— Чай? Кофе? Булочку?
— Почему ты ушел с пары? — Яна не стала ходить вокруг да около и сразу спросила о том, что ее интересует.
— Скучно стало, вот и ушел, — беспечно ответил Игорь, стараясь не смотреть лишний раз на Звонареву.
Это на публике он еще мог хоть как-то скрывать свои эмоции, а с глазу на глаз — нет. Игорю все еще было больно, как и той, которую он продолжал любить.
— Ску-у-у-учно стало, — протянула девушка, делая шаг навстречу к Проскурину. — А ну подойди-ка ко мне!
Игорь не послушался. И для пущей верности выставил вперед руки, прекрасно понимая, что будет потом.
Яна росла в семье, в которой отец мечтал о сыне. Вот и воспитывал единственную дочь так, что все соседские мальчишки обходили Звонареву стороной, опасаясь испробовать на собственной шкуре многочисленные армейские приемы, которые знала девушка.
— Яна, давай поговорим спокойно! — пытался утихомирить девушку Игорь, но ее полыхающие неумолимой злостью глаза словно твердили ему: поезд тронулся с вокзала! Конечная остановка — через пять минут! Продержись!
И Проскурин держался, успевая уклоняться и ставить блоки на тяжелые удары Яны, которые он не получил тогда, когда сказал о расставании. Зато сполна отведал сейчас!
Игорь надеялся, что на потасовку не прибежит плакальщица и не устроит Звонаревой одну из тринадцати казней египетских. Эта мысль отвлекла Проскурина, и кулак Яны, не встретив сопротивления, угодил парню в тело.
С протяжным стоном Игорь оказался на полу, а Звонарева с ужасом уставилась на результат своей выплеснувшейся ярости.
— Игоречек, прости! — вскрикнула Яна, бросившись к распростертому телу Проскурина.
Она осторожно приложила голову к его груди и с облегчением вздохнула:
— Живой!
Обрадованная Яна утратила контроль над ситуацией, и Проскурин тут же этим воспользовался. Девушка и охнуть не успела, как оказалась прижатой к полу, а довольная физиономия Игоря принялась медленно приближаться к ее лицу с весьма недвусмысленными намерениями…
Глава 4
— Генлисея Колючая Третья! Вам пора вставать!
Легко сказать, но трудно выполнить! Разве я виновата, что волнение перед Испытанием не позволило мне вовремя закрыть глаза и уснуть?
— Генлисея Колючая Третья! Просыпайтесь!
Да я и не сплю! Уснешь тут, как же! Когда ноги дрожат, руки лихорадочно трясутся и зубы отстукивают марш невидимым душам, спать совершенно не хочется!
А хочется застрелиться или…
— Генлисея Колючая Третья! Вы что, пили?!
Чуть-чуть. Самую малость, так сказать! Сугубо для поднятия жизненного тонуса, успокоения бренного тела и женских кошмариков, от которых никуда и никогда так просто не избавиться! Эх, знала бы няня, что я настойку не одна пригубила… Влетело бы тогда и девочкам-подруженькам моим! Век к Древу Познания не ходить!
— Нет, Крапива Едкая, не пила! — бессовестно соврала я, с трудом открывая глаза и свешивая ноги с двухъярусной кровати. — Переживала я сильно, вот и уснула поздно! Не каждый раз приходится Испытание проходить!..
— Скажешь тоже, Испытание! — ворчливо сказала няня, меняя гнев на милость. — Молодежь нынче излишне волнительная пошла. Видит проблемы там, где их нет! Зачем переживать из-за того, что будет в твоей жизни только раз?
И в этом Крапива Едкая вся, от мозга до костей, от туфелек до крыльев! Бывшей старшей охраннице Королевы фей на полном серьезе непонятно, как можно бояться того, что повлияет на всю твою оставшуюся жизнь? Как вообще можно чего-то бояться?..
— Да и слово такое придумали… Испытание! — ехидно передразнивает няня, заботливо убирая мне за ухо шелковистую прядь. — В наше время мы именовали его Ритуалом, да и то только те, кто хотел придать этому собранию фей торжественности и пафоса. Нет тебе ни крови, ни летящих копий, ни разящих заклинаний темных! Какое же это тогда Испытание?!
