Арсенио корчит гримасу, словно уязвленный маленький мальчик, убирает руки, отступает от меня, насколько позволяет размер тесного закутка.
— У меня предложение — сва… сбежать отсюда пораньше.
— И куда?
— Куда-нибудь, — Арсенио пожимает плечами. — По городу покататься. Все лучше, чем скучать здесь.
— Можно, — соглашается Байрон и удостаивает вопросительным взглядом меня. — Рианн?
— Удивлена, что вы меня вообще хоть о чем-то спрашиваете, — не удерживаюсь я от шпильки. — Мне казалось, вы так и будете делать все по-своему, ставя меня уже перед свершившимся фактом.
— Насколько я успел заметить, Эван поступает так постоянно, — возражает Арсенио.
— Он мой брат.
— И факт близкой кровной связи дает ему право решать за тебя?
— Почему бы и нет? По крайней мере, у нас есть наша родственная связь, а кто вам дал право выбирать за меня? — я ужом проскальзываю мимо инкубов и окунаюсь в свет, блеск и голоса, кипящие в зале, словно вода в стоящей на огне кастрюле.
Иду вдоль длинного ряда оконных ниш, нюх подсказывает — в некоторых из них тоже скрываются парочки, кто-то шепчется, кто-то, не стесняясь, целуется. Краем глаза я улавливаю движение в густой тени за портьерами, слышу шорохи одежды и иные звуки, свидетельствующие недвусмысленно о происходящем за бордовыми бархатными складками. Обычное меня не волнует столь откровенное пренебрежение элементарными правилами приличий, я попросту не обращаю на это внимания, однако сегодня и слух, и нюх будто обострились и понимание, что рядом какая-то пара сливается тайком в страстном поцелуе, раздражает, напоминая о том, как всего пару минут назад и мои горели огнем от мужского прикосновения.
— Рианн! — Арсенио догоняет меня первым, подстраивается под мой шаг. Байрон привычно следует за нами, как прежде сопровождал клиенток, но, не сомневаюсь, не упускает ни единого слова из нашего разговора. — Скажи честно, если бы мы оба сейчас затеяли ухаживания по всем правилам, спросили разрешения и благословения у Эвана, несколько месяцев кряду водили вокруг тебя хороводы, а после в один прекрасный день сделали предложение, ты бы ответила согласием?
— Нет, конечно, — я даже не задумываюсь над формулировкой, слова сами срываются с языка.
— То есть тебя не устраивает ни текущий вариант, ни тот, который с ухаживаниями и соблюдением приличий?
— Да.
— Тогда смысл тянуть время? — удивляется Арсенио совершенно искренне.
— И давать тебе возможность избавиться от нашего внимания путем скоропалительного замужества? — добавляет Байрон.
— А как вы себе представляли второй вариант? — я возмущена тем, как все легко и просто звучит в их устах. Кажется, и сложностей никаких нет, знай себе наслаждайся вниманием приятных молодых кавалеров, весело проводи время и когда придет срок, отравляйся в храм богини любви, или кто там у инкубов покровительствует браку. — Вы бы ухаживали за мной по очереди, вынуждая выбирать между вами, а затем заявили бы: «Выходи за нас замуж. Да-да, за обоих сразу»?
— Поэтому второй вариант и был отброшен как неэффективный, — резюмирует Байрон.
— И мне ты один раз уже отказала, — подхватывает Арсенио. — Второй мне ни к чему.
— Только не уверяй, что ты рассчитывал на положительный ответ!
— Не рассчитывал. Но все равно слышать отказ было неприятно.
— А чего вы хотели? — я инстинктивно понижаю голос — ни к чему ставить окружающих в известность обо всех подробностях моей жизни, достаточно и того, что на нас оглядываются, смотрят недоуменно. И если видеть подле меня Арсенио обществу не в первой, то присутствие Байрона вызывает волну изумления, непонимания, шепотков жадных до скандальных новостей сплетниц. — Вы инкубы, а я оборотень, вас двое, а я одна, для вас союз на троих приемлем, а для меня аморален. И, в конце концов, вы едва не изнасиловали Тессу.
— Да не собирался ее никто насиловать, — спорит Арсенио. — Кто вообще опускается до насилия, когда есть средства понадежнее?
— Какая-нибудь наркотическая дрянь? — я не скрываю презрения. Опоить беззащитную девушку зельем с афродизиаком и все, формально она на все согласна.
