судорожными вздохами Брома, ритмичными шлепками кожи о кожу, и я почти готова выйти из комнаты, не потревожив их.
Но затем Крейн останавливается, крепко сжимая руками бедра Брома, и склоняет голову набок, искоса поглядывая на меня. Прядь черных волос прилипла к его влажному от пота лбу.
— Тебе не обязательно уходить, Кэт, — говорит Крейн низким и гортанным голосом, в котором нет той мягкости, к которой я привыкла. — Если не хочешь. Но если хочешь остаться, я попрошу тебя закрыть дверь.
Я закрываю за собой дверь, принимая решение остаться.
Смотреть.
Наблюдать.
Медленно подхожу к ним, и Крейн выходит только для того, чтобы снова войти в Брома, и у меня кружится голова от этого зрелища и непристойного скользкого звука. Я смотрю на Брома, и тот поднимает голову от стола, чтобы посмотреть на меня, его лицо покраснело. Он хмурится. Издает сдавленный крик, когда Крейн опускает его голову обратно.
И тут я понимаю, что на лице Брома не физическая боль. Он наслаждается. Со своего места я вижу его твердый и длинный член под столом. Нет, страдальческое выражение вызвано эмоциональной болью. Из-за унижения. Потому что именно это и делает Крейн, не так ли? Трахается с ним, держа связанного на поводке.
— Тебя это заводит, сладкая ведьмочка? — говорит Крейн хриплым голосом, и мои глаза прикованы к тому месту, где его собственный член толкается в Брома, блестящий от масла, и, боже мой, мне срочно нужно окунуться в холодную ванну.
— Просто любопытно, — удается произнести, но голос выдает меня хрипотцой.
— Обожаю любопытных, — говорит он сквозь стон.
Крейн снова замолкает, хватает Брома за волосы и запрокидывает его голову назад. Только тогда я замечаю кровь под носом у Брома и порез на голове сбоку. У меня сводит живот от осознания того, что Крейн причинил ему боль, хотя я знаю, что он этого заслуживает.
— Посмотри на нее хорошенько, Бром, — говорит Крейн. — Потому что ты можешь только смотреть.
Бром издает еще один сдавленный рык, его глаза темнеют. Пламя свечей создает впечатление, что здесь царит Ад.
«Ты же знаешь, что это так и есть», напоминаю я себе. «Ты видела, что он пытался с тобой сделать. Внутри этого парня ад, и ты не будешь в безопасности, пока тьма не исчезнет».
— Ты мокрая? — спрашивает меня Крейн, снова принимаясь за работу, и стол скрипит. — Подними ночнушку и покажи ему.
Я встречаюсь взглядом с Крейном, удивленная тем, о чем он просит меня. Хотя выражение его лица искажено похотью, он серьезно смотрит мне в глаза.
— Он не причинит тебе вреда. Он не прикоснется к тебе. Я тоже, пока ты не попросишь. Просто хочу, чтобы он понял, чего лишился, — он делает паузу. — Есть несколько способов причинить боль мужчине, дорогая.
Я с трудом сглатываю, на мгновение задержав взгляд на Броме. Это звучит так жестоко.
Но в то же время заманчиво.
Меня охватывает странный прилив сил. Вот каково это — быть Крейном? У которого на руках все козыри?
Я снимаю пальто Крейна и бросаю его на пол. Затем подхожу так, чтобы Бром хорошо меня видел. Встречаюсь взглядом с Крейном и с радостью замечаю, что от его хладнокровия не осталось и следа, и вместо этого он смотрит на меня с неподдельным жаром.
Энергия бурлит во мне, как в пчелином улье, с моих ног капает мед.
Сила и мощь. Я чувствую их, пока эти два здоровяка смотрят на меня так, словно то, что они делают друг с другом, даже не считается.
Они видят только меня.
Задираю ночнушку и раздвигаю ноги. Прохладный воздух обдувает мою разгоряченную плоть, и Бром с Крейном втягивают воздух в унисон.
Да. В этом и есть сила.
Электрический разряд пробегает по моему позвоночнику, и я опускаю руку вниз, скользя по тазовой кости, раздвигая самое чувствительное место. Я мокрая.
Смотрю на Брома, вспоминая, как он причинил мне боль, месть и жестокость пронзают мое сердце. Дело не только в всаднике. Дело не только в том, что он разбил мою голову о стену и хотел убить меня. А в том, что он бросил меня. Я знаю, почему он ушел, но это все равно не избавляет от боли, от того факта, что он не считал меня достойной доверия, все равно бросил меня, хотя знал, что моя мать никогда ни во что меня не ставила. Ни разу не вернулся в Сонную Лощину, чтобы рассказать мне правду, ни разу не прислал письма, чтобы сообщить, что с ним все в порядке.
Вместо этого он был с этим человеком, с человеком, который сейчас глубоко внутри него, и должна признать, я немного зла на Крейна, потому что это несправедливо, что они в Нью-Йорке были вместе, а я осталась позади. Я завидую, ведь тогда была совсем одна.
Сейчас я смотрю на Крейна, от вожделения он хмурится еще сильнее, его рот открывается в прерывистых вздохах, когда он продолжает вонзаться в задницу Брома. Что ж, если он хочет наказать его, я не собираюсь его останавливать.
Я помогу ему.
Двигаюсь поближе к Крейну, но чтобы Бром меня видел.
— Прикоснись ко мне, — говорю я Крейну, с трудом сглатывая. Такое чувство, что я играю в пьесе, но должна владеть собой, владеть этой дикой энергией, которая течет сквозь меня.
Его глаза вспыхивают. Он прочищает горло.
— Попроси меня по-хорошему.
Этот мужчина не унимается.
— Пожалуйста, прикоснись ко мне.
Он протягивает руку и проводит ладонью по внутренней стороне моих бедер, заставляя вздрогнуть от его прикосновения. Я издаю глубокий стон.
— Господи, Бром, ты бы знал, какая она мокрая, — выдохнул он. — У нее по ногам стекает. Как думаешь, это из-за тебя или меня?
Крейн замедляет движение, его рука скользит все выше и выше по моему бедру, пока не оказывается на гладкой поверхности, и я не могу сдержать тихий стон, который срывается с моего открытого рта.
— Боже, — выдыхаю я.
— Верно, — говорит Крейн сквозь