— Я тебе надоел? — рассмеялся Никандр, ловя её руку и заставляя забраться обратно в постель.
— Очень, — также улыбаясь подтвердила она. — Зато мне понравилось выезжать из замка.
— И очаровывать всех местных мужиков?
— В целом это не плохо, но тупые взгляды меня раздражают как прежде.
Никандр рассмеялся, обнимая её. Ламия тоже начала улыбаться и наконец заслужила страстный утренний поцелуй.
— Значит, ты считаешь, что проклятье избирательно?
— Я считаю, что у каждого человека, в моём случае мужчины, есть способность ему сопротивляться, как простуде. Оно действует на всех одинаково — вы начинаете спотыкаться на ровном месте, теряете удачу. Но в некоторых случаях все заканчивается печально, а в некоторых — нет. То есть у кого-то простуда проявляется в насморке и покраснении горла, а у кого-то доходит до жара, бреда и смерти. Все зависит от того, как тело противиться ей.
— У меня хорошая сопротивляемость? Или я удачливый? — с гордостью уточнил Никандр.
— Ты упрямый баран, — тяжело вздохнула Ламия. — Думаю, это тебя и спасает. Как и Эрема в своё время. Вы оба отрицали проклятье, и оно на вас не действовало. Однако более впечатлительные люди от встречи со мной падают замертво. Кто-то быстро, как Тар, кто-то медленно.
— Поэтому ты не хотела мне рассказывать?
— Я не хочу, чтобы ты верил, — подтвердила Ламия, но рассказ свой всё-таки продолжила: — Я перестала выезжать из замка вскоре после смерти Дамия. И тем более никогда не представлялась другим именем. Поэтому и никогда не думала, что могу быть не опасной. Всегда считала, что проклятье начинает действовать, когда мужчины просто приближаются ко мне. Но в резиденции никто не умер. Более того управляющий Порил весь день тогда провел со мной, подыскивая чем накормить Ратора. Он касался меня, разговаривал со мной, смотрел мне в глаза, но только спотыкался и ронял подносы. Когда вернулись в замок, я отправила ему пару писем и узнала, что он до сих пор жив. Ради эксперимента согласилась выехать сюда и та же реакция: мужчины стали менее удачливыми, словно засопливили, но жар так ни у кого и не поднялся.
— Они тебя не узнали, а следовательно, не испугались, — понятливо кивнул Никандр. Ламия кивнула.
— На детей я, кажется, никак не действую. Ратор вообще чересчур удачливый и здоровый ребёнок. Да я сама чаще болею, чем он, — заявила она. — На нём быстро заживает любой синяк, даже несмотря на то, что он только учится ходить, падает реже, чем ты. Словно его кто-то или что-то бережет.
— У него мать Ведьма, которая каждый вечер что-то над ним шепчет, — с улыбкой и гордостью за жену заявил Никандр. Ламия снова закатила глаза. Пусть она больше не отрицала того, что кое-какие необычные способности у неё имеются, но его обзывательство так и не одобрила.
— Другие мальчики со мной тоже нормально взаимодействуют, никакого «невезения» с ними не случается. А если прибавить к моим наблюдениям то, что два моих сына были убиты, а не умерли в результате проклятья, и предположить, что Дамий всё-таки скончался от болезни, то получается, на детей я никак не влияю…
— Они не понимают, — перебил жену Никандр, поняв к чему она клонит.
— Да, — кивнула и, недолго помолчав, продолжила. — Я думаю, беда со смертью Ревен нас не миновала. Вы с Ратором в мнимой безопасности… Страх не поддается контролю. Твой Вар не был труслив, но он испугался полчища крыс, а в последствии меня. Сколько ты не отрицаешь проклятье, но и сам часто про него говоришь или думаешь. Рано или поздно испугаешься. Пусть даже на миг! — повысила она голос, не дав мужу перебить себя. — Но это случится, твоя удача, сопротивляемость падет и проклятье тебя захватит, как и Эрема когда-то. Ты только подумай: он сказал мне, что проклятье всё-таки существует, и уже через пару часов упал с коня. Пусть он не был таким ловким и сильным как ты, но тоже не был трусом… А Ратор… Он растет, вскоре начнет говорить, потом понимать, что происходит. И потом узнает, что его мать — проклятая Ведьма… Учитывая то, что дети легко внушаемы, он может поверить даже раньше взрослого мужчины… На расстоянии от меня проклятье перестает действовать. И это значит…
— Я никуда не уеду!
