— Теперь я Мастер, — поправил его Ихсан.
Макрам сжал рукоять своего меча, заставив Наиме осознать, что пояс и ножны были не из обычной, покрытой шрамами и потёртой коричневой кожи. Они были чёрными, украшенными серебряными украшениями, единственным украшением, которое он носил, кроме серебряной ленты, которая удерживала его волосы в узле.
— Ах. Так я слышал. Я, вероятно, всё же остановлюсь на Шехзаде, чтобы позлить вашего Великого Визиря.
Ихсан усмехнулся, и Наиме подумала, что, возможно, их точки соприкосновения будут заключаться в общем враге.
— Пора, — сказала она Макраму. — Я пришлю за тобой, когда буду готова.
Макрам вытер рукой рот и посмотрел на двери в Зал Совета, отступая и освобождая место.
Башир кивнул своим людям, и они окружили Наиме, а Ихсан предложил свою руку. Они вместе вошли в Зал Совета, и отсутствие её отца стало ещё острее из-за компании Ихсана и напоминания о той же прогулке, которую они совершили не так давно. Она впервые выступила перед Советом в одиночку, когда всё пошло наперекосяк.
Башир распахнул двери в Зал с такой силой, что они ударились о стены, и в похожем на пещеру пространстве холла и фойе раздался резкий звук. Болтовня Визирей прекратилась, и все они стали наблюдать, как Наиме и Ихсан приближаются к помосту. Стражники и шесть её слуг, количество, необходимое для правителя, образовали процессию позади неё.
Наиме обратила внимание только на лицо Кадира, которое проходило через стадии удивления, замешательства и напряжения. Когда её охранники заняли места по обе стороны помоста, а Ихсан сел, внимание Кадира сосредоточилось на поясах, которые она надела. Его напряжение переросло в более ощутимую настороженность, и она была рада, что вывела его из равновесия. Теперь следует удержать его там.
Султаны Тхамара не носили пояса Дома со времен Раскола. Её решение сделать это было молчаливым заявлением о её намерениях как стать Королевой-султан, так и встать на сторону Круга. Ни тем, ни другим она открыто не делилась с приближёнными своего отца. Перед Расколом Султан принимал советы от Круга Чара, а не от своих приближённых. Пояса были угрозой для каждого мужчины, стоявшего в зале перед ней.
Дойдя до скамьи, она повернулась лицом к залу и села.
Когда молчание слишком затянулось, Наиме бросила на Кадира многозначительный взгляд. Он вздрогнул, словно от неожиданности, и стукнул посохом об пол. Визири сели. Эсбер-паша толкнул локтем Визиря рядом с собой, глядя на неё и Кадира. Другой кивнул.
Кадир набрал в грудь воздуха, чтобы заговорить, но Наиме перебила его:
— Мы здесь, чтобы обсудить состояние переговоров с Саркумом, мою помолвку и Шехзаде. Вы согласны, Великий Визирь?
Она смотрела на зал, а не на него.
Он прочистил горло, склонил голову и издал звук согласия.
— Тогда давайте начнём. Саркум находится на грани гражданской войны. Я считаю, что в наших интересах выбрать чью-то сторону.
Брови Явуза-паши поползли вверх. Один из её охранников переступил с ноги на ногу, его голова резко повернулась, чтобы посмотреть на неё, но он немедленно исправился, устремив взгляд вперёд.
— Вы сказали нам, что не будете выбирать чью-либо сторону в войне Саркума. С какой целью вы идёте против своего слова? — ответил Кадир.
— Я сказала, что не сделала бы этого без веской причины, — сказала она, наживляя свою приманку.
Кадир почувствовал это и молча выдерживал её взгляд, пока Явуз-паша, наконец, не заговорил.
— Пожалуйста, уточните, Султана.
Она перевела взгляд с него на двери и усилила свой голос магической нитью.
— Я прибыла в Саркум и обнаружила, что кто-то отправил Мирзе в Саркуме письмо с условиями, которые не принадлежали моему отцу.
По комнате прокатился шок. Некоторые вынуждены были вынести новость молча, но она услышала несколько возмущенных возгласов. Выражение лица Явуза-паши потемнело, а человек справа от него, Терим-паша, недоверчиво рассмеялся. Это был один из немногих случаев, когда она видела, как невысокий, тучный Визирь делал что-то более активное, чем хмурился.
