чувства Нади? Что, если это я сама испытывала симпатию к Глебу? Что, если я не смогу уйти от него, когда это потребуется? Это пугало. У меня уже был любимый муж. Я не была готова к тому, чтобы любить снова. Любовь... выматывала. Особенно к людям, в чьих руках была власть. А в руках Глеба ее было слишком много.
После обеда мы направились на поиски дома. Глеб вызвал карету, в которую с трудом вместились все, и мы направились вдоль улиц, пытаясь отыскать старенький, но такой родной и дорогой сердцу дом.
— Как его вообще можно отыскать в таком большом городе? — пробормотал Сашка, прилипнув к окну.
— Надя, — Глеб обернулся и посмотрел на меня задумчиво.
— Что? — я постаралась сделать вид, что меня совсем не удивило его внезапное обращение ко мне по имени.
— Ты являешься хозяйкой дома?
— Вроде бы...
— Тогда прикрой глаза и представь, что ты идешь к нему.
Я последовала совету мужчины. Не знаю, для чего это, но точно не безосновательно. Я представила, как открываю калитку, как вижу родной двор с кустами смородины, крыжовника и колодцем. Я направилась вперед по тропинке из широких камней. И тут же почувствовала, что меня тянет вперед и немного вправо.
— Туда, — уверенно сообщила я, указывая направление, но не открывая глаз.
Я слышала, как Глеб отогнал детей от двери, распахнул ее и что-то сообщил кучеру. А я все смотрела на свой дом и видела его совсем не таким, как раньше. Сейчас он будто бы светился красивым, сиреневым цветом. Я видела, как по стенам проходят искорки, и сам дом словно бы пульсировал. Как живой.
— Я вижу! Вон он! Вон! — звонкий голос Сони взорвал весь образ в моей голове.
Я вздрогнула и открыла глаза. По пейзажу за окном, я поняла, что мы находились за пределами стены. Людей тут было меньше, и почти никто не обращал внимания на карету. Это мне нравилось куда больше. Я хотя бы не чувствовала себя экспонатом в музее.
Вскоре и мой взгляд зацепился за знакомую крышу. Глеб снова распахнул дверь и приказал кучеру ехать в ту сторону. В голове словно взрывались искорки радости, когда я видела свой дом. И эта радость была не только моей. Мне казалось, что я могла чувствовать дом. Слышать его. Общаться с ним.
Карета с тихим шорохом остановилась. Дети гурьбой выскочили на улицу и кинулись к калитке.
— Кузьма! — позвал Ева домового. — Мы вернулись!
Я улыбнулась и собиралась уже вылезти из кареты самостоятельно, как Глеб придержал меня и подал руку. Я с недоумением приподняла брови, но приняла этот странный жест заботы. Мне все еще было очень некомфортно, когда Глеб смотрел на меня или касался моей кожи. Но я всеми силами заставляла себя не думать об этом.
Но Глеб не отпустил мою руку, как я того ждала. Напротив, он перехватил ее сильнее и прижал меня к себе. По спине пробежались мурашки. Лицо предательски вспыхнуло, когда его теплое дыхание коснулось моей шеи и уха.
— Раньше, — прошептал он, обжигая меня дыханием, — раньше ты была эмоциональной и открытой. Я видел по твоим глазам все, что ты пытались скрыть. Но сейчас все по-другому.
— Что ты...
— Но мне нравится. Ты мне нравишься. Вся ты, какой бы не была.
Ответить я ничего не успела. Глеб отошел от меня, чтобы заплатить кучеру. Я же, сжав кулаки, поспешила в дом. Сердце стучало так сильно, что я была уверена — все слышат этот громкий стук.
Стоило мне зайти в дом, как на меня тут же накинулся Кузьма. Он обхватил меня за плечо своими маленькими руками и ногами, после чего посмотрел на меня взглядом полным осуждения. Я с недоумением приподняла брови, чувствуя, как сердце постепенно успокаивается.
— Почему вас не было так долго?
— Я же сказал: ехать до столицы около трех дней, — проворчал Сашка, отцепляя от меня Кузьму. — А после мы сходили в ресторан покушать. Ты просто не представляешь...
— Так дома кушать не будем? — домовой вздохнул, перебив мальчика. — А я так хотел поесть...
Я почувствовала угрызения совести. Кузьма, наверное, не ел три дня. Он, конечно, мог приготовить себе еду, но только с разрешения хозяина. А меня не было рядом, чтобы он мог попросить.
— Кузьма, — сказала я, подходя к Сашке, который держал домового на руках. — Ты волен готовить себе все, что угодно и когда угодно, не спрашивая моего разрешения.
— Спасибо, конечно, — проворчал домовой, взлетая и садясь на голову Саши. — Но я бы предпочел кушать то, что готовишь ты. Так я больше волшбы получаю.
— Может, тогда приготовишь медовый пирог? — спросил Глеб, входя в дом.
— Пирог! — радостно закричала Соня, понимая руки вверх. — Мамочка, мы хотим сладкий пирог!
— Вы что, не наелись? — я покачала головой. — Будет вам пирог. Только для начала переоденетесь. А после мне поможете. И ты, Глеб, тоже. Для начала принеси воды из колодца, пока мы переодеваемся.
— Хорошо, — мужчина улыбнулся.
Я поспешно отвернулась. Сейчас мне совсем не хотелось думать о том, что он сказал. Мне не хотелось размышлять о своих чувствах. Сейчас не время. Для начала надо хотя бы разобраться мои ли это чувства или нет.
***
— Это действительно божественная еда, — произнес Глеб, уплетая уже второй кусок.
— А я говорил! — закивал Сашка.
Я вздохнула. Мы сидели за столом на кухне в моем собственном доме. Я, зная аппетиты детей, приготовила два медовых пирога. И не прогадала. Целый кусок съел Кузьма. Я даже не поверила, когда увидела это. И как в его маленькое тело все это влезло? Вот она — магия.
И я, и дети переоделись в домашнюю одежду. И теперь Глеб, разодетый в дорогой пиджак, казался белой вороной. Но он все равно смотрелся как-то гармонично. Дети быстро его приняли. Они общались с ним, шутили и рассказывали ему о своих желаниях.
Я невольно улыбнулась. Но тут же постаралась взять себя в руки, потому что в голову пришел эпизод около кареты. Я посмотрела на губы Глеба, которыми он едва не касался моего уха. Его сложно было назвать эталоном красоты. Но... его черты лица были притягательными.
— А вы останетесь сегодня у нас? — спросила Ева,