— Страшное и очень ответственное, — трагическим голосом ответила я, кладя буйную головушку няне на плечо. — Провалю его, не стану одной из тех, кто спасет Королеву от коварных врагов…
— … которым сюда ход заказан! — не дала мне развить мысль здраво смотрящая на жизнь Крапива Едкая. — Ты лучше, Геня, выбирай действительно стоящую профессию. Быть пишущей или исцеляющей очень и очень почетно…
— Вы мне еще, няня, видящей предложите стать! — возмутилась я, гневно сверкая очами и убирая голову с ее костистого плеча. — Сидишь на мягком месте ровно и делаешь вид, что в призрачной дымке грядущего рисуется тебе грань будущего…
— И возле Королевы находишься, как ты и хотела! — «поддержала» меня Крапива Едкая. — Чем не безделье, которое тебе так нравится?
— Да ну вас, няня! — проворчала я, понимая, что разговор зашел в тупик.
Пора чистить крылышки и неспешно лететь на встречу ветру и тому, что точно не миновать! Благо няня разубедила меня за три часа до Испытания, есть время, чтобы никуда не торопиться!..
*
Вариантов было несколько, но я выбрала самый тяжелый с точки зрения ленивой-преленивой феи: решила полететь сама. Дело это я очень любила, да и разминка перед Испытанием мне не помешает: лучше дразнящая усталость в теле, чем переживание и трясущие руки. Волнение еще никогда не шло мне на пользу.
А как ему не быть, если в зал, где проводится Испытание, никого постороннего не пускают?
Только знающим и охраняющим велено присутствовать там, где творится судьба горстки готовых получить профессию фей. Да и про Королеву не стоит забывать: такие события она никогда не пропускает!
Рядом пронесся здоровенный шмель, размером с хороший человеческий дом. Я такие видела на картинках в книжках, что читала мне няня. Потоками ветра меня ощутимо «взболтало», как основу теста пирогов Крапивы Едкой, отчего я слегка сбилась с намеченного курса и беззвучно выругалась, вспоминая родню прущего напролом насекомого до пятого колена включительно.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы принять вертикальное положение и поправить платьишко, напоминающее снизу каплю (пусть в моем мире и нет мужчин, но демонстрировать всем и вся отличие от них не стоит, красоты в этом нет!).
— Генлисея, ты обронила! — ко мне подлетела черноволосая фея в бирюзовом платье такого же каплеобразного типа, как и у меня, и протянула утраченную мною шляпку на веревочке.
— Спасибо, Ромашка, рада тебя видеть! — не слукавила я, возвращая предмет своего гардероба на положенное ему место. — Неужели ты тоже спешишь на Испытание?
— Лечу и боюсь его до ужаса, — призналась мне Ромашка слегка дрожащим голосом. — Я думала, что пройду его через год, однако маменька решила все за меня…
— Его все равно придется проходить, так почему не сейчас? — сказала я, подражая няне, но пародия, как по мне, вышла слабой и неубедительной. — Зато как мы с тобой потом наедимся булочек с повидлом, да напьемся настойки сладкой и… споем обязательно песню грустную о любви земной… я выучила несколько, тебе понравится!
— Ух, как же мне захотелось вкусностей, что готовит Крапива Едкая, ты себе даже, Генлисея, и не представляешь! — вдохновенно произнесла Ромашка, но тут же стушевалась и поежилась, словно ожидая, что ей на плечи сбросят теплый и мягкий плед. — Генлисея, а вдруг меня направят в мир людей… ох, Мать-прародительница, боюсь-боюсь!..
— Ну и чего ты боишься? — искренне удивилась я, с радостью заметив, что вдалеке появились очертания дворца Королевы фей. — Мне казалось, что тебе нравится путешествовать… разве нет?
— Нравится, — покаянно вздохнула Ромашка, переставая теребить во время полета позолоченные пуговицы своего платья. — Но когда я путешествую, то всегда знаю, что обязательно вернусь домой после того, как все-все осмотрю и наберусь впечатлений на всю оставшуюся жизнь… а там… столько опасностей подстерегает…люди… Нижний мир…
— В Нижний мир приличные феечки не ходят! — строго сказала я, надеясь, что если мне удастся оказаться в мире людей, то Нижний мир я обязательно посещу.
Если не стану охраняющей, само собой!
