Белочкин, – я на них непременно отвечу. Вам же я ничего объяснять не намерен ни как частному лицу, ни как представителю клана. Как вы вообще сюда попали?
Члены экзаменационной комиссии зашушукались, а я начала озираться, планируя пути отхода. Моськин, конечно, не самый страшный персонаж, но он же может сообщить о своих подозрениях Волкову…
– Нужно вызвать городового, – предложил один из членов экзаменационной комиссии, насколько я запомнила, учитель математики, невысокий боевой толстячок. – Нам не нужны здесь индивидуумы с любовью к лицам своего пола, развращающие молодежь. Ишь ты, дамы ему не по нраву.
Он возмущенно двинулся к Моськину, оттирая его животом от меня и толкая к выходу, тот отступал, не забывая огрызаться и твердить, что это все измышления и ничего такого он не говорил. Но особо это Моськину не помогло, из кабинета его выдавили, словно пробку из бутылки с шампанским. Я же задрожала голосом и спросила:
– Теперь у меня заберут свидетельство, да, Арсений Петрович?
– Что вы, Ксения Ивановна, – всплеснул он руками. – С чего вы выдумали этакую глупость? Пока над губернией власть Соболева, Волковы рыщут и ищут, к чему бы придраться. Но пусть вас это не волнует: выданное через артефакт свидетельство не отзывается, оспорить его невозможно. Борис Павлович не зря озаботился артефактом, как чувствовал, что Волковы объявятся. Этим лишь бы придраться.
– Волков – это такой страшный офицер? – Я расширила глаза, словно в испуге. – Он приходил ругаться к Борису Павловичу.
– И из-за чего они ругались?
– Не знаю. Он был такой страшный, что я потерялась.
Первоначально я хотела сказать «потеряла сознание», потом решила, что сейчас как раз подходящий случай показать, что русский мне не родной, одни слова я не знаю, другие путаю, третьи – благополучно забываю от волнения.
– Потерялась? – удивился Белочкин.
– Как сон. Глаза закрыла – темнота. Открыла – нет Волкова. И в голове так странно, – пояснила я.
– А, сознание потеряла.
– Да. – Я поклонилась как можно более уважительно. – Он страшный.
– Не бойтесь, Ксения Ивановна, вас здесь никто больше не напугает.
– Мне нужно к Борису Павловичу, – воспользовалась я моментом. – Он меня должен принять: я сдала экзамены.
– Прямо сейчас? – удивился Белочкин. – Мария Алексеевна запланировала праздничный обед. Она расстроится, если вы не придете. Нет уж, милая наша Ксения Ивановна, без обеда мы вас не отпустим, и не надейтесь.
– Но Борис Павлович меня ждет, – напомнила я.
А еще он ждет, когда можно будет отправить настоящую Ксиу в Китай. Где-то мы с ней прокололись, если Моськин заподозрил подмену: либо я что-то не так сделала, либо Ксиу засветилась где-то снаружи лисицынского дома. И сейчас мне нужно было как можно скорее покинуть и гостеприимный дом Белочкина, и этот замечательный город. Чтобы неприятностей не было ни у меня, ни здесь.
– Я ему позвоню, предупрежу. Вечером. Мы проводим вас к нему вечером, – оживился Белочкин и понизил голос: – Это же куда романтичнее получится.
– И все же мне надо к нему срочно. Я это чувствую.
Я приложила руку к груди. Я действительно всей кожей ощущала, что время, отведенное богами на пребывание в этом городе, если и не закончилось, то последние песчинки как раз падают в нижний стеклянный сосуд. Я слышала нервирующий меня шелест песчинок и даже думать не хотела, что случится, когда упадет последняя.
– Ну если чувствуете, – неохотно сказал Белочкин, – тогда давайте заберем ваши вещи и пойдем к Борису Павловичу.
– Не надо заходить, – оживилась я. – У меня все сложено. Отправите как-нибудь потом. Да и неизвестно, понадобится ли мне эта одежда.
Шкатулка с домовым, документы и три тома по магии, завернутые в газеты, были у меня при себе. А остальное… остальное даже не мое. Так, арендованное имущество.
– Экая вы пессимистка, голубушка, – укоризненно поцокал Белочкин, посчитав мои слова намеком на то, что Ли Си Цын не проникнется ко мне теплыми чувствами даже после сдачи гимназического курса. – Пригодится, непременно пригодится.
Тем не менее пошли мы сразу к Ли Си Цыну, и я до последнего момента опасалась, что дойти нам не дадут. Но, видно, волковские подручные были уверены, что я непременно останусь на праздничный обед Марии Алексеевны, поэтому спохватились поздно. Моськина я увидела, но лишь тогда, когда была уже на крыльце лисицынского дома, куда не было хода тому, кого не желал видеть хозяин.
Возмутительнейшее поведение Моськина, посмевшего поставить под сомнения законность экзаменов, – это было первое, о чем рассказал Белочкин Ли Си Цыну. В красках, с сочными эпитетами и подпрыгиванием на месте от возбуждения в особо возмутительных местах.
– Этот нехороший господин проследовал за нами до вашего дома, уважаемый. – Я склонилась в поклоне, продолжая играть роль для постороннего. – Он был за воротами.
– В самом деле? – удивился Белочкин. – Я его не видел, но если это так, то…
– Это наши внутренние проблемы, – прервал его Ли Си Цын. – Мне очень жаль, что вы оказались в них втянуты.
– Ксении Ивановне что-то угрожает? – напрягся Белочкин, на удивление переживая не о своей семье и репутации, но о совершенно посторонней девушке.
– Сейчас – нет. Но вы правильно сделали, что не стали задерживаться. Удивительно только, что этот господин не проявился раньше.
Тянуло сказать, что проявился, а именно: приходил колядовать и даже оставил артефакт в том доме, но секрет был не моим, а Белочкина не стоило вмешивать больше, чем он уже вмешался. Боюсь, в противном случае решит, что никакая лисицынская услуга не стоит проблем с волковским кланом. Или директора гимназий обязаны быть лояльными нынешнему губернатору, а значит, по определению имеют проблемы с его врагами? Но все же я знаком показала Ли Си Цыну, что мне есть что добавить к словам Белочкина. Наверное, именно поэтому хозяин дома поблагодарил гостя так, что тот почувствовал себя неловко и очень быстро с ним попрощался.
Не успела за ним захлопнуться дверь, как я сразу выложила Ли Си Цыну и про колядки, и про артефакт.
– Елизавета Дмитриевна, нужно было немедленно мне сообщить, – прошипел Ли Си Цын. – Хорошо хоть, ума хватило не трогать артефакт. Как поняли, что он следящий?
Я застенчиво пожала плечами, поскольку выдавать Мефодия Всеславовича было не в моих интересах: и без того уже Песцов знает, куда делся пропавший у Соболева домовой. Посвящать еще одного его родственника было точно лишним. Еще решат, что это теперь их семейный секрет.
– Меня все больше удивляет решение Фаины Алексеевны, – неожиданно сказал Ли Си Цын. – Она никогда не была дурой, но ее поведение в отношении вас умным
