Соня отошла к стене как раз вовремя, потому что мимо нее пронеслась каталка с капельницей и двумя санитарами. Пострадавших действительно было много. Маршрутка, видно, была битком. Часть из них лежала в холле прямо на полу, по мере возможности их вывозили на лифтах на другие этажи. Глядя на весь этот кошмар, Соня не сразу заметила его, а когда заметила, так и осталась стоять на месте.
Табрал поочередно оказывался рядом с разными людьми. И выглядело все так, словно, когда он был с кем-то, весь остальной мир для них отступал. Аудиенция у самого бога смерти. О чем он их спрашивал? Как много они грешили? Женщина истошно вопила, пока ее глаза не закатились. С ней он, пожалуй, не говорил, так, постоял рядом. Мужчина орал и ругался, потом несколько раз дернулся, захрипел, и на этом все закончилось. Соня с замиранием сердца наблюдала, к кому же он подойдет следующему, кого выберет. Следующей оказалась девочка лет семи или восьми. Темные волосы, милое пухлое личико. Соня дернулась. Она не может просто стоять и смотреть, она должна помешать ему. Только не эта девочка, довольно. Карие доверчивые глаза с надеждой смотрели на Табрала. Он что-то рассказывал ей, улыбаясь, и девочка улыбнулась в ответ, потом протянула обе ручонки к демону. Он склонился к ней и взял ее на руки. Ноги Сони задеревенели, и она не смогла сделать ни шага. Может, это было его колдовство, а может, элементарная трусость, но она могла лишь стоять и смотреть, что будет дальше. Дыхание толчками вырывалось из ее груди. Девочка обняла демона за шею и положила голову ему на плечо, потом, сладко зевнув, закрыла глаза. Он бережно, словно хрупкую куклу, опустил ее назад на носилки. И тут же к девочке бросился врач, крикнув что-то коллегам. К нему присоединились две медсестры, они суетились, пытаясь что-то сделать. А Соня смотрела на них, зная, что девочке уже ничто не поможет.
Табрал не уходил, он по-прежнему стоял возле ребенка и грустно смотрел на бесполезные попытки врачей ее реанимировать. Его темные брови были нахмурены, черные глаза не отрывались от лица умершей. Волевой подбородок, прямой нос с чуть приподнятыми крыльями, и черные слегка вьющиеся волосы. Только теперь, в искусственном свете больницы, Соня рассмотрела его, как следует, в деталях. Она подумала о том, как бережно он прижимал к себе девочку, как забрал — стараясь не испугать, убаюкал, рассказав сказку. И что-то вроде благодарности колыхнулось у нее в груди. Значит, все же, есть справедливость. Те, кто заслужил, страдают от ужаса. Кто заслужил лучшее — уходят мирно или одариваются счастливыми видениями. Соне не хотелось загадывать, что ждет ее. Какой человек с уверенностью может сказать, хорош он или плох. Нет, конечно, она не убийца и не вор, но и не мать Тереза. Соня понятия не имела, какие дела ее жизни перевесят: хорошие или плохие. Демон за ней придет или… или кто? Она даже не могла представить того, кому была бы рада в последние свои минуты, кто вызвал бы на ее лице слезы умиления, как Филипп у старушки. Или какая сказка могла быть настолько хорошей, чтобы заставить ее мирно уснуть на плече у смерти.
Когда Соня очнулась от своих мыслей, он уже стоял над худым некрасивым мужчиной, залитым кровью. Одна из медсестер метнулась в его сторону, но другая, дернув ее за рукав, потащила к другому пострадавшему.
— Подождет.
— Почему? — удивилась первая.
— Водитель маршрутки, — кивнула та на худого. — Из-за него все и случилось.
Соня смотрела, как Табрал просто стоит над раненым, и вроде бы ничего не делает. Но потом водитель заплакал, а через несколько секунд его тело стали сотрясать настоящие рыдания.
— Что же я наделал, — завыл он, — какой же я дурак. Боже, нет, — он метался на носилках, едва не сваливаясь с них. Но окружающие были слишком заняты, чтобы успокаивать его истерику. Испачканным в крови кулаком он бил себя в грудь. Соня взглянула на лицо Табрала и увидела там следы едва заметного удовлетворения. Затем он резко развернулся и, как всегда, зашагал прочь.
«Значит, смертей больше не будет», — с облегчением подумала Соня и снова с тоской посмотрела на девочку. Будет ли он также нежен с ней, когда настанет ее время? Или заставит раскаиваться и горько плакать? Соня вдруг поняла, что для нее почему-то важно не выглядеть перед ним полным ничтожеством. Не важно, что она натворила и что скажут весы добра и зла, но она имеет право уйти человеком, сохранив хотя бы каплю достоинства.
Храбрые уходят, не оборачиваясь
— Выглядишь, как воин, — добродушно усмехнулся Чу Пен, когда Соня заглянула к нему вечером на чай.
— Только безоружный, — ответила она, усаживаясь на подушку.
— Оружие бывает разным, — заметил старик, заливая кипяток. — Можно вооружиться мужеством, верой или состраданием. Но главное, что отличает воина — это его внутренняя сила и честь.
— Мундира, — добавила Соня и рассмеялась.
— У меня ты смеешься, а Ира жалуется, что ты не улыбаешься.
— Жалуется? — насторожилась Соня.
— Успокойся, — махнул рукой Чу Пен, — она переживает за тебя. Не будь такой резкой, это необязательно.
Соня приняла из его рук чашечку и совет, и постаралась расслабиться, что было не так уж и сложно с удивительным чаем Чу Пена. В его аромате чудился и жасмин, и цветочный мед, и ваниль.
— Больше ни о чем не спросишь? — мягко подшутил над ней старик. — Ты ведь так любишь вопросы.
— У меня уже больше ответов, чем мне нужно, — ответила Соня, и Чу Пен удовлетворенно кивнул, словно она, наконец, сказала что-то мудрое.
— Так и есть, — согласился он.
И они остались сидеть в тишине, нарушаемой лишь периодическими глотками и звуками чашечек, опускаемых на стол. Рядом с Чу Пеном время текло словно бы в ином ритме, неспешнее и мягче. И он не вел себя с Соней, как с больной. В его отношении к ней с самой их первой встречи ничего не изменилось, разве что они стали ближе. И хотя, все те слова, которыми они обменялись, исчислялись парой сотен, Соня стала воспринимать его, как своего наставника и друга. А что чувствовал Чу Пен — было загадкой, он обычно сидел рядом, полуопустив веки и то ли присутствуя, то ли отсутствуя. Но рядом с ним в душе наступал мир, и сами мысли о конечности всего сущего уже не казались такими непоправимыми.
— Если хочешь избежать хаоса в момент смерти, — сказал Чу Пен, — нужно войти в нее осознанно. Тогда ты будешь понимать, что происходит, и никакой демон тебя не напугает. Потому что ты поймешь, что то, что ты видишь — всего лишь его игра, независимо от того, кем он тебе предстанет.
— Но ведь это не изменит результата, верно? — подняла глаза Соня.
