Первым делом нужно было навести порядок в курятнике. Где я, перед уборкой, еще раз осмотрела гнезда, радостно найдя пару яиц, которые живенько отнесла в дом.
Хоть мне казалось, что я уже более-менее привыкла ко всем этим ароматам… но стоило начать убирать, поднимая на полу утоптанные слои давно изгаженной, подгнившей соломы, и меня буквально смело волной невыносимой вони! Но ничего, потерпим — вон бедные курочки столько времени В ЭТОМ ВСЕМ сидели.
Орудуя посменно то лопатой, то вилами, я выгребала из курятника гнилую, утрамбованную солому, перемешанную с пометом, и складывала все это добро в метре у входа. Как закончу — отвезу его в тачке к тому месту, где на ферме была компостная куча, и тоже пойдет в дело!
Устав так, что с ума сойти, я посыпала пол идеально вычищенного курятника свежей соломой, выдохнула и начала загружать тачку…
Как вдруг услышала уже знакомое свирепое рычание! И обернувшись на него, с ужасом поняла, что мне не послышалось: в считаных метрах от меня в самом деле стоял и злобно скалился тот самый пес.
Вот только теперь кое-что отличалось от вчерашнего вечера: сейчас у меня в руках были большие, острые вилы!
— Ну давай, иди сюда, тварь, я тебе кишки выпущу и на корм для свиней пущу! — прошипела я, злобно блеснув глазами…
— Кого это ты тут на корм для своей скотины пускать собралась, дрянная метелка?! — внезапно прозвучал злобный крик, в котором без труда угадывался скрипучий старушечий голос. И бросив взгляд в сторону его источника, я в самом деле увидела стремительно приближающуюся старуху, которая с каждым шагом разъяренно размахивала длинными руками.
Пара секунд…
И тут память прошлой хозяйки тела подсказала мне, кто же сейчас передо мной стояла!
Милдрет Морстоун, хозяйка второй соседней со мной фермы. А еще, судя по всему, представительница того самого знаменитого типа женщин почтенного возраста, которых нельзя назвать иначе, нежели «старая карга»! Эта милая леди жила сама — ее муж отправился на тот свет больше десяти лет назад, а дети давно разъехались. Сама же старушенция бросать свою ферму и перебираться к кому-нибудь из детей поближе не собиралась. При этом, как ни странно, ее хозяйство процветало! Хоть сама бабулька работать уже не могла, зато отлично справлялась с управленческими делами, и кроме парочки постоянных ассистентов на ставке, регулярно набирала наемных рабочих, когда в этом возникала необходимость.
Увы и ах, сложилось так, что отношения с ней у Хлои, мягко говоря, не заладились. Причем буквально с первых дней появления на ферме Веллера подозрительной красавицы с полной амнезией. Когда же молодой фермер женился на этой девице, бабульку и вовсе порвало от злости из-за понимания того, что теперь-то Хлоя уж точно никуда отсюда не уедет.
Пиком конфликта стал день, когда Марк уже активно синячил и изменял, а нервы преданно влюбленной в него Хлои, соответственно, были хрупкими, словно сервиз из тончайшего хрусталя, находящийся в одной комнате с бешеным слоном. Тогда они с соседкой повздорили так, что на всю округу щепки летели.
И даже когда Хлоя овдовела, оставшись одна с кучей долгов мужа — вместо сочувствия получила от соседки настоящую ментальную дрель в висок. Милдрет, не подбирая слов и не стесняясь в выражениях, жестко пилила соседку, заявляя, что «Марк запил исключительно по ее вине». Якобы и в долги он влез не чтоб перед округой выпендриваться, когда уже не мог себе и близко этого позволить, а «потому что она из него деньги тянула на свои прихоти». Хлоя же — которая никогда ничего не просила и в последний раз получавшая от мужа подарок еще на свадьбу — от этих заявлений еще больше сходила с ума. И очень похоже на то, что Милдрет тоже неплохо подкинула дровишек в очаг ее депрессии.
Ну а теперь иметь дело с этой добрейшей души пожилой женщиной предстояло, увы, мне!
К слову, не помню у нее такой псины. Неужели недавно завела и взяла уже взрослую собаку? Таких размеров… еще и такую агрессивную? Бабка, что ли, совсем бесстрашная?
