33.1
…Власть — что может быть слаще и желанней? Над сонмом миров, рядом с которыми ваш континент подобен деревушке в болотах Кривисны. Над пространством и временем. Над жизнью и смертью. Особенно над смертью. Обмануть её, перехитрить, переизобрести заново, сделать ручной и послушной. Умирать и возрождаться. С чувством новизны и жаждой жизни. Начинать всё сначала. Идти дальше. И снова добиваться власти. Над чужими умами. Над ходом истории. Над законами мироздания. Ошибаться, пробовать, исправлять ошибки. Это никогда не наскучит.
…Великие печати в моих руках. Тщательно сконструированные на основе амулетов окудников и последних достижений квантовой физики и нейробиологии. Творения науки и магии, произведения искусства. Живые, вечные. Тоже в своём роде — вампиры, кормящиеся флюидами одарённых. Дающие своим хранителям силу и умение подчинять, а создателю — контроль над хранителями… Однажды мажисьеры это поймут и проклянут свою алчность. Но позже, много позже. Пока им не хватает знаний.
Изумрудная печать даётся начальнику тайной службы. Её агенты носят чёрное и пользуются экспериментальными техномагнетическими разработками. Но выше и сильнее печати ничего нет. И если мажисьер получает её в руки, разве он спросит — зачем? Разве придёт ему в голову, что на свете не одна такая печать и даже не две? А гранд-мажисьер Юстиний Акторитас, хранитель волей Совета, признАет разве провал в памяти, посмеет ли сказать, что не отдавал приказа? Человек слаб. Даже когда силён. Да-да, такой вот парадокс.
А оборотни убивают легко. Оборотни — будущее этого мира, истинные дети его. Надо только, чтобы они перестали ненавидеть и научились любить… Гибель полудюжины агентов слишком заметна и потому недопустима. Всех удалось восстановить, а они и не поняли, что случилось, не захотели признаться себе…
…Власть — это тайны, технологии, влияние, связи. И деньги. Было — золото и серебро. Теперь — банки и концерны. Половина континента в руках того, кто проклят и заклеймён… Юстиний Акторитас тоже любит деньги. Он не служит концернам, но дружит с ними. И он внушаем. Гранд-мажисьер, член Малого Совета. Тот, кто дёргает за нитки, пляшет на нитках сам. Октавия Карассис отказала ему. Эта женщина чует слабость. В их семье уже есть один вырожденец. И она освежила кровь. Взяла в любовники обычного человека. Сильного, талантливого, с хорошей наследственностью. А после рождения близнецов устроила ему несчастный случай. Чтобы не мешал. Да, власть — это тайны. В Малом Совете много тайн…
…Дым и грохот. Тень крыльев на асфальте. Визг покрышек, удар, крики… Смятое ограждение моста, блеск утреннего солнца на воде. Детский плач из поднебесья… Скверный момент, весь план едва не пошёл прахом. Клесы сто раз заслужили свою участь! Бежали, как полоумные крысы, не думая, что рискуют твоей жизнью — жизнью самого драгоценного существа на континенте, единственного в своём роде. Я пальцем их не тронул! Твой отец банально не справился с управлением. Спасибо, рядом был крылан… Что, удивлена? Думаешь, твой золотой дракон — единственный экстр, служивший мне? Кстати, может, это был его отец? Жаль, я не запомнил имени…
…Ты не сможешь убежать и спрятаться. Они выследят тебя и найдут, как нашёл я, и ты сделаешь всё, что они хотят, а если не справишься — умрёшь. И твой дракон умрёт, но раньше, намного раньше. Инстинкт зверя заставит его драться за тебя вопреки разуму. И ты знаешь, чем это кончится. Но если будешь умна, сможешь выторговать для него жизнь. Сможешь всё. Потому что ты нужна им. Младшие из моих детей мнят себя гибкими, но на деле слишком твердолобы, чтобы искать другие пути. Я сам был таким. Для них ты не просто ключ к источнику, ты — ключ к будущему. Дай им то, что они хотят. Спаси свой континент. Спаси себя…
…Прогресс — медленная штука. И вредная. Трудно двигаться вперёд без пробуксовок, но так, чтобы не истощить мир прежде срока. А срок близок. Зачем ждать ещё сто лет, если можно открыть коридор между мирами прямо сейчас, когда луны уже готовы отдать свою силу земле? Вам — "Ночное зеркало", мне — путь в неизведанное. Решение долго ускользало. Какое это блаженство — выловить верную догадку во вселенском бульоне неоформленных идей! Бросить мысль, как огненное копьё, во тьму закосневшего ума и загореться пожаром озарения. И долго размышлять о последствиях, чувствуя на губах вкус пепла. Уйти, не разрушая — возможно ли? Да, если уйти навечно. Предоставить этот мир самому себе. Пусть живёт без руководства, как знает.
