Элья облизнула внезапно пересохшие губы.
— Какая… подоплёка?
— Да неважно… — Грапар качнул головой. — Было, уплыло, быльём поросло… знаете такую присказку?
— Какая подоплёка, господин Грапар?
Она почувствовала его неуверенность, слабину. Надо было надавить сейчас — иначе потом шанса может и не представиться. Грапар явно не тот человек, на которого так просто давить. А он знает что-то важное, что и Элья обязательно должна узнать — хоть это и очень страшно.
Грапар молчал. Смотрел на неё — пристально, не моргая. Даже тень от шляпы не смягчала его взгляда, и Элье было очень не по себе. Но она умела собирать в кулак волю, и с честью выдержала игру в гляделки, хотя куда легче было бы станцевать сольный танец перед королевской семьёй.
Грапар проиграл.
— Тот день… — он вздохнул. — По-хорошему, конечно, это всё не я должен вам рассказывать. У меня своя миссия, я давно отошёл от дел, я…
— От каких дел?
Она нервничала всё больше. Презрительный взгляд, которым он недавно ожёг её, глубоко задел девушку, и Элья знала, что не должна допустить, чтобы этот взгляд повторился. А для этого ей нужно было понять, что происходит.
— Да неважно… — Грапар отвернулся и стал смотреть на воду. С этого момента говорить ему стало явно легче. — В общем, Элья, семнадцать лет назад всё было по-другому. Оставалось довольно много людей, считавших, что прежнюю Шемею можно возродить. Эрест ещё не так прочно сидел на троне, наша страна ещё не лишилась своего облика и даже своей столицы; можно было свергнуть узурпатора и вернуть всё на круги своя. Были люди, которые в это верили. Среди них — мои родители. И, как я понимаю, ваши тоже…
Элья отпрянула от него, как от прокажённого, отступила на шаг.
— Ничего подобного! Мои родители бы никогда…
— Ваши родители были из Клана Альбатроса, — жёстко произнёс Грапар, снова повернувшись к ней. — Стоит только посмотреть на вас, чтобы понять, что это так. А Клан Альбатроса всегда был против Эреста. Как вы можете не знать об этом!
Его так искренне возмущало её невежество, что Элье и правда стало стыдно.
— А что об этом можете знать вы? — спросила она строго, стараясь скрыть своё смятение.
Пожалуй, несколько переусердствовала. Ей всегда говорили, что она переигрывает, с неохотой давали реплики в пьесах… Элья знала, что и в жизни тоже иногда перебарщивает с выражением своих эмоций.
Вот и Грапар, сообразив, что разговор принимает нежелательный оборот, снова попытался идти на попятный.
— Я прошу меня простить… Давайте забудем. Мне не хотелось бы с вами ссориться, а судя по вашей реакции вы непременно разозлитесь на меня, если мы будем продолжать эту беседу. Мне жаль, что я не сдержался и завёл об этом речь. Давайте договоримся, что нашей беседы не было, хорошо? Пойдёмте лучше…
— Господин Грапар, я с места не сдвинусь, пока не услышу от вас объяснений. Почему Клан Альбатроса был против его величества?
— Был и есть, — негромко сказал Грапар, поморщившись от «его величества». Потом немного помедлил, но, придя к выводу, что от разговора всё-таки не отвертеться, продолжил: — Вы не хуже меня знаете, что люди из Клана Альбатроса мигрируют. Не все ваши родичи могут жить на скальных островах, многие сбегают — и давно — в страны, где более мягкий климат и более плодородная земля, и пускают там свои корни. Вам также хорошо должно быть известно, что Клан Альбатроса очень ревностно относится к своим корням. И к земле, которая их хранит…
Грапар внимательно посмотрел на Элью, пытаясь понять, какую реакцию вызывают у неё его слова. Девушка, в свою очередь, постаралась сохранить невозмутимость, но, видимо, не очень удачно, потому что уголки губ Грапара дрогнули, обозначая улыбку… причём сочувствующую.
— Шемея стала домом для ваших предков, — продолжал Грапар. — Ну, и другие страны Семи Братьев, я полагаю… Впрочем, о них речи не идёт. Не знаю уж, сколько поколений альбатросцев жили здесь до вас, но поверьте, ваши родители не могли согласиться с тем, что происходило со страной. Это означало бы предать свою кровь. Конечно, они участвовали в Сопротивлении, я бы не сомневался в этом, даже если бы вы не сказали, что они погибли при крушении Лебединого Моста.