— А какого нечистого ваш пес забыл на моей земле? — возмущенно закричала я, не спеша опускать вилы. Ибо эта старушенция мало того, что сдерживать свою собаку не собиралась… еще сама же и натравит. — Причем, как я вижу, гуляет она здесь еще со вчерашнего вечера! Не потрудитесь объяснить?
— Ничего я тебе, кошка поганая, объяснять не буду! — заявила Милдрет, топнув ногой. — Не нравится что-нибудь — проваливай отсюда! Без тебя этот городок был так хорош…
— Ну уж нет! — разозлилась я. — Напоминаю, что это ВЫ со своим животным, которое угрожает мне, вторгаетесь на мою собственность! Что, хочу напомнить, уже прямое нарушение закона. И если еще раз увижу эту адскую тварь на моей земле — продолжите общение с констеблем!
— Ничего-ничего, паршивка, которая мужа ради этой фермы извела, — проскрипела зубами Милдрет. — Уже совсем скоро эта земля не будет «твоей собственностью», — подленько хмыкнула она. — А там, глядишь, может, даже я сама ее на аукционе куплю после того, как у тебя ее за долги отберут. Я, знаешь ли, давно подумывала о том, что неплохо бы расширить ферму Морстоунов… И уж тогда мой Огонек будет здесь бегать вдоль и поперек!
Вот карга! Получается… она еще и всерьез на эту землю метит? Не удивлюсь, если даже Марка когда-то уговаривала ее продать. И теперь, когда после смерти того алкоголика дела его вдовы висят на волоске, старая муха в предвкушении потирает лапки?
Значит, нужно быть втройне осторожной. Потому что можно не сомневаться: если этой паразитке подвернется любая, даже малейшая возможность подтолкнуть меня к пропасти, она это сделает не просто радостно, а с песнями и с плясками.
— Эм… что здесь происходит? — неожиданно донеслось справа от нас. Повернув на этот голос головы буквально синхронно (в том числе сделал это даже Огонек), мы увидели Рея, быстрой походной приближающегося к нам. И я уж было сначала обрадовалась тому, что просто его вижу… но тут вспомнила, что несколько минут назад выгребала от птичьего навоза курятник и выгляжу соответственно, так что радости немного поубавилось.
— Ох, мистер Торнер, добрый день! — защебетала Милдрет, моментально расцветая на глазах, словно букет подснежников. Пес при этом снова насторожено зарычал. — Да ничего такого, просто маленькая бабская склока…
— Миссис Морстоун, если вам так уж хочется каких-то абстрактных «бабских склок», прошу вас искать для них другую собеседницу, потому что меня это не интересует! — Я повысила голос, заскрипев зубами. — А теперь я прошу вас убраться с моей земли и следить, чтобы на нее больше не забегал ваш пес. Иначе я вызову констебля!
— Вот, видите, мистер Торнер, сварливая хабалка, — сладко заговорила старуха, стреляя при этом глазками, словно юная дева на вечерних посиделках у костра.
— Вообще-то, миссис Морстоун, ваш пес в самом деле на чужой земле, — строго повысил голос Рей и, похоже, к глубочайшему разочарованию Милдрет, подошел именно ко мне, а не к ней. Еще и встал так, что теперь закрывал меня от нее своей широкой спиной в хорошо скроенном теплом пальто. — И как я понимаю, Хлоя, этот пес вам угрожал?
— Да, причем дважды! — обиженно заявила я, нервно сжимая пальцы на черенке. — Вчера вечером вообще чуть не загрыз, когда я стирку развешивала. И сейчас вот уже собирался наброситься. Он вообще невменяемый!
— Это ты здесь невменяемая! — фыркнула старуха. — А Огонек — самый добрый песик из всех, что я за свою жизнь видела. Он не просто сам большой, у него еще и сердце большое, — заявила она, любовно потеребив макушку пса. Который при этом, к моему величайшему удивлению, не только не отгрыз ей руку одним щелчком огромной зубастой челюсти… но и вовсе, прищурившись, начал дружелюбно поскуливать, подаваясь руке навстречу. С таким видом, что, казалось, еще немного — и он тут вообще на спинку ляжет, чтоб ему пузико почесали. — Просто это наша СОСЕДКА та еще дрянь, — продолжала Милдрет, злобно зыркнув на меня. — Сколько помню ее с того дня, как она сюда притащилась — на нее все собаки всегда бросались, даже самые добрые и спокойные. Чуют, видать, что она с гнильцой…
