— А, — равнодушно отозвалась Люся, — интересно будет глянуть, к какой классификации она отнесла мой оборот от страха поцелуя. Полагаю, это поставило ее в тупик. Я нашла еще одно ее письмо, Паш, где она подробно рассказывает о том, что и почему совершила. Синичка четко играет по правилам, настоящий преступник обязательно должен поведать миру о своих преступлениях. Я перешлю тебе сейчас.
— Четко играет по правилам… — повторил Ветров медленно. — Понял. Я тебе перезвоню, Люсь.
— Ага. Ладно. До вечера.
Люся закрыла окно, набрала Носова, подробно обсудила с ним публикации, а потом ушла в гостиную, легла на диван, укрывшись свитером Пашки, который пах, как он, и так и пролежала до той минуты, пока в замке не повернулся замок.
Ветров вошел в гостиную не сразу — сначала он разулся и снял верхнюю одежду, потом долго умывался.
А потом она услышала его легкие шаги и села.
— Ну все, Люсь, — Пашка стоял на пороге, прислонившись плечом к косяку. — Все, мы сняли охрану. Ты можешь делать, что хочешь.
Глава 39
А чего она хочет?
Люся тупо смотрела на него, не испытывая никаких желаний вообще.
Ни голода, ни жажды, ни обиды, ни страха.
Ничегошеньки.
Тотальное отупение.
— Ты сказала, что Синичкина играет по правилам, — добавил Ветров, — а по условиям ее контракта она обязана предоставить бумажную копию своего исследования с личной подписью на каждой странице для подтверждения авторских прав фармацевтической компании. Но официально невозможно отправить посылку с рукописью без предоставления паспортных данных. Она должна была как-то оформить отправку. Да и липовые документы здесь бы не особо помогли — Синичкина в федеральном розыске, и выходить из своего укрытия слишком чревато. Она воспользовалась услугами курьера. Он должен был забрать у нее посылку и отправить ее от своего имени. Ну, дальнейшее дело техники — когда ты знаешь, что искать, то найти легче легкого. Тем более с ресурсами, которые нам выделили федералы. Так что благодарю за помощь следствию — твои слова о том, что Синичкина не нарушает правила, прозвучали вовремя.
— На здоровье, — пробормотала Люся, ничего не понимая.
— Первым делом Синичкина потребовала камеру-одиночку и высокоскоростной интернет, поскольку ее интеллект — достояние общества. Она сумасшедшая, Люсь. Как бы ее не признали невменяемой.
— Все равно, — ответила Люся. — Мне все равно. Я совсем ничего не чувствую.
Ветров посмотрел на нее с чем-то неприятно похожим на жалость.
— Завтра Новый год. А у нас ни елки, ни мандаринов, — заметил он.
— Давай просто ляжем спать и проснемся первого января.
— Да, — согласился Ветров, подошел, взял Люсю за руку и повел ее в спальню. — Так и сделаем. Никаких салатов и толкотни на кухне.
— Ты, я и кроватка.
— Люсь, а Люсь. Оливье или генеральский?
— Ничего, Нина Петровна, ничего!
— Глупости. Вот-вот привезут елку.
— Не хочу елку, — сказала Люся и вцепилась в одеяло, как в спасательный круг, — не хочу оливье.
— Батюшки! Ты еще «Иронию судьбы» откажись смотреть.
— Как подумаю, — буркнул Ветров, — что скоро все это счастье переедет к Китаеву, так сердце радуется.
Люся легко пнула его ногой и разлепила глаза.
Нина Петровна широко улыбалась, глядя на них:
— Олежка мне вчера позвонил и обо всем доложил. Стало быть, маньяк теперь под стражей? Все так, как и должно быть.
И у Люси моментально испортилось настроение.
— Нет, — проговорила она, — так быть не должно. Все вообще неправильно.
Зазвонил домофон, и Нина Петровна упорхнула в прихожую.
— Серьезно, — сказал Ветров, — я вообще не буду скучать по этим утренним явлениям. А если бы мы здесь предавались разврату?
— Кто ворчит в Новый год, у того денег не будет, — крикнула Нина Петровна. — Люсенька, ты бы позвонила Николаю Ивановичу и пригласила его в гости. Вдруг у человека нет планов на новогоднюю ночь, бывает же такое.
