жизни было. Стиснуть зубы, зажмуриться и отдать врагу только тело, не душу. Остаться живой и сохранить ребенка. Вот только нет никаких гарантий, что Карын после ей попросту не перережет горло. Или не придушит в процессе.
Или можно сражаться. С риском потерять ребенка. Или умереть самой.
А если в итоге смерть – то лучше уж лицом к лицу.
– Тэгье (*давай)! – крикнула она, взмахивая кинжалом. – Подходи, приласкаю!
Что произошло? Отчего вдруг ей показалось, что древние камни дрогнули, а тонкие невидимые нити, потянувшиеся к ней, зазвенели как струны? Волшебство? Все же – Тойрог откликнулся на ее беспомощную мольбу?
Карын шагнул к ней, смеясь, вытаскивая из ножен саблю, но вдруг застыл, не веря своим ушам.
– Отойди от моей жены, шакал.
Сзади него стоял Баяр – тоже с саблей. Спокойный как всегда, совершенно невозмутимый, холодно глядящий на брата. Его здесь быть никак не могло, он не мог так быстро их догнать (к тому же – он оставался еще очень слабым, вряд ли на ноги бы встал) – но он был. Волшебство? Красная рубашка, поясом подвязанная, острая сабля в руках. И взгляд такой… равнодушный. На Женьку – ни малейшего внимания.
– Так ты все же выжил? – проскрипел Карын, медленно поворачиваясь. – Какой… везучий!
Был ли в его голосе страх? Непонятно. Женька поудобнее перехватила кинжал, не спеша вмешиваться в мужские разговоры.
– А ты, я смотрю, любишь объедки подбирать, шакал? – оскалился Баяр, обходя Карына по кругу, медленно, грациозно – как дикий зверь. – Или тебе так нравятся мои женщины? Не спорю, я выбираю только лучшее.
– Нет, мне нравится отбирать у тебя игрушки, – ухмыльнулся Карын, ссутуливаясь, сжимаясь в пружину. – И ломать им шеи. Как в детстве.
Гнев в глазах Баяра, сверкание клинка, звон стали. Братья столкнулись в смертельной схватке – не за женщину, не за власть – за право на жизнь. Карын более кряжистый, с длинными руками и чудовищной силы ударами. Баяр гибкий, ловкий, увертливый. И – едва вернувшийся с того света. Несмотря на то, что он двигается легко и весело, Женька видит, что муж ее слабее и медленнее, чем всегда. Не так быстро реагирует, не так метко бьет.
Что ж, значит, надо вмешаться. Даже если Баяр потом будет в ярости. Время словно замедлилось, воздух стал вязкий как кисель, камни стонали и звенели. Женька, преодолевая сопротивление, шагнула вперед. В тот миг Баяр споткнулся, упал на одно колено – и Карын торжествующе вскинул свою саблю. Женька метнула кинжал – больше она сделать ничего не успевала. Рука ее была тверда, острие вошло ровно в затылок. Карын дернулся, застыл, а Женька, воспользовавшись этим мгновением, подскочила к нему, прыгнула на спину, выдергивая из-за его пояса нож, и рывком полоснула этим ножом по горлу. Хлынула кровь, Карын захрипел и повалился на землю.
Женьке было на него совершенно плевать. Она упала на колени рядом с Баяром, пытаясь ухватить его за плечи. Неожиданно пальцы ее не нашли опоры. Замерла, еще ничего не понимая.
– Нөхөр, ты порядке? Что с тобой? Откуда ты тут?
Но Баяр растворялся в воздухе, глядя на нее с ласковой улыбкой. Протянул к ней руку, но щека ощутила только касание воздуха. Исчез.
Получается, Женька открыла Тойрог для Карына? Мог ли он открыться второй раз, или Карына в свое время миновало это испытание? И что же – его самым большим страхом был младший брат?
Поднялась на ноги, тщетно пытаясь счистить с колен пятна крови и грязи, носком сапога перевернула лежавшее навзничь тело. Карын был абсолютно и окончательно мертв. Ну и ладушки, туда ему и дорога.
А потом вдруг поняла, что наделала: да она хана убила! Что теперь с ней будет? Не иначе как казнят? Вряд ли кто-то защитит ее. И никакие оправдания не помогут, Карын – это не иштырец. Что делать, как объясняться?
До чего ж холодно! Женька затряслась вдруг вся, застучала зубами. Нет, нельзя ей простужаться теперь, а значит – и сбежать теперь в степь не выйдет никак. На небе тучи, того и гляди начнется дождь. Не лето, самостоятельно уже не выжить. Придется теперь возвращаться в стан.
Впрочем, ей в этом помогут – вон, уже воины Карына спешат к Тойрогу.
44. Заговоренный
Баяр спешил. Если бы кто-то сказал ему, что человек, два дня лежащий при смерти и извергавший из себя даже воду, сможет сесть верхом и устремиться в бой, он бы не поверил. У кохтэ были свои сказки, которые рассказывали вечерами у костров – про Асахана, к примеру, воина столь славного, что никто и никогда не мог одолеть его в битве. В Великой войне с угурами Асахан единственный из своей тысячи остался невредимым. Его не задела ни одна стрела, не коснулась ни одна сабля.
И угуры – не тронули. Потому что сочли его не то божеством, не то демоном.
Асахан приходился Баяру дедом, отцом его матери. Мать, кстати, всегда говорила, что именно третий ее сын больше всех похож на этого сказочного воина. Умер ее отец как раз незадолго до рождения Баяра – глупо и нелепо умер, укушенный змеей. И долгое время говорили, что новорожденный сын хана – наследник своего деда. Сам Баяр только посмеивался, но знал и верил – он тоже неуязвим и почти даже бессмертен.
Оказалось, нет. Как хрупка человеческая жизнь! Ни стрела в спину, ни вражеская сабля – какие-то
