В разговоре о теме дня, если не недели — злодеяниях Ханси и том, какое наказание их ждёт, я почти не участвовала, медленно поглаживая развалившегося поперёк колен Лисёнка и ощущая, как моё запястье, в свою очередь, поглаживает сидящий слева Габриэль. В таком положении почти ничего не болело, не кружилась голова и вообще было просто поразительно хорошо, по сравнению с прошлым вечером, например.
Переводя взгляд с одного из присутствующих на другого, я не могла не думать, насколько сильно этот мир изменил меня за такой малый срок.
Вчера, в ещё один определённо знаковый день, был ровно месяц, как я очутилась здесь. Странная особа, к своим тридцати не достигшая ровным счётом ничего. Квартиру дало государство, и она меня устраивала, в машине попросту не видела смысла — с нашими-то пробками проще было на метро, работу бросила, пусть и вынуждено. Но главное, там не осталось фактически ни одного человека, ради которого стоило бы вернуться. Разве что соседке теперь пришлось бы искать новую кандидатуру для помощи коту, ибо очень сомневаюсь, что Диметрис вообще когда- нибудь залазила на дерево.
Сейчас же у меня была без преувеличения любимая работа, а рядом сидели те, кого я не лукавя, не в качестве ответной услуги, а просто вот так чувствуя, могла назвать друзьями — Гейба (хотя едва ли он бы согласился с таким определением), Аскура, Фриду. Ирма тоже стремилась к этому званию, хоть и тот разговор в кафе пока стоял между нами, причём больше переживала именно Шапочка. Лисёнок же и вовсе давно перешагнул черту дружбы, став частью той семьи, которой у меня давно не было и вот теперь была возможность создавать её самой, из по-настоящему дорогих людей. Или оборотней.
Даже Рэйвен, с первого взгляда вызвавший лишь негатив, больше не казался неприятным. Особенно, когда смотрел на то, как мы с Гейбом почти лежим в обнимку, с едва заметной улыбкой, прячущейся в уголках губ.
— Что такое? — наклонившись к самому уху, негромко поинтересовался Гейб, когда я, потёрлась затылком о его плечо. Просто так, потому что захотелось. — Болит?
— Нет, всё хорошо, — я улеглась поудобнее, прижавшись к нему плотнее и почти абстрагируясь от голосов присутствующих.
И ни словом не солгала — теперь всё действительно было хорошо.
Больница качественно отличалась от знакомых мне по рассказам, так что домой на выходные, с тем основанием, что лечить всё равно некому, никто не отправлял. Но я сбежала всё равно, осознав, что ещё немного чужих стен, и одурею окончательно.
Конечно, сбежала, слишком громко сказано. Скорее уведомила Гейба, что непременно сделаю это, если меня не отпустят добровольно. И мужчина, решивший возглавить безобразие вместо того, чтобы пустить всё на самотёк, пошёл договариваться о выписке.
А «на свободе», тем временем, вовсю развлекалась осень. Для середины сентября погода была неожиданно холодной, с противным моросящим дождём и тучами, похожими на мокрое и скомканное пуховое одеяло. Стоит ли говорить, что хорошего настроения этого не прибавляло.
Укутавшись в пожалованное с демонского плеча пальто и сунув нос в приятно пахнущий знакомым парфюмом воротник, я подставляла ноги тёплому воздуху из отопителя и прокручивала в голове мысль из мультфильма — свои в такую погоду дома сидят.
В квартире всё оказалось на своих местах, хотя я точно знала, что сюда заходил как минимум Лисёнок и сам Габриэль, сначала в день похищения, чтобы убедиться, что я не сплю в берушах или не принимаю ванну, например, а потом сегодня утром, забрать одежду. Сбросив пальто на вешалку, и обувь у порога, я прошлась по невеликому пространству своего жилища, поочерёдно заглянув в ванну помыть руки, на кухню включить чайник, и завершив прогулку в единственной комнате, устроившись по соседству с присевшим на диван Гейбом.
Вот я, наконец, была дома, но отчего-то совершенно не чувствовала этого.
— Твоё предложение переехать ещё в силе? — спросила вдруг я, нарушив неприятную тишину.