— Этого еще не хватало! — ожидаемо отреагировал Ветров.
— Ну, бабуля, принимай дерево, — раздался голос кимора Стаса.
Господи, когда Нина Петровна его-то успела припахать?
— Я не буду вставать, — объявила Люся, — к черту все эти новогодние затеи.
— Объясни мне, — попросил Ветров, — бабушка боится незнакомцев или нет?
— По одному она может их переносить. Наверное. Я уже ни в чем не уверена. И вообще, разбирайся со своей бабушкой без меня!
Кажется, это называлось откатом.
После долгих недель нервного перенапряжения психика Люси отказывалась функционировать.
Она нуждалась в спячке.
— Вот что, — решительно заявил Ветров, — пойдем-ка мы с тобой прогуляемся.
— Куда? — простонала Люся. — Там зима. Там холодно.
— Вставай-вставай. Когда ты в последний раз просто гуляла по улице?
— Летом, как и все нормальные люди!
— Ты, радость моя, — шепнул он ей на ухо, — к нормальным людям по-любому не относишься. Так что пошли.
На улице было солнечно, морозно и людно.
Все куда-то бежали с таким озабоченным видом, как будто опаздывали на сверхважное мероприятие.
Люся шагала, одной рукой крепко опираясь на трость, а другой — на Ветрова.
У нее было что-то вроде панической атаки.
Идти по улице без охраны?
Как странно и непривычно.
— Ты уверен, — спросила она, — что в исследованиях описан мой оборот? Синичке точно больше от меня ничего не нужно? Может, она хочет еще что-то выяснить или доказать?
— Вряд ли у нее это получится из СИЗО.
— А «Явь»?
— С этим разбирается прокуратура. Выдыхай уже, Люсь.
— Куда мы вообще идем?
— Давай позавтракаем где-нибудь.
— Где-нибудь, где нет твоей бабушки? Ты серьезно собираешься дуться на нее?
— А ты нет? Куда подевалась твоя злопамятность, которая так нравилась мне?
Люся остановилась, заглядывая в его лицо. На них немедленно кто-то налетел.
— Что еще? — спросила она требовательно. — Злопамятность, ладно. Стрессоустойчивость, это ты уже говорил. Может, аномальная живучесть?
Ветров ухмыльнулся.
— Безусловно, — лениво согласился он. — Твоя аномальная живучесть в конце концов вошла в фундаментальные исследования стрессовых оборотов нижних архов. Это именно то, что заводит мужчину.
— Ты думаешь, это смешно?
— Я думаю, что ты паникуешь и срываешься на мне, — мирно ответил Ветров. — Ты всегда нападаешь, когда тебе не по себе.
— Когда это я на тебя нападала? — поразилась Люся.
Он засмеялся.
Это было красиво — снежинки на его вязаной шапке, солнечный свет на ресницах, по-утреннему гладко выбритое лицо, прищуренные от смеха глаза, низкие перекаты в его голосе.
Люся неожиданно сама для себя обхватила его лицо ладонями в пушистых варежках и поцеловала.
Ну просто потому, что могла.
Целоваться посреди улицы на морозе было так по-студенчески, глупо, сладко, холодно, бестолково, что у нее заходилось сердце.
Трость упала и куда-то укатилась, и Люся не стала ее поднимать.
Они нашли небольшую пекарню, где пахло кофе и подавались пончики.
Ветров заказал их целую гору — с клубничной и шоколадной начинкой, с вареной сгущенкой и орехами.
И две огромных чашки капучино.
— Почему ты болтаешься со мной по городу? — спросила Люся. — 31 декабря — рабочий день.
— Потому что сегодня воскресенье.
— Правда? — кажется, она совсем потерялась во времени. — И что дальше? Ты получишь свое повышение?
Ветров поморщился.
— Мне и на моем месте неплохо, — ответил он прохладно. — Может, получу звездочку на погоны, но не уверен. По правде говоря, мне не нужны подачки от Китаева.
— Ну здрасьте. Разве ты не ради своей карьеры терпел меня столько времени? — Люся ощутила вспышку мгновенного раздражения, как и всегда, когда он принимался за свое дурацкое соревнование с Великим Моржом.
