Интересно, какие волшебные слова сказал Тристан маленькому восьмилетнему мальчику, чтобы ему вдруг сразу стало лучше? Скорее всего, никакого чуда не было. Возможно, вместо того, чтобы целых три недели снова и снова объяснять Филиппу причины маминого замужества, Айви нужно было просто засунуть себе в нос пару креветок?
— Филипп, — резко окликнула она брата.
Но ей пришлось подождать, пока ничейное очко не будет разыграно.
— Чего?
— Тристан что-нибудь спрашивал у тебя обо мне?
— О тебе? — он ненадолго задумался. — Нет.
— Ну да…
«Впрочем, мне совершенно все равно!» — подумала она.
— А ты его знаешь? — спросил Филипп.
— Нет. Просто подумала, что после того, как я тебя нашла в кладовой, он мог что-то сказать обо мне.
Филипп наморщил брови.
— Ага, сказал. Он спросил, нравится ли тебе твое розовое платье и правда ли, что ты веришь в ангелов. Я ему рассказал о твоей коллекции статуэток.
— А что ты ему сказал о моем платье?
— Да.
— Что да? — вскрикнула она.
— Что тебе очень нравится. Ты же сама сказала маме, что оно просто прелесть.
И мама ей поверила. Так почему же Филипп должен был не поверить?
— Тристан сказал тебе, почему он работал у нас сегодня вечером?
— Угу.
Иннинг завершился. Филипп готовил новую игру в защите.
— И почему? — теряя терпение, спросила Айви.
— Ему нужны деньги на соревнования по плаванию. Он пловец, поняла? Он ездит по разным штатам и плавает. И скоро ему опять нужно куда-то лететь, только я забыл, куда.
Айви кивнула. Ну конечно. Тристану просто нужны деньги, он должен зарабатывать. Зачем только она слушала болтовню Сюзанны?
Филипп вдруг вскочил с пола и бросился к ней.
— Айви, не заставляй меня переезжать в тот огромный дом! Не заставляй, слышишь? Я не хочу ужинать с ним!
Айви обняла брата и прижала к себе.
— Все новое поначалу кажется страшным, — сказала она. — Но Эндрю всегда хорошо к тебе относился, с самого начала. Разве ты забыл, как он купил тебе первую карточку Дона Мэттингли, выпушенную, когда тот только начал играть?
— Я не хочу ужинать с Грегори!
Айви не знала, что ответить брату на это.
Тогда Филипп встал рядом с ней и тихонько провел пальцами по клавишам старого фортепиано. Когда он был помладше, то часто делал так, распевая разные мелодии, которые как будто играл.
— Меня нужно срочно обнять, — сказала Айви. — Ты не против?
Филипп вяло обнял сестру.
— Давай сыграем наш новый дуэт, хочешь? Филипп пожал плечами. Они начали играть, но Айви видела, что радость, еще совсем недавно переполнявшая Филиппа, бесследно исчезла.
Они сыграли пять тактов, когда Филипп вдруг резко ударил руками по клавишам. Потом еще раз, еще и еще.
— Не поеду! Не поеду! Нет, нет, нет!
Он разрыдался, и Айви прижала его к себе, давая выплакаться. Когда рыдания Филиппа иссякли, превратившись в судорожную икоту, она спокойно сказала:
— Ты устал, Филипп. Ты просто устал.
Но Айви знала, что это не совсем правда.
Выплакавшись, Филипп обессиленно привалился к ней, а она стала играть подряд все его любимые песни, незаметно перейдя к колыбельным. Вскоре Филипп стал клевать носом, но он был уже слишком большой, чтобы Айви могла отнести его в постель.
— Идем, — сказала она, помогая брату встать с табуретки. Элла побежала в комнату следом за ними.
— Айви.
— А?
— Можно я сегодня возьму в постель одного твоего ангела?
— Конечно. Какого?
— Тони.
Тони был темно-коричневым, вырезанным из дерева. Это был ангел отца Айви. Она поставила Тони рядом со спальным мешком, где уже лежала карточка Дона Мэттингли. Филипп забрался в мешок, и Айви застегнула молнию.
— Помолимся ангелу? — предложила она, и они вместе произнесли:
«Ангел света, ангел небесный, храни нас этой ночью. Храни всех, кого я люблю».
— Тебя, Айви, — пробормотал Филипп, закрывая глаза.
Всю неделю после свадьбы Айви казалось, будто она плывет из одного дня в другой, и эти дни запомнились ей только мучительными разговорами с Филиппом. Сюзанна и Бет шутили над ее рассеянностью, но делали это гораздо мягче, чем обычно. Грегори пару раз останавливал ее в школьном коридоре, отпуская шуточки по поводу того, что ему непременно нужно привести свою комнату в человеческий вид до пятницы. Тристан за всю неделю ни разу не попался ей на глаза — по крайней мере, она его не видела.
Теперь вся школа уже знала о свадьбе Эндрю и ее матери. Про нее написали не только в местных газетах, но и в «Нью-Йорк Тайме». В этом не было ничего удивительного: об Эндрю часто писали в прессе, но странно было увидеть в газете фотографии мамы.
Как бы то ни было, утро пятницы все-таки наступило, и когда Айви вывела свой маленький ржавый «додж» с подъездной дорожки, ее вдруг охватила острая тоска по всем тесным, шумным, ветхим съемным квартирам, в которых когда-либо жила ее семья. После школы она должна направиться уже по совсем другой дороге — той, что взбегала на гору, возвышавшуюся над рекой и вокзалом, и вела к горделивому дому, обнесенному низкой каменной стеной. Эта дорога серпантином обвивала гору, петляя среди рощ, нарциссов и лавровых кустов. Рощ Эндрю, нарциссов Эндрю и лавра, принадлежавшего Эндрю.
Днем Айви забрала Филиппа из школы. Он больше не спорил и не хныкал, он просто молча ехал рядом. Они были уже на полпути к вершине горы, когда Айви услышала сверху приближающийся рокот мотоцикла. Айви даже опомниться не успела, как мотоциклист вдруг выскочил из-за поворота прямо на них. Она, как могла, прижалась вправо, но мотоцикл несся ей в лоб. Айви нажала на тормоз. Мотоцикл пронесся в опасной близости к ним, а затем умчался прочь.
Филипп повернул голову ему вслед, но не сказал ни слова. Айви посмотрела в зеркало заднего вида. Кажется, это был Эрик Гент. Хорошо бы Грегори тоже был с ним.
Но Грегори ждал их в доме, вместе с Эндрю и мамой, которые только что вернулись из свадебного путешествия.
Мама приветствовала их с Филиппом крепкими объятиями, напомаженными поцелуями и облаком каких-то новых духов. Эндрю взял обе руки Айви в свои руки. Он был достаточно умен, чтобы ласково улыбнуться Филиппу, не прикасаясь к нему. Затем Айви и Филипп были переданы Грегори.
— Я буду вашим гидом, — объявил он и прибавил, нагнувшись к Филиппу: — Никуда не убегай, понял? В некоторых комнатах этого дома живут привидения.
Филипп быстро огляделся по сторонам и посмотрел на Айви.
— Он шутит.
— Я серьезен, как никогда, — отрезал Грегори. — Здесь жили очень несчастные люди, только и всего.
