и абсолютной тьмы. Это должно было быть невозможно; ни одно земное существо не должно было быть способно принять такую форму. Когда Оно заговорило, голос его был таким же древним и холодным, как выбеленные кости.
Это был голос, который преследовал меня во сне. Голос Бога.
И Бог был одновременно мучительно прекрасен и невыразимо ужасен.
Звук его шагов, медленно приближающихся ко мне по влажным камням, заставил меня вздрогнуть, и мне пришлось прикрыть глаза, потому что я не могла на это смотреть. Мне хотелось убежать, спрятаться. Я бы бросилась в яму, если бы это означало возможность спастись. Но я не могла пошевелиться. Даже поднять руки, чтобы прикрыть глаза, казалось мне огромным усилием, а держать их закрытыми было еще хуже. Я не могла этого вынести. Мои руки, дрожа, опустились по бокам, а горящие глаза не закрывались, даже когда слезы потекли по моему лицу.
Он стоял передо мной, огромный, всеобъемлющий. Пещера вокруг нас расширялась бесконечно, стены были туманными, неспособными вместить истинную массу существа внутри. От его близости меня затошнило, но в то же время оно наполнило меня таким удовольствием, что я едва могла дышать.
Среди быстро меняющихся, не поддающихся описанию цветов, из которых состояло Его существо, я могла разглядеть что-то похожее на человеческое лицо, бледное, как туман, с многочисленными глазами, которые медленно открывались и закрывались, когда Он говорил.
— Всего лишь столетие назад я пощадил троих из вашего рода, чтобы они вернулись в мир, подготовили его для меня, распространили слово пробуждения. Три спасенные жизни однажды должны быть возвращены. Работа выполнена. Клятва исполнена. Посмотри на меня, смертная.
Чем дольше я смотрела, плача, с болью в груди, как будто я тонула, тем больше затвердевало Его туманное лицо. Он мог быть высечен из мрамора, мог быть нарисован Микеланджело или создан с помощью какого-нибудь компьютерного алгоритма с непоколебимым совершенством. Так красиво, что это было пугающе, так ошеломляюще, что я думала растаю и превращусь в ничто просто от того, что Он смотрит на меня.
— Я ждал тебя, Рэйлинн Лоусон. Я звал тебя, даже когда ты забрела так далеко от своего дома. Но ты вернулась ко мне, как и было задумано.
Я попыталась покачать головой, но мои движения казались такими медленными.
— Нет. — прошептала я. — Я не твоя. Не твоя.
В его совершенстве был какой-то изъян. Помимо красоты, я могла видеть серую, скользкую кожу. Я могла видеть массивную фигуру с извивающимися щупальцами, покрытую десятками моргающих бледно-белых глаз. Я почувствовала запах гниющей рыбы. Я чувствовала запах океана.
Бог улыбнулся, обнажив идеальные белые зубы. Словно статические помехи, прорезающие телевизионный экран, на мгновение эти зубы стали зазубренными, изогнутыми и острыми, как у какого-нибудь хищника из самых глубоких уголков океана. Потом это исчезло, и в моем мозгу словно щелкнул выключатель, и я разучилась бояться.
— Не бойся своей судьбы.
Его голос эхом разнесся по пещере, отдаваясь глубоко в моих костях.
— Ты всегда была предназначена для меня. Тебе всегда было суждено вернуться. Это место позвало тебя обратно, и ты охотно откликнулась.
Раздался еще один грохочущий звук, более глубокий и мрачный, от которого волосы у меня на шее встали дыбом. Бог смеялся.
— Ты пришла ко мне. Ты оставила свою семью. Ты следовала за моим голосом в своих снах. Даже когда ты блуждала во тьме этого глубокого места, ты выбрала путь, который привел тебя ко мне.
Я была здесь не по своей воле, совсем не по своей. Но пока Он говорил, мои протесты затихли почти без борьбы. Он потянулся ко мне, и мне так сильно захотелось съежиться, закричать и бороться, но я просто… не могла. Он коснулся моего лица, но его пальцы совсем не походили на пальцы из плоти и крови. Они были холодными, толстыми и скользкими, и везде, где они касались меня, моя кожа немела.
Затем Он прижал ладонь к моему лбу, и мне показалось, что мой череп раскололся, как яйцо. Воспоминания, такие яркие и отчетливые, как будто я переживала их заново, промелькнули у меня перед глазами. Я была ребенком, бегала босиком по деревьям, перелезал через упавшие бревна и забирался на замшелые пни. Я услышала голос, зовущий меня, и подумала, что это мои феи. Я бежала и бежала, как будто это была игра, а они прятались от меня. Затем я остановилась, опустился на колени и прижался ухом к земле. Голос был там, внизу. Я вонзила свои крошечные пальчики в землю, как будто могла докопаться до него.
Потом воспоминание исчезло, и я оказалась в другом времени, в другом месте.
Калифорнийский закат над океаном был бледно-розовым и кроваво-красным. Мои ноги свисали с края пирса, раскачиваясь над водой. Я смотрела вниз, на клубящуюся пену, на волны, разбивающиеся о столбы пирса, и представляла, как погружаюсь в эти темные глубины. Я представляла себе, что если я зайду достаточно глубоко, то все будет тихо. В глубине души у меня было постоянное чувство, что я что-то забыла, что было что-то невероятно важное, что я должна была сделать, и все же, как бы я ни старалась, я не знала, что именно. Я была неугомонна, так неутешительна. Может быть, если я погружусь под волны, может быть, если погружусь достаточно глубоко, беспокойство прекратится.
Моя голова раскололась еще шире. Это было невыносимо, подавляюще. Я знала, что мое тело сильно дергалось, и я кричала, а затем у меня начались судороги, но я не могла остановиться.
Мои родители снова говорили об Испании. Они хотели переехать, они хотели купить дом и уединиться на побережье. Мой папа посмотрел на меня и спросил:
— Итак, какой у нас план, душечка?
Именно тогда я поняла, что хочу вернуться домой. Домой, в Абелаум. Домой, к деревьям и дождю, к призракам моего детства. Домой, в то место, которое никогда не переставало звать меня. Может быть, если я вернусь, беспокойство прекратится. Может быть, я вспомню, что мне суждено сделать.
Я упала на колени. Камни были такими холодными, и я рыдала, мои слезы смешивались с лужицами воды у ног Бога. Это было мучительно, но и радостно. Это был самый глубокий, неподдельный ужас, который я могла себе представить, такой ужасный, что мне захотелось умереть.
Все это имело смысл. Мне суждено было быть здесь. Я должна была прийти. Каждый шаг, который я делала, каждый выбор приводил меня сюда. Даже когда я так отчаянно боролась, чтобы убежать, я снова сталкивалась с опасностью.
Мое чувство самосохранения
