Мы оделись, и Жан-Клод возился с моими волосами, колдуя своими длинными, изящными пальцами, чтобы придать локонам нужную форму. Я отстранилась от него, чтобы видеть его лицо. И то, что я в нем увидела, обнадеживающим не было.
— Почему нет? — спросила я.
— Если бы рана была свежая, я мог бы еще попытаться, но ей уже несколько дней, ma petite. Докторам пришлось удалить изначальную рану, и заражение распространилось по другим частям тела, где ран нет.
— Откуда ты знаешь?
— Никки доложил мне, пока я летел к тебе в самолете. Он весьма внимательный и беспристрастный наблюдатель, когда ты без сознания и не воздействуешь на него своими эмоциями.
— Так ты уже в курсе всего, что я только что тебе рассказала об этих вампирах.
Он подвинулся ближе, подхватив локон моих волос и накручивая его себе на палец:
— В курсе, но ты рассказала подробности, о которых не рассказал Никки. Он не обладает способностью к зачарованию или другой экстрасенсорикой, за исключением того, что он верлев. А значит, его доклад велся относительно физической стороны аспекта. Ты добавила метафизическую сторону, которая мне также важна. Я могу задать тебе вопросы, на которые он не смог бы ответить.
— Например?
— Любовник Смерти считается мертвым, павшим от чужих рук, но и про Мать Всея Тьмы думали так же, что оказалось ошибочно. Это был он? Любовник Смерти, так сказать, восставший из мертвых?
Я хотела сказать нет, но остановилась и заставила себя по-настоящему задуматься над этим вопросом.
Жан-Клод сосредоточился, наматывая мои волосы на свои пальцы с детской серьезностью. Я не стала ему мешать, потому что мои волосы будут выглядеть шикарно, а такие привычные манипуляции его успокоят. Так суетливо возился с моими волосами как и со своими он только тогда когда нервничал, или когда мы собирались на какое-то публичное мероприятие.
— Я чувствовала энергию Любовника Смерти, когда он объединился с «Мамочкой Тьмой». Эта ощущалась иначе. Этот вампир не прибегал к тем изощренным трюкам, к которым прибегал совет, вроде проецирования образов над нашими головами или прямо в наших головах. Этот использовал другую вампиршу, чтобы разговаривать с нами, сделав ее своей марионеткой.
— Но ты почувствовала его энергию, ma petite; она была такой же?
— Я не чувствовала его присутствия и не думала «О, это же Любовник Смерти», если ты об этом.
— Да, об этом. Выходит это не он.
— Нет, — сказала я и тут же задумалась. Что-то меня тревожило, будто я забыла о чем-то важном.
— Что такое, ma petite? Ты выглядишь озадаченной.
— У Любовника Смерти была способность овладевать вампирами?
— Нет, никогда.
— Он мог контролировать зомби?
— Нет.
— Так как же, черт побери, мы сможем разделаться с этим Мастером, который способен перепрыгивать из тела в тело как Странник, который создает гниющих вампиров как Любовник Смерти, контролирует зомби как некромант и подчиняет оборотней через укус как своих вампиров-марионеток?
— Странник может вселиться почти в любое тело, если это его животное зова или вампир; этот Мастер может использовать только собственных созданий, а этим даром обладала лишь «Мамочка Тьма», и мне говорили, что когда она была в расцвете своих сил, то могла контролировать все виды нежити, а не только вампиров.
— А что насчет гниющих укусов и контроле оборотней через них?
— Она создала Любовника Смерти, но и как способности Бель Морт в сексе, способности Любовника Смерти воплотились в жизнь среди вампиров его линии. Многие могущественные Мастера вампиров могут контролировать животных своего зова через укус.
— Но не через укус же вампира, которого они создали и захватили.
— Не уверен. Я спрошу у Странника, не обладает ли он подобной способностью.
— Но в любом случае, Жан-Клод, откуда, черт возьми, взялся этот вампир? У нас не так много гниющих вампиров в Америке.
— Твоя правда, и такого могущественного я должен был бы почувствовать, но не смог.
Я повернулась, вынудив его прекратить перебирать мои волосы:
— Господи, и правда, ты ведь правитель. И можешь почувствовать вампиров, принесших тебе клятву на крови, по крайней мере слегка.
— Ты тоже можешь их чувствовать, ma petite.
— Могу, но только если они не Мастера и не пытаются скрыться.
— Полагаю, что даже Мастера не смогут сейчас скрыться от твоей некромантии. Мы все набрались силы после моего повышения до главы вампиров этой страны.
— Они дали тебе силу, чтобы ты защитил их от вампирского пугала.
— Они боялись нашей матери, и того, что заставил сделать Любовник Смерти своего потомка в Атланте.
— Он не овладевал Мастером Атланты, но свел его с ума и заставил его и его вампиров убивать людей. Это похоже на проделки этого Мастера, — сказала я.
— Возможно, этот Мастер скрывается не от людского закона, а от Совета.
— В смысле?
— Этот новый Мастер могущественный, но не сильнее Матери Всея Тьмы, и если он гниющий вампир, тогда является потомком Амор де Морта, а значит, пока они оба не были уничтожены, он боялся что они овладеют им или убьют.
— Хочешь сказать, он ждал пока мы перебьем всех, кого он боялся, а теперь решил предстать перед нами?
— Не уверен, что все так просто, потому что тогда он похож на безумца. В безумии нет логики, ma petite, хотя безумцы всегда верят, что поступают предельно логично.
— Психи только себе кажутся нормальными, — добавила я.
— О чем я и говорю.
— Так что получается, когда мы уничтожили всех его конкурентов, этот новый Мастер решил с нами сразиться, и вообще, он достаточно сумасшедший, чтобы не бояться нас после этого?
— Думаю, второе.
— Черт, — вырвалось у меня. — А у него есть тело, которое мы можем найти и уничтожить?
— У Странника все еще есть тело, и из нас он старейший, у кого есть способность перепрыгивать из тела в тело, но если кто-то уничтожит его изначальную форму, он воистину упокоится.
— Но «Мамочка Тьма» не отдала концы, когда сожгли ее тело.
— Non, но тело, которое было заключено в ловушку в Париже, не было ее изначальным телом, по крайней мере мне так сказали.
Я подумала об этом и покачала головой:
— Ты прав, не было. Она и раньше меняла «транспорт», и отчасти поэтому думала, что может завладеть моим телом, заставить меня забеременеть и перебраться в ребенка. — Меня передернуло, будто я до сих пор могла чувствовать каким злом она во мне ощущалась. Она была самой тьмой, ставшей реальностью. Словно ожившая ночь, которая способна пробраться в твое окно и сделать все то, чего ты так страшишься во мраке.