— Кто?
— Я не знаю, Явуз-паша. Документы были подписаны печатью моего отца.
Все взгляды обратились к Кадиру, чьё лицо являло собой идеальную картину гнева. Только Султан, его Великий Визирь и наследник имели доступ к печати и придворному каллиграфу. Конечно, Кадир не использовал каллиграфа, который мог бы выступить против него.
— Вы в чём-то обвиняете меня, Султана?
— Конечно, нет. Я никого не буду обвинять без доказательств. Я излагаю факты того, что я видела.
— Являются ли они фактами, если нет никаких доказательств? Это может быть просто выдуманная вами история, — сказал он.
Три Визиря, сидевшие на скамье позади него, все из которых, как она знала, были у него в кармане, глубокомысленно кивнули.
— Это имело бы смысл только в том случае, если бы я намеревалась кого-то обвинить, чего я не делаю.
Ей не нужно было обвинять его прямо. Это заявление посеяло подозрение, которое будет лишь усиливаться с каждой его попыткой снять вину. Она не могла опрокинуть его, как статую, одним мощным ударом, но она могла разрушить основание, которое поддерживало его, людей, которые верили в него.
— Однако остаётся деликатная ситуация, которая была создана тем, что Саркум согласился на ложные условия. Мне предложили выйти замуж за Мирзу, — сказала она.
Теперь зал разразился бурными протестами. Они хотели, чтобы она вышла замуж, хотели видеть мужчину на троне Султана, но не постороннего. Не мужчину из Саркума. Наиме сохраняла неподвижность. Её лицо было лишено эмоций, хотя внутри её переполнял триумф. Только с огромным усилием она удержалась от злорадного взгляда на Кадира. Он пытался убрать её со своего пути. Вместо этого он непреднамеренно дал ей именно то, что ей было нужно, чтобы поставить себя на место своего отца. Неизбежная альтернатива, которую они сочли ещё более отвратительной, чем идея королевы в качестве правительницы.
Наиме подождала, пока шум утихнет, прежде чем заговорила снова:
— Совет недоволен?
— Недоволен? Это неприемлемо! Вы не намерены соблюдать эти условия, не так ли? — спросил Явуз-паша, и ему вторили многие другие.
— Возможно, у меня нет выбора.
Наиме встала. Когда она указала на Башира, Визири как один посмотрели в сторону дверей. Люди Башира распахнули их.
За то время, что она оставила его, к Макраму присоединились восемь его людей. Он и Тарек вошли в Зал Совета, окружённые ими, миниатюрной фалангой, одетой в серые и стально-синие тона. Все, кроме Макрама, чья одежда цвета оникса была в центре внимания всех присутствующих в комнате. Цвет был важен в Тхамаре. Это навешивало на человека неизгладимый ярлык вместе с его Домом. Макрам никогда не носил чёрного, старался придерживаться серого цвета, который носили его люди.
Он казался непринуждённым, уверенным и собранным, как будто шёл на битву, в победе которой был уверен, а не через серию испытаний политических врагов. Следующий вдох Наиме дался легче.
Их неожиданное появление потрясло Визирей настолько, что они замолчали на несколько мгновений, которые потребовались Макраму, чтобы приблизиться к помосту. Когда все его люди, включая Тарека, упали перед ней на колени, Макрам этого не сделал. Он склонил голову. Это пробудило Визирей от их молчания, и хотя они разразились приглушённой болтовней, Кадир выступил вперёд, оглядывая Макрама, его чёрную одежду, его меч, затем оружие, которое носили остальные.
— Султана, — сказал Кадир, не отрывая взгляда от Макрама, — что всё это значит?
— Господа, — Наиме заняла свое место, когда Макрам выпрямился, а его люди откинулись на пятки. — Речь идёт о союзе. Кинус Рахаль хочет объединиться с Республикой, чтобы покончить с магией. Вооружённые силы Республики уже являются силой, которую мы не можем надеяться победить. Если Кинус даст им Саркум и его армию, которая обладает гораздо большими знаниями о магии, чем Республика, их будет не остановить. Нам будет лучше сдаться.