Вопроса не было в планах, это было нечто странное, когда ты только обдумываешь какую-то мысль, а тело уже её озвучивает. Но нельзя сказать, что я совсем уж его не обдумывала. Никогда не была фаталисткой, что есть, то есть, вот только опыт новой жизни, куда более непредсказуемой, чем прошлая, дал понять — никогда нельзя быть уверенной в будущем. Мы не знаем, какие сюрпризы подкинет жизнь черед год, месяц, да даже через час. Может, завтра всплывут ещё какие-то подробности жизни Диметрис, новые проблемы. Может, я попаду под машину, направляясь на обед. А может…
— Естественно, нет, — как-то даже ожив, отозвался Гейб. — Я решил, что оно было преждевременным, — и продолжил раньше, чем я успела закатить глаза на сарказм в его голосе. — Что за глупый вопрос, конечно, в силе.
— Ну, мало ли… — беззаботно пожала я плечами, только сейчас осознав, что умудрилась задержать дыхание в ожидании ответа. Видимо, он впрямь был важен. — Подумал, что оно того не стоит или, например, я не понравлюсь твоей маме?
— Ты не понравилась моей сестре, — напомнил этот деликатный во всех отношениях мужчина. — Я выгляжу сильно обеспокоенным по этому поводу?
— И всё же.
Не знаю, откуда во мне проснулось это упрямство. Может, как всякой женщине, хотелось, чтобы её поуговаривали, поубеждали, что вот прямо ни есть, ни пить не смогут, пока её рядом не будет. Вот только мистер Ролен в очередной раз сумел переплюнуть любые, даже самые смелые желания.
— Дэми, — он переплёл свои пальцы с моими, явно стараясь передать свою уверенность, но вместо этого я почему-то напряглась ещё больше, — я тебя люблю. Логично, что мне хочется, чтобы ты была рядом как можно чаще. Но если тебе пока удобнее жить одной, настаивать не буду. Скажешь, когда будешь готова, предложение бессрочное.
Чёрт. Я подавила желание высвободить пальцы, но дрогнули они всё равно.
Вот почему, почему сейчас? Зачем? Зачем ему понадобилось вот так взять и всё испортить? Мы ведь так замечательно проводили время вместе, зачем вмешивать сюда какие-то… чувства?
— Дэми, — осознав, что реакция на признание у меня вовсе не такая, какую должна была выдать нормальная девушка, позвал Гейб. — Эй, всё в порядке. Ты не обязана тоже…
Я мотнула головой.
Да нет, как раз практически обязана. Воспользоваться ситуацией и объясниться, потому как неизвестно, будет ли потом столь же удачный момент. Решив не тянуть, я сглотнула вязкую слюну и встретилась с Гейбом взглядом:
— Я должна тебе кое-что рассказать…
Кажется, он ждал куда более страшного откровения. Может, чего-то вроде оставшегося на Земле мужа, которого я никак не могла забыть. Так что реальное состояние вещей, судя по лицу Габриэля, его скорее обрадовало. А вот то, что я столько времени это скрывала — не очень.
— То есть, — подвёл он итог, когда я закончила со своим чистосердечным признанием, — когда Фрида просила доступ к библиотеке, ты уже знала, что собой представляет проклятие?
— Не совсем… — я проследила за изогнувшейся недоверчиво бровью и исправилась, — скажем, так — предполагала. Точно узнала, только когда она съездила к этому своему знакомому со схемой, и тот подтвердил.
— А мне не сказала почему? Ладно, не в тот момент, но позже?
— Ну… — ох, спросил бы что полегче!
— Понятно, — Гейб несильно хлопнул ладонью по своему бедру и поднялся. —
Ну что, бери самое необходимое, и поехали?
Продолжая сидеть и оттого взирая на него снизу вверх, я несколько подрастерялась от резкой смены темы. Что значит, собирайся-поехали?
— Ты меня не услышал? — нет, всё-таки определённый мазохизм во мне был, пусть и спрятанный до поры, до времени. Иначе откуда бы такое желание копаться в собственной душе у него на глазах? — Я не умею любить. Вообще. Возможно, никогда и не научусь. Со страхом — это не больше чем стечение обстоятельств, кто знает, сложатся ли они когда-нибудь и в отношении других чувств.
Гейб совершенно не смутился ни от сути слов, ни от слегка агрессивных интонаций.