Хватит этой борьбы, этой гонки за ускользающей химерой полноты бытия.
Всё имеет конец.
Даже я.
Занавес.
33.2
Это хорошее чувство — когда уходит боль. Эхо её ещё гудит в теле, но облегчение сильнее. Вот и всё, говорит оно. Теперь будет покой и тишина. И тёплые объятья, и ладонь на моём лбу — жёсткая, но заботливая, нежная. Даже абсолютная тьма не колит глаз. И всё же я спрашиваю одними губами:
— Это света нет, или я ослепла?
— Света нет, — отвечает Фалько.
И время начинает отсчёт.
— А он?
— Похоже, мёртв. Я чую запах его тела, но не слышу в нём жизни.
— Отравился нашей кровью?
Я подняла руку, слабую, вялую, и ощупала шею. Ни следа укуса — ни крови, ни раны. Пригрезилось? Не верю.
— Ты что-нибудь видишь?
— Скорее нет, чем да. Совсем без света даже я не могу. Нужна хоть искорка. Но это нестрашно. Я полагаюсь на другие органы чувств. Хуже, что мы, кажется, здесь замурованы. Хотя…
Он умолк. Всем существом я ощутила его напряжённую сосредоточенность и, закрыв глаза, приготовилась ждать. Тишь стояла, как в могиле. Ни гула механизмов, ни шума, ни шороха. Только наше дыхание и стук сердец. И всё же пространство вокруг не было мёртво. Оно словно наблюдало за нами из-под опущенных век. Я спросила осторожно:
— Что ты чувствуешь?
— Токи. Течение, — непонятно ответил Фалько. — Повсюду. Сейчас…
Он снова напрягся, а я нашла его ладонь и прижала к щеке.
Струение. Пульсация. Множество голосов, бормочущих на непонятном языке…
— Ах!
Вспыхнул свет. Обжёг сквозь веки.
— Кажется, я могу ими управлять, — прошептал Фалько, — этими машинами. Попробуй, ты тоже сможешь. Нужна воля, чтобы их подчинить.
Он убрал ладонь от моего лица, помог подняться. Бормочущие голоса стихли. Не стало ни течений, ни пульсации. Я покачала головой.
И увидела тело.
Вампир сидел на своём одноногом стуле, завалившись всем корпусом назад, в нишу открытой капсулы. Голова его безжизненно свисала на плечо, глаза были закрыты. Стул не падал и не отъезжал, стоял, будто приклеенный.
Стена позади капсулы снова была целой. И нигде никаких проёмов, даже вентиляционных отверстий, и тех не видно. Значит, мы будем медленно умирать здесь рядом с разлагающимся трупом?
Фалько подошёл к нему, дотронулся до шеи, отступил назад, наморщил лоб. Обошёл вокруг куба с капсулой, потом вокруг соседнего, в котором, как оказалось, пряталась такая же капсула. Фалько провёл руками по стенке куба, капсула выехала наружу и раскрылась. Внутри было пусто. Фалько осмотрел обивку второй капсулы, даже обнюхал. Вернулся, сволок тело со стула, уложил на пол, с усилием оттащил в сторону сам стул и занялся изучением первой капсулы.
— Что там? — не выдержала я.
— Странно, — отозвался Фалько. — Такое ощущение, что регенераторы поменяли местами. Тут был другой… Человек, если можно его так назвать. А этот, — кивок на лежащего, — был там, — он указал на вторую капсулу. — Взгляни, здесь капли крови. Они уменьшается, скоро исчезнут совсем. И никаких доказательств.
Я с трудом рассмотрела на серовато-прозрачной пузырчатой поверхности пару тёмных точек. Уверен ли Фалько, что это кровь? Конечно, уверен.
— Значит, он обманул? Сказал, что устал и хочет умереть, а сам… воскрес? Переродился? Иначе кто этот второй?
— Он сказал тебе, что хочет умереть?
— А тебе — нет?
