желания вспомнить родную речь.
— Что?! — вылетело из большинства глоток вокруг неё.
Как интересно — светилось на мордах Таа-Дайбера и папаши Турана. Эта парочка манипуляторов разглядывала превосходно знакомую им девицу так, словно та вылупилась буквально на их глазах. Вылупилась, и её тут же поставили перед выбором: или замуж, или будет хуже.
Руана прислушалась к себе: замуж ей не хотелось. То есть, абсолютно. Ни под каким предлогом. Тем более на условиях людоедских традиций северян. Которые буквально во всём перегибают палку.
Нет, Радо-Яр ей дорог. И даже очень. А уж виновницей его смерти стать… вообще… Это просто ужасно!
— Что ж, — чудовищно деловым тоном подвёл черту император. — Наконец-то, мы пришли к соглашению. Таа-Лейграду предложено искупление вины рода Драх-Нат-Туранов. И он его…
— Руана! — прозвенело под сводами так звонко, что виновница «всего и везде» чуть не подпрыгнула.
Она обернулась на голос: Катиалора смотрела на неё с холодной непреклонностью хирурга, объявившего, что сгнившую ногу надо резать. В голове тут же взвихрился целый рой возмущённых воплей, сводившихся к одному: почему за всё должна платить она одна?! А не те подлецы, что спровоцировали тарарам, требуя теперь от бедной ни в чём не повинной девушки искупительной жертвы. Норовя бросить её на алтарь, хотя она даже не девственница.
Один гадёныш соблазнил её сестру — юную неопытную девочку — и сманил в побег. Наплевав на то, что она вообще-то чужая невеста. Другой гад — не удержавшись, одарила она Радо-Яра злым взглядом — помог паршивцу всё провернуть. Пока остальные гоняли её с места на место, на голубом глазу раздавая советы угомониться и топать домой.
Папаша Туран был в курсе и не остановил отпрысков — и не пойте ей баллад о его неосведомлённости! А Таа-Дайбер? Почему у Руаны такое чувство, будто эта парочка интриганов заранее договорилась разойтись по-хорошему? Только отчего-то не взяла в расчёт возможную реакцию Таа-Лейгарда.
Который, узнав, что его единственную и взаправду горячо любимую дочь прибрал к рукам один из назлов, взбеленился. И теперь требует именно его крови. Радо-Яр — и никто другой — в глазах отца единственный и навеки проклятый им оскорбитель. Катиалора права: плевать ему на Ати. Уметелила, и хрен с ней. А вот его драгоценную Руанаину никто не смеет у него отнимать.
Ну? И что ей делать? Нет, она реально должна выбирать? Здесь и сейчас? Это же не выбор между отцом и парнем. Которые сначала поцапаются, набьют друг другу морду, а после сядут пить мировую. Это выбор между целыми мирами…
Так — дойдя в своих громогласных витийствованиях до этого момента, неожиданно успокоилась Руана. А вот здесь она принялась беззастенчиво кривить душой. Потому что выбор уже сделан. Потому что таары ей чужды во всём, чего не коснись. Их с виду благопристойное криводушие приводит её в уныние. И вечно провоцирует кусаться — иногда даже подзуживает распускать руки.
Яраны же… Эти ребята ей нравятся. Не только свободолюбием — чёрт бы с ним. Нет, они сумели доказать весьма требовательной представительнице иного мира, что умеют расставлять приоритеты. Способны, наступив себе на горло, жертвовать собственными хотелками. И даже глобальными интересами ради чего-то большого. Общего и безгранично серьёзного.
Одна Мстира чего стоит — невольно взглянула Руана на императрицу. Вот, Катиалора понукнула падчерицу принять справедливое решение. Спасти голову назла, наплевав на непереносимость мысли о спонтанном и необратимом шаге: замужестве, к которому она абсолютно не готова. Даже толком не знает: Радо-Яр действительно ей нужен? На всю жизнь? Такой, как есть?
А императрица смотрела на девицу, в руках которой его жизнь, бесстрастным взглядом. Скрутила себя в жгут, завязала узлом и ждёт решения свободного в своём праве выбирать человека.
Сам же виновник «торжества» не удостоил таарию даже мимолётным взглядом. Этот уж точно ни о чём не попросит. И отец его не попросит, и братья. Чёртовы гордецы!
Казалось, столько успела передумать, пережить, а на деле полминуты не прошло. Потому что за это время произошло всего два события. Отец велел своей супруге заткнуться и не вмешиваться. А император дал тот же совет ему — будто откуда-то издалека долетело до сознания Руаны. И вывело из ступора.
Она встряхнулась. Оглядела, как говорится, присутствующих и брякнула:
— Мне вообще-то уже двадцать.
— Да, ты что! — раздражённо восхитился император, нарочито выкатив глаза из орбит. — А я-то думаю: что с тобой не так?
— То, что я родилась, — возомнив, будто сейчас ей можно всё, съязвила таария. — Такое ощущение, что всем мешаю. Целой империи. Как вы мне все надоели! — вырвалось у неё из самых глубин замордованной души.
Что вызвало кучу недоумённых взглядов у всех, кроме непосредственных участников событий.
— Отец, — повернулась к нему Руана. — Прости, но я…
Он резко отмахнулся. Молча склонил голову перед императорской четой, развернулся и помаршировал на выход. Именно помаршировал, демонстрируя несгибаемую волю в намерении, как можно, дольше не прощать неблагодарную дочь.
Катиалора вышла из толпы, подошла к ней и обняла. Заглянула падчерице в глаза и тихо молвила:
— У вас всё получится. Ты сумеешь.
Затем почтительно кивнула монархам и легкой походкой аристократки поплыла вслед за мужем.
Руана же поймала направленный на себя прищур Радо-Яра и проворчала:
— Получится, как же. Он прямо горит желанием постараться.
— Мне ты не нужна! — ледяным тоном отчеканил этот гордый, етить-колотить, римлянин.
Цезарь, прущийся в Сенат без бронежилета и огневой поддержки.
— Значит, я со спокойной душой могу выйти за другого, — безмятежно отозвалась Руана. — Вели-Яр, ты, кажется, имел на меня виды? Я согласна.
Вообще-то особенно на его смекалку не рассчитывала. Но умничка Вир не подвёл. Тряхнул башкой и голосом, преисполненным победного торжества, изрёк:
— Ты сделаешь меня счастливым на всю оставшуюся жизнь.
Развод так себе. А для такого умника, как Радо-Яр, и вовсе шито белыми нитками. Но этот Цезарь внезапно доказал простейшую истину: и на старуху бывает поруха. Руана не учла размеры и насыщенность его ревности. Он дико сверкнул синими глазищами и ляпнул:
— Нет!
— А другой твой брат? — с видом привередливой покупательницы осведомилась она.
— Хватит! — выдохнул назл, сообразив, что эта зараза с него не слезет.
И что уж ей-то категорически точно плевать на их заморочки с честью и традициями северян.
— Так! — рявкнул император, притопнув ногой. — Мне всё это надоело! Или вы оба принимаете окончательное решение, или я…
— Мы вступаем в брак! — пришлось повысить голос Руане, дабы переорать разбушевавшееся величество.
— Точно? — моментально утихомирился монарх.
— Да. Мы тут подумали, и я решила: пора, — припомнилась ей хохма, широко распространённая на её