— Ты не поверишь, но инкубы в большинстве своем предпочитают женщин, кричащих от удовольствия, а не от боли. Это и на вкус намного приятнее, и для здоровья полезнее.
— О, как благородно!
— Ну да, и не будем вспоминать оборотней, которым и по сей день нет-нет да случается задрать какого-нибудь неудачно подвернувшегося под лапу прохожего, или собеседника, с которым оборотень категорически не согласен. Или девушек, изнасилованных оборотнями-мужчинами в полнолуние.
Да как он смеет?!
Я останавливаюсь, поворачиваюсь к Арсенио. Инкубы замирают вслед за мной.
— Никто в нашей семье никогда не позволял себе ничего подобного! — я едва ли не кричу.
— И ты полагаешь, это делает вас белыми, пушистыми и невинными? — наседает Арсенио. — В моей семье такого нет и поэтому я не такая, как остальные, я лучше?
— Давайте успокоимся, пока не наговорили лишнего, все равно спор беспредметный, — вмешивается Байрон. Достает из кармана жилета часы, открывает золотую крышку. — Еще полчаса, и покинем бал. Все согласны?
— Да, — отвечает Арсенио неохотно.
— Разумеется, — бросаю я и отворачиваюсь от Арсенио.
* * *
Я с разочарованием отмечаю, что спорю с Арсенио уже не в первый раз, и удивляюсь, как вообще можно выносить его, вспыльчивого, упрямого, убежденного твердо в своей правоте? Подумать только, он еще смеет доказывать мне, будто оборотни не лучше инкубов! Я не уверяю, что все представители нашего народа идеальны, чисты в делах и помыслах, словно бесплотные стихийные духи, нет, мы разные и порой даже слишком разные, среди нас есть и хорошие, и плохие, как и везде и у всех народов, но в семье Лобо и впрямь не было ничего из того, на что намекал Арсенио, никто из мужчин рода Лобо никогда не позволял себе ничего подобного, в то время как инкубы постоянно творят вещи, от которых шесть на загривке встает дыбом.
Я демонстративно игнорирую Арсенио, он не обращает внимания на меня, хотя и по-прежнему держится рядом. Байрон насмешливо наблюдает за нами, иногда в шутку предлагая сделать ставку, кто из нас двоих дольше будет обижаться, и вскоре ледок глупого спора тает сам собой, мы начинаем беседовать на какие-то пустяковые темы и вот уже смотрим друг на друга, улыбаемся, позабыв о недавнем конфликте. Я несколько раз выхожу танцевать то с Арсенио, то с Байроном — просто потому, что нельзя весь вечер отдавать предпочтение лишь одному партнеру по танцам, других кавалеров инкубы ко мне не подпускали, а скандальных выходок на сегодня и так было более чем достаточно.
Я с немалым изумлением узнаю, что брат успел стать героем сплетен не только из-за свежеприобретенной невесты. Мне охотно и в деталях пересказывают, что Эван ни с того ни с сего набросился на честного господина Гериберта Норвилла, известного на весь Лилат торговца живым товаром, ударил того — и в подтверждение мне предлагают разыскать самого господина Норвилла, дабы лично засвидетельствовать наличие разбитой губы, — и, даже не удосужившись извиниться, ушел в обществе своей рыжеволосой невесты-провинциалки. Лилатские почтенные матроны сочувственно смотрят на меня, неодобрительно качают головами и роняют будто вскользь, что, дескать, чего еще ожидать от волка и человека со столь низким происхождением и замашками грубияна и забияки. Затем, словно спохватившись, дамы начинают наперебой уверять меня, как мне повезло с матерью, да будут воды Вечной реки тихими для нее, как хорошо, что она воспитала единственную дочь истинной леди, не чета сыну, перенявшему плебейские манеры своего батюшки. Я улыбаюсь женщинам натянуто, через силу, понимая прекрасно, что едва я отвернусь и отойду подальше, как они с не меньшим энтузиазмом начнут обсуждать меня. К счастью, за танцами и беседами проходит время, даже больше получаса, и мы можем покинуть бал. Эван и Тесса, как ни странно, и тут успевают опередить нас, уехав раньше. Финис остается, я чую его, насколько это возможно в душном, переполненном запахами разных людей и нелюдей зале, однако к нам он не приближается, даже на глаза не показывается, держится в тени. Что же, раз Эван уехал, не сделав мне выговор, не упрекнув и ничего не сказав инкубам, значит, этот вечер мой.
