю воздуха, уже неслась по лестнице на второй этаж, чтобы распахнуть дверь в спальню хозяйки.
Та сидела за широким столом, пересчитывая выручку. Увидев потрепанную барыню, женщина тихо охнула и всплеснула руками:
— Что ж ты себя так изводишь, окаянная? Чем помочь-то тебе, чего так несешься?
— Где у вас есть ведьма? — Сиплый голос был полон решительности, каждый звук царапал пересохшую глотку, Варвара быстрым шагом дошла до стола, уперлась в него ладонями. — Где найти ту, к которой местный люд обращается? По глазам вижу — знаешь, не ври мне…
Смерив Глинку сочувствующим взглядом, хозяйка опустила руки с деньгами со стола — от греха подальше. И сетуя, зачастила:
— Да не нужен тебе этот мужчина, оставил он тебя, понимаешь? Аль ты дите скинуть собралась? Одумайся, дело это позорное, конечно, в девках рожать, да только ж то живая душа… Не губи…
— Где мне найти ведьму? — Чеканя каждое слово, Варя зло подалась вперед, почти улеглась на столешницу.
Сейчас бы Яков ею гордился — когти потянулись в длину, почернели подушечки пальцев, заныла челюсть от вытягивающихся длинных клыков. Она видела свое отражение в стекле окна, сейчас барыня была страшнее самого Болотного Хозяина. Разъяренная, отчаявшаяся копия.
Хозяйка заголосила, дернулась, опрокинувшись вместе со стулом, разлетелись подсчитанные рубли.
— Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близгрядущего, и укрой меня от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. Даждь ми, Господи, крепость и мужество твердого исповедания имени Твоего святого, да не отступлю страха ради дьявольского, да не отрекусь от Тебя, Спасителя и Искупи…
— Говори, где ведьма! — Завибрировал, растроился низкий рычащий голос, резвым шагом Глинка подошла к плотно зажмурившейся женщине, сложившей в молитве ладони. Схватила за рубаху, одним рывком поднимая на ноги. Та всхлипнула, обмякла.
— За цирюльным домом, что на площади уместился. Дряхлая хибарка, почти заброшенная. Господом богом молю, не губи, не губи — ничего плохого в жизни не делывала…
Варвара разжала одеревеневшие пальцы и снова пустилась бежать, страх подгонял ее ноги.
Дом ведьмы она нашла быстро — нити волшбы ринулись впереди хозяйки, разукрасили длинными дегтярными полосами дорогу. У порога косой, будто наспех сложенной хибары, она запнулась, запуталась в платье, громко рухнув на порог. Заныло ушибленное запястье, заставляя злобно зашипеть, на четвереньках преодолевая последнюю сажень до дверной створки. Та была открыта, ее ждали.
Старуха сидела у печи, перекладывая сухие травы в ровные пучки, стоило Варваре ввалиться внутрь, снова упав на пороге из сенника, она задумчиво пожевала губы, тяжело поднялась.
— Вижу родню по ремеслу, чудно, до чего ж ты в бесовскую шкуру вошла искусно. Что привело в мой дом?
Прижимаясь пылающей щекой к холодным доскам пола, Варвара хрипло закашлялась, попыталась восстановить дыхание. В груди пекло, мир перед глазами покрылся черными резвыми точками, она никак не могла увидеть лица колдуньи.
Когда под самый нос старуха сунула ей кружку, барыня приподнялась, выпила ее в три жадных глотка и со стоном уселась.
— Один колдун нож с пня выдернул, как повторить мне обряд, чтоб смогла в зверье перекинуться?
— Дык в ученицы я никого не беру, и знаниями не делюсь за просто так… — Усмехнувшись, женщина уселась на лавку и вытянула вперед выглядывающие из-под юбки опухшие ноги с фиолетовыми разбухшими венами.
— Не прошусь в ученицы, я ко пню отведу, сделай обряд. Что хочешь взамен бери, готова душу продать, только сделай. — Рвано дыша, она скрючилась в поклоне, уткнулась лбом в шершавые доски, жмуря глаза.
Если не выйдет, она может не успеть. Как же долго до нее не доходила истина, что, если помогать на болотах уже некому? Оглушенная шумом крови в ушах и гулким зачастившим сердцебиением, она не сразу расслышала тихий голос старухи.
— Не найти тебе здесь помощи, ведьма. Да и нечем тебе мне платить — душе твоей уже давно место уготовано.
— Почему не найти? — Поднимая голову, Варвара нервно вздрогнула, когти царапнули по полу, оставляя короткие глубокие борозды.
— Не обучена я такому колдовству, а что знаю, тебе будет ненадобно. — Под вопрошающим взглядом Варвары она усмехнулась, растерла ноющие колени морщинистыми ладонями и продолжила. — Знаю я, как людей проклинать, чтоб в зверье обращать. Да только чтоб обратно возвратиться, надобно со всей силы о землю приложиться. Не выжил бы после такого никто. Помню, в дни моей молодости, отвергнутая ведьма целый свадебный воз прокляла, с нареченными да гостями. Ох и долго по округе бродили волки, выли. Один жених, Ефросий, докумекал, в глубокий овраг кинулся. Да только измолотило его так, что в человечьем теле он и дошел.
Отчаяние резво взобралось на загривок, вцепилось в нее алчными зубами, отравило кровь. Ежели Яков жив и здоров — он придумает, как снять проклятие, а нет — так разбиться о землю не самый страшный вариант.
— Что хочешь отдам, обращай.
Выцветшие глаза старухи изумленно распахнулись, она цокнула языком.
— Не буду платы с тебя брать наперед, коль выживешь — расскажешь, как, оно и мне полезно станет. Ан нет, так с мертвеца ничего и не стребовать, будет мне на старости урок. Ой удивила, потешила…
Тяжело поднимаясь, она зашаркала обратно к столу, засуетилась, доставая сученые черные свечи и льняные свертки.
— Боль будет адская, ведьма. Коль тронешься умом — не моя вина.