— Значит, и моя бабушка тоже должна была бы участвовать. А между тем она всегда учила меня уважать и почитать короля. — Элья сердито скрестила на груди руки. Однако злилась девушка не только на Грапара, но и на себя: червячок сомнения, рождённый его словами, уже поселился в её душе. Всё верно, Клан Альбатроса действительно всегда чтил свои корни…
Грапар пожал плечами:
— Думаю, она просто испугалась. За вас в том числе. Многие тогда испугались… Именно поэтому сейчас мы имеем не Сопротивление, а жалкие крохи… А уж сколько наросло мишуры. Все эти славословия великому Татарэтскому государству… Слишком, слишком много всего этого. Слишком легко спрятаться злу. А чем менее заметно зло в мишуре — тем менее заметна и цель, к которой шли они. — Грапар кивнул на бронзового лебедя. — Идеи, когда-то сплотившие всех, сейчас уже не кажутся такими привлекательными. Всех всё устраивает. Забыли, какой великой когда-то была страна, от которой осталась лишь блёклая тень. О многом забыли… Вы знаете, например, что Большая Ярмарка, которая приносит в королевскую казну такую прорву денег, выросла из государственного Шемейского праздника?
Элья покачала головой. Она впервые слышала об этом.
— Вот видите… И мало кто знает, тем более, из молодых людей. А ведь именно в середине синего месяца тысяча сорок девятого года земли Семи Братьев объединились, и столицей всех княжеств стал шемейский город Унгур, благодаря чему Шемейское княжество стали называть Великим…
— Я это всё знаю, — перебила его Элья. — Я только не знала дату…
— Вот именно. В то время, как в прошлом году было ровно четыреста пятьдесят лет с тех пор, как это случилось, и со стороны Эреста, якобы с уважением относящемуся к истории Шемеи, было бы неплохо хотя бы один раз напомнить людям, в честь чего они едят яблоки в карамели во время ярмарочных гуляний. Как вы считаете?
— Возможно, вы правы, — признала Элья.
Грапар усмехнулся. Слово «возможно» явно позабавило его.
— А магический дар? Когда-то мысль о его запечатывании была просто неприемлемой. А сейчас это так просто, так нормально…
— Магия — это право, которое нужно заслужить, — тихо сказала Элья. Всё в ней протестовало против этого разговора. Ей хотелось спорить, хотелось растаптывать каждую его фразу. Всё, что говорил Грапар, проникало слишком глубоко в неё, касалось тех уголков её сознания, куда она не привыкла, не любила забираться.
— Вы просто повторяете чьи-то слова, — покачал головой Грапар. — Что значит — «заслужить»? Быть на побегушках у Эреста? Или своей жизнью прославить эту дурацкую систему «семейного дела», которая является ничем иным, как пропагандой монархического строя? Вы когда-нибудь пробовали представить себя на месте волшебников? Вообразите такую ситуацию: вас тянет танцевать — но вы не можете этого делать. Чтобы заслужить право танцевать, вам, допустим, нужно допрашивать людей. Или освоить, скажем, кораблестроение, и сделать так, чтобы ваши дети, которых у вас пока, насколько я понимаю, нет, тоже освоили кораблестроение. И тогда, возможно, годам к шестидесяти вы получите позволение выступить на детском утреннике, например…
Элья молчала. Она никогда не смотрела на магов с такой стороны. Она вообще не думала о них, вспоминая о магии только изредка, когда, например, видела господина Дертоля — но господин Дертоль ведь такой потрясающий человек!..
— Но люди же не знают, что они маги… — осторожно произнесла Элья.
— Да, — согласился Грапар. — И я считаю, что это самая жестокая выдумка нашего короля.
— Жестокая? Почему? Разве не наоборот?
— Посудите сами. В Аасте и пригородах около трёхсот тысяч людей. Пятьдесят тысяч из них — волшебники. Только они не знают об этом. Представляете, Элья? В любом из нас может скрываться волшебник. В вас. Во мне. Но мы никогда не почувствуем, что он там сидит. Честно признаться, я иной раз ловлю себя на мысли, что в моменты, когда мне чего-то не достаёт… очень сильно… и я не могу понять чего… в общем, — может, это глупость, — но я думаю: вдруг это мой магический дар требует выхода, а я не понимаю его? Вдруг природное желание творить волшебство — желание, которое никогда не сбудется, — создаёт во мне эту пустоту, это нытьё, имени которому я не могу найти? А ведь бывают и более явные случаи. Я, может, потом как-нибудь расскажу вам историю одного моего знакомого… ему поставили печать уже после того, как он научился колдовать, и сейчас он один из немногих, кто точно знает, чего лишён… За это, кстати, люди и боролись — за то, чтобы каждый мог знать, на что он способен, и у него были возможности эти способности развивать, вне зависимости от того, кем работает он или его семья. Чтобы он мог выбирать, ошибаться и выбирать снова. И снова ошибаться. И снова выбирать. И, таким образом, мы вновь возвращаемся к вашим родителям. Можно ли представить более свободолюбивый народ, чем Клан Альбатроса?
