— У меня есть несколько твоих воспоминаний, просто фрагменты того, как Ашер насиловал людей ради развлечения двора Белль.
— Я был вынужден содействовать в некоторых таких развлечениях, ma petite, иначе рисковал занять место пленников. Я решил стать хищником и иметь возможность сбежать, нежели быть жертвой.
— Но Ашера не приходилось запугивать, чтобы он это делал, не так ли?
— Когда-то он наслаждался жестокостью. Сейчас он стал лучше, чем был тогда, но часть его, что наслаждается причинением боли и страхом, все еще с ним. Он нашел применение своим пристрастиям в спальне посредством бандажа и игр в подчинение. Сейчас он понимает, что игры должны быть безопасными, разумными и согласованными с нами.
— Думаешь, часть его скучает по тому, чтобы кое-что из этого делать по-настоящему?
— Как ты можешь спрашивать такое о том, кого любишь?
— Только та часть любви слепа, что приходит с первым приливом эндорфинов и сумасшествия; после прекращения их действия, никто не воспринимает тебя так бескорыстно, со всеми недостатками, как те люди, что любят тебя, по-настоящему любят тебя.
— На протяжении многих веков я встречал людей, которые оставались слепы к недостаткам своих любовников.
— Настоящая любовь значит, что ты любишь реального человека, а не идеал, что создаешь себе в голове и проецируешь на него. Как по мне, это ложь и иллюзия.
— Но если любовники счастливы в своей лжи и иллюзии, что тогда, ma petite? Любовь перестает быть настоящей, если для ее продолжения требуется ложь?
— Да.
Он удивленно посмотрел на меня, не пытаясь скрыть своих эмоций:
— Чтобы любовь жила, нужна некоторая загадка, ma petite. Если бы мы знали все друг о друге, о бремени наших преступлений, или о сомнениях, это бы нас уничтожило.
— Мы знаем, что Ашер упрямый, жестокий, садистский ублюдок, и все равно его все еще любим.
— Не думаю, что мне понравилось бы, если бы ты и из моих недостатков составила всю подноготную. Думаю, мне было бы больно знать, что ты так ясно и так сурово меня видишь.
Я улыбнулась ему:
— У тебя есть недостатки, и у меня они есть, но твои хорошие качества значительно перевешивают плохие. То же самое можно сказать и про Ашера.
— Он красивый, — сказал Жан-Клод.
— Очень, — согласилась я. — И потрясающий Доминант в БДСМ. Так как в этом деле он стал у меня первым, я не совсем понимала как трудно найти кого-то, кто будет наслаждаться тем уровнем власти, что мне нравится при бандаже, и что нет никого столь же разумного, кто сможет удовлетворить нужды Натаниэля в этом вопросе.
— Наш котенок может быть довольно пугающим в своих запросах.
— Вот именно; это пугает и тебя, и меня. Нам не нравится доминировать над Натаниэлем таким образом, как он хочет, а Ашеру нравится. На самом деле, я даже не уверена, что полностью доверяю им оставаться наедине без дополнительных правил от меня или тебя.
— Думаю, этот оттенок опасности приводит в восторг их обоих, — сказал Жан-Клод.
— Согласна.
— Так что, он красив и хорош в доминировании, но это вряд ли достаточно, чтобы перекрыть все его недостатки.
— Это правда, но и без БДСМ он не менее потрясающий любовник, — сказала я.
Жан-Клод отвернулся, будто на какой-то момент ему пришлось взять мимику под контроль, а потом повернулся ко мне:
— Да. — И этого одного слова было достаточно. Его «да» прозвучало почти с болью.
— Думаешь, вернуть его домой, это плохая идея, — сказала я.
— А ты? — спросил он.
Мы просто стояли, глядя друг на друга. Наконец, я сказала:
— Ага, и я тоже.
— Логика подсказывает нам предоставить Ашера его судьбе, — сказал Жан-Клод.
— Ты про то, чтобы дать Дульчии его убить?
Он чуть заметно кивнул. Лицо его было особенно осторожно в выражениях, когда он смотрел на меня. По нему ничего нельзя было прочесть, но само отсутствие эмоций говорило красноречивее всяких слов.
— Ты хочешь, чтобы решение зависело от меня, да?
— Я был в плену его красоты и его жестокости на протяжении столетий, ma petite. Я не могу судить его беспристрастно.
— Я не могу позволить его убить кому-то другому.
Его глаза слегка расширились:
— Мне не нравится эта формулировка, ma petite.
— Мне тоже, но когда он с такой силой ударил Синрика, что вырубил его, я думала он сломал ему шею, а повреждение позвоночника может стать аналогом обезглавливания как у вампиров, так и у оборотней. Если бы он убил его, пусть даже случайно, я бы выстрелила в него, Жан-Клод. Мне пришлось бы стрелять в него, и я стреляла бы на поражение.
— Я не сомневаюсь, что ты достаточно сильна, чтобы это сделать, но сомневаюсь, что ты смогла бы потом с этим жить.
— Я думала об этом, после того как Ашер уехал. И знаю, что так бы и поступила. Я знаю, что он мог меня до этого довести, но думаю, от этого что-то у меня внутри сломалось бы навсегда. Черт, я стреляла в Ареса, зная, что это я подвергла его опасности. Я практически скормила его этому грозному негодяю-вампиру, а потом убила его. Я любила, хоть и не была влюблена, Хэвена, но что-то умерло во мне, когда я смотрела на него через дуло пистолета, а потом застрелила.
Жан-Клод ближе придвинулся ко мне, но я отмахнулась от него:
— Нет, просто не надо.
— Что я могу сделать, ma petite?
— Ты практически сказал мне сейчас, будто думаешь, что Ашера надо убить, но ты этого сделать не можешь. Ты только что сказал мне, что если все же придется, то эта работа достанется мне.
— Ты тоже не обязана это делать. Мы можем дать ему и дальше плохо себя вести, и просто позволим ему быть слабостью нас обоих. Я не могу винить тебя за то, что ты не можешь противостоять его жестокой красоте, как и я.
Я покачала головой:
— Ты ублюдок, знаешь же, что не могу.
— Будучи той, кто ты есть — нет, — мягко сказал он.
— Тогда что ты предлагаешь, Жан-Клод?
— Наш мудрый король леопардов говорит, что мы должны вернуть его домой, потому что слишком многие из нас по нему скучают.
— Он такого не говорил.
Жан-Клод улыбнулся:
— Нет, он сказал, что мы или дадим Дульчии его убить, или заберем его к чертям собачьим с ее территории, чтобы он мог попытаться спасти репутацию перед ней и ее кланом гиен.
— Натаниэль ужасно по нему скучает.
— Как и наш Дьявол, — добавил Жан-Клод.
— Даже Ричард скучает по тому что ему больше не над кем доминировать в спальне. Это дает ему какую-то отдушину для его тьмы. Он стал капризнее, когда уехал Ашер и ему не с кем стало поиграть и некого посадировать.