— Что и требовалось доказать, — устало вздохнула Ламия. — Господин Баран.
— Я тоже вас люблю, Госпожа Ведьма.
ГЛАВА 61. Разрушить проклятье
— Я продолжаю придерживаться мнения, что бегство не выход, — пояснил Никандр. — Ратор ещё не скоро начнет понимать, что говорят люди вокруг. У нас есть несколько лет. С убийцей мы разделались, теперь разберемся и с проклятьем.
— Не хочу рисковать, — качнула головой Ламия. — Ты уже веришь в него. Остался один шаг и умрёшь.
— Я же говорил, что от меня тебе так просто не отделаться. Тем более теперь, когда ты знаешь, что можешь покидать замок, и вокруг тебя постоянно вьются мужчины.
Ламия закатила глаза, отталкивая его и поднимаясь с постели.
— Мне и самой не хочется, чтобы вы уезжали, — заявила она практически гневно. — Тем более теперь, когда Рамилии… когда я совсем одна, — неловко закончила она, отводя взгляд. — Думаешь мне будет легко расстаться с Ратором или с тобой? Да мне от одной мысли страшно! Но потерять вас совсем, навсегда — ещё страшнее, Никандр!
— Мы разрушим проклятье, — решительно сказал он, тоже поднимаясь на ноги, чтобы она не кричала на него сверху вниз. — Вместе!
Ламия, нахмурившись, сложила руки на груди. Никандр повторил её позу, она фыркнула презрительно, как кошка.
— Я сама. Вы уедите, а я займусь проклятьем. Когда разрушу его, тогда вы и вернетесь. Или я приеду в Шеран.
— Нет, мы будем разбираться с ним вместе!
— Да что же ты такой упрямый?! — заорала Ламия, всплеснув руками и вылетая из комнаты.
— Ты такая же! Стой! — Никандр бросился следом за женой.
Ламия далеко убежать не успела, забежала в соседнюю комнату, где с Ратором ночевала Рела и кивнула перепуганной от неожиданного появления Госпожи девушке на выход. Та поспешно подскочила с ковра, на котором играла с ребёнком, поклонилась сначала королеве, затем вбежавшему за ней следом королю, и тут же скрылась за дверью. Ратор же, не замечая настроения родителей, тут же улыбнулся матери и протянул ей руки.
— Расскажи мне, что знаешь, до чего додумалась. Давай разбираться вместе, — более спокойно предложил Никандр.
Ламия подхватила сына на руки и обняла его так, будто они не виделись уже несколько дней, а не всего пару часов.
— Если ты будешь расследовать это дело, то будешь все больше и больше верить, а потом и бояться.
— Меня запугать не просто, — заверил её Никандр. — И, ты должна признать, следователь из тебя никакой.
Ламия зло поджала губы.
— Из тебя тоже, — огрызнулась она. — Это Вар Ревен и яд вычислил.
— Лучше меня у тебя сейчас всё равно никого нет.
Ламия продолжала зло сжимать губы и топтаться на месте, упрямо глядя на него.
— Ну? — всплеснул руками король. — Что ты узнала? Какой план?
— Ты едешь в Шеран, — упрямо заявила Ламия. — Ты давно там не был и тебе надо возвращаться, пока не появился ещё один Сникс.
— Разрушим проклятье и поеду.
Из-за криков родителей Ратор начал капризничать, толкая мать в щеку, когда она начинала говорить. Ламия сначала пробовала отклоняться от сына, но, когда он начал заталкивать ей в рот её собственные волосы, возмущенно на него глянула.
— Ну да. Я столько лет с ним живу и ничего сделать не могу, а ты появился и разрушишь его по щелчку пальцев.
Никандр недовольно поморщился. Он уже давно собирался вернуться в своё королевство, но всё время откладывал поездку: сначала смерть Рамилии, поимка Ревен, потом депрессия жены. Теперь вот проклятье нарисовалось.
— Хорошо, — сдался он, в конце концов. — Я съезжу ненадолго. Верну тебя в замок, и оттуда поеду.
— Я сама могу добраться до замка, — уже не так воинственно заявила Ламия, выплевывая очередной клок волос, которыми пытался накормить её сын и гладя его по спине, чтобы он успокоился. — Ты можешь уехать прямо отсюда в Шеран.
