но шпиона и ограничивать себя в заклинаниях.
– Это да, – согласился Мефодий Всеславович. – Да токмо вот в чем заковыка. Испортить маг может, а более никто. Испортите – это сразу как сигнал для волковской кодлы: тута я, ловите. Так они просто для проверки поставили. Никак не могут смириться, что ваш след потеряли. Подозревай они китаянку всерьез – тут уже был бы сам Волков, а не его подручные. И не колядовал бы, пробрался и проверил сам.
– Но вы же говорите, артефакт на магию реагирует, а у меня личина.
– Не снимайте, – посоветовал домовой. – Если по чуть-чуть подпитывать, артефакт не сработает. А вот снимать-ставить не выйдет, тут даже я не прикрою. От мага прикрыл бы, а от этого плетения – нет.
Я сдавила виски руками, пытаясь собраться с мыслями. Вычислили меня или нет?
– Пора бежать?
– Тогда волковские точно уверятся, что здесь были вы и Песцов с Ли Си Цыном вам помогали, – довольно жестко сказал Мефодий Всеславович. – Нет уж, Елизавета Дмитриевна, пока у них, кроме подозрений, ничего нет, сидите тихо, как мышка, и делайте то, что собирались: экзамены сдавайте. И никакой магии и оборотов.
Последнее было особенно обидно: под прикрытием Мефодия Всеславовича я постоянно практиковала вторую ипостась. И теперь рысь уже даже в самом начале после оборота не захватывала контроль, а полностью подчинялась человеческому разуму. Почти полностью. Во всяком случае, в доме Белочкиных ни одна подушка не пострадала. А то, что мышей стало меньше… Уверена, хозяева не расстроятся, если вдруг это обнаружат.
Больше никакой активности я не замечала, даже колядующих почти не было, а если и появлялись, то лишь детишки, жаждущие набрать сладкого, пока есть возможность. Правда, вряд ли им удастся создать стратегический запас сладостей, наверняка быстро слопают.
Из окон я выглядывала осторожно, но не замечала ни Моськина, ни кого другого, кто мог бы наблюдать за домом. На редкость спокойный район оказался у Белочкина, сюда посторонние почти не заходили, да и спрятаться им было негде. И все же волноваться я не переставала: само появление волковского подручного говорило, что расслабляться нельзя.
Время до Перунова дня тянулось медленно, что заставляло меня постоянно нервничать. От гаданий я успешно отказалась: хватило мне спиритического сеанса с пришедшим духом по имени Царь и его непонятными намеками. А вот в Перунов день меня все же привлекли к забавному обряду маранки. Всему хозяйскому семейству и мне были выданы листы бумаги, на которых следовало вымарывать все плохое, что за год скопилось в душе. Грязь, боль, обида, раздражение, даже ненависть – все получило свое воплощение в грязных пятнах, замкнутых в круг. После чего Белочкин все листы собрал и сжег, что-то тихо бормоча себе под нос. Наверное, мне не составило бы труда подслушать, пользуйся я магией, но магия сейчас для меня недоступна. Да и стоит ли лезть в чужие клановые секреты? Нужно уважать хозяев приютившего меня дома.
Как ни странно, после обряда мне стало спокойнее, словно он оказался залогом того, что все пройдет если не без потерь, то так, как должно.
А на следующий день начались экзамены, и я полностью забыла и о Волковых, и о Рысьиных, и даже о Песцове с его родственниками: в голове не оставалось места, чтобы еще беспокоиться и об этом, все уходило на то, чтобы ничего не забыть. Задача затруднялась тем, что шитовское плетение, позволяющее сосредоточиться, было теперь под запретом. Может быть, поэтому географию я сдала всего лишь на «удовлетворительно», но это была единственная тройка. По языкам я наговорила на отлично. Математика письменно и устно тоже была оценена на высший балл. По русскому мои знания были оценены скромнее, всего лишь на «хорошо», хотя, как мне потом по секрету сказал Белочкин, в экзаменационной комиссии велось обсуждение, не поднять ли балл как иностранке. Возможно, сдавай я обычным путем, даже подняли бы, но поскольку экзамен принимался через артефакт, решили не рисковать: неизвестно, приняло бы магическое устройство, присутствующее на всех экзаменах, такую поправку.
Поскольку я сдавала через артефакт, ко всем бумагам, на которых я что-то записывала, приходилось прикладывать руку. При этом там возникала странная характерная загогулина, которая появилась и на свидетельстве о сдаче экзаменов. Свидетельство в присутствии принимавшей экзамены комиссии мне торжественно вручил сам Белочкин, разразившись восторженной речью и сожалением, что я не дотянула географию до нужного балла. Но что по географии, что по истории у меня в голове булькала настоящая каша из обрывков воспоминаний из прошлой жизни и новых сведений из этой. Так что я скорее удивлялась тому, что по истории наговорила на четверку, чем тому, что не смогла этого сделать по географии.
– Остается только удивляться прекрасному знанию русского языка. – Как на это мероприятие пробрался Моськин, было совершенно непонятно: из школьного возраста он давно уже вышел, а в учителя его вряд ли взяли бы. – Для жительницы иностранного государства… Кстати, а законно ли вообще свидетельство, выданное иностранке? Документа на гражданку Ван Ксиу, где было бы написано ее имя на русском, нет, а значит, свидетельство всегда можно оспорить.
Осведомленность его была неприятной, но куда больше неприятной оказалась защита Белочкина.
– Не знаю, что вы себе вообразили, милостивый государь, – недовольно фыркнул он, – но выдано свидетельство по всем правилам Российской империи. Была уплачена пошлина, о чем есть документ. А что касается несоответствия имени, так это исключено, поскольку вся процедура шла через артефакт, а значит, иного толкования быть не может.
А еще значит, что в самом плохом случае Волков будет знать, что у меня на руках есть документ о сдаче экзаменов за гимназический курс.
Моськин посмотрел так, что я сложила свидетельство и убрала его подальше, в карман. Кто знает, возможна ли выдача дубля взамен утраченного документа, или придется пересдавать. Лучше не рисковать.
– Господин, а вы имеете что-то против китайцев? – храбро спросила я. – Или только против женщин? Господин любит только мужчин?
– Что вы себе позволяете? – Моськин вспыхнул как спичка.
– Простите, если я сказала что-то не то. – Я поклонилась, имитируя Ксиу. – Наверное, я недостаточно хорошо знаю ваш язык. Или традиции.
– А по какому праву вы вообще выясняете правомерность выдачи документов? – нахмурился Белочкин. – Кто вы такой?
– Я – представитель клана Волковых, – гордо ответил Моськин, словно примазывание к чужой страшной фамилии делало его хоть немного авторитетнее. – Клана, который беспокоится о качестве российского образования. Чтобы не выдавали непонятно кому свидетельства по желанию любого проходимца.
– Если в Министерстве просвещения возникнут вопросы о правомерности выдачи, – довольно холодно бросил оскорбленный
