— Тобой, — вздыхаю я, устав выслушивать поток бессмысленных обвинений. — Это надо быть тобой, Анхен. Все мы судим других по себе. Обладая благородством, мысленно наделяем им окружающих, а потом недоумеваем, как же они могли поступить так подло? Ведь они же не такие, мы же «знаем». А обладая дивным талантом истинного хирурга отсекать все ненужное, проецируем эту способность на других, и осознать не в состоянии, что не каждый в этом мире «хирург». Ты на моем месте, возможно и поступил бы, как ты рассказываешь, да только я — не ты. И мне себя упрекнуть не в чем. Все, что только было возможно, я для Ясмины сделала. Для нее. Не для тебя и не из-за тебя.
— Тогда почему ты все время ее рисуешь, добрая благородная девочка? Что это, как не больная совесть?
— Боль утраты это, — опять вздыхаю. Как объяснить тому, кто не хочет слышать? И зачем объяснять? Слова не идут, я просто не могу заставить себя оправдываться, доказывать ему что-то. В чем я виновата? В том, что выжила, когда он приговорил меня к смерти? Когда пытался выкупить свое семейное счастье по цене моей жизни? И мне оправдываться? Перед ним? За разгул его паскудной фантазии?
— Какой утраты? — он кривится. — Ты мечтала избавиться от вампиров — и ты избавилась. От той, что желала тебе лишь добра, ты избавилась самым изощренным и подлым способом. Отомстила… И ведь я пощадил тебя тогда, не стал разыскивать, не стал… Но тебе показалось этого мало. Мало просто убить, надо еще станцевать на прахе. Надо сделать себе имя, вновь и вновь надругаясь над ней в своих картинах… Это была твоя ошибка, Лара, — его голос становится угрожающим. — Сидела бы тихо, и я бы не тронул. Просто забыл бы, вычеркнул из сердца и из памяти. Но тебе надо было убивать ее — вновь и вновь. Вновь и вновь переживать этот замечательный момент твоей биографии…
— Где ты видел мои картины? — пытаюсь я сменить тему.
— Дома, разумеется. Не думаешь же ты, что я бегаю по вашим вернисажам? Мне их прислали, дабы обратить мое внимание, что их автор излишне много знает. И пишет слишком уж нарочито по-вампирски, людям такого не придумать. А у автора оказалось такое знакомое имя. Неужели не хватило ума сменить?
— Хватило, и я целый год жила под чужим. «Лариса Алентова» — всего лишь творческий псевдоним. В надежде на то, что ты все-таки меня отыщешь.
— Зачем? Жизнь среди вольных людей оказалась столь не мила? Или показалась слишком серой и будничной? Стало не хватать острых ощущений? Ты права, тут я могу помочь. Например «боль утраты». Зачем выдумывать ее на ровном месте? Испытай — а потом рисуй. А я посмотрю, как у тебя получится.
— Ты уже посмотрел.
— Да? И что ж ты утратила? Кем была для тебя моя Яся? Средством достигнуть цели? Способом отомстить? А у меня ты отняла жену, отняла ребенка… И тискаешь у меня на глазах своего, словно мало тебе!..
— Анхен, я…
— Мама! Смотри, что нам папа купи… — Ксюшка влетает в комнату радостная, взлохмаченная, раскрасневшаяся. И застывает столбом, заметив незнакомца. Яся вбегает следом и тут же юркает за спину сестры. Еще бы, она, в отличие от сестры, не только видит чужого дяденьку, но и чувствует, насколько он сейчас недобр.
А дяденька… Он поворачивает голову на шум, скользит взглядом по девочкам… Но нет, не узнает, не замечает. Яськины волосы скрывает шляпка, глаза спрятаны за очками с оправой в виде огромных бабочек, аура скручена, лицо малышка прячет за плечом сестры, даже выглядывать не решаясь. Искал — нашел бы, разглядывал бы — разглядел. Светлейший авэнэ же лишь зафиксировал факт прибытия в дом еще двух моих детей. И скривился, словно от зубной боли.
— Трое, значит. Молодец, времени не теряла. Очень хотела, чтобы я на это взглянул? Мало было просто убить моего ребенка, надо еще похваляться своими?
— Ты невнимателен.
— Да разве?
— Добрый день, — Андрей, зайдя в комнату, еще успевает поприветствовать нашего гостя. Но уже в следующий миг неестественно замирает под взглядом вампира, бледнеет, судорожно пытаясь вздохнуть, и в ужасе пятится назад, вжимаясь в стену возле двери. И это Анхен даже очков не снял!
— Что ты творишь? — негромко выдыхаю я, аккуратно кладя Таю на кровать, вплотную к своему бедру. Закрывая ее своим корпусом, но не разрушая телесного контакта. И, чуть наклонившись, выдвигаю верхний ящик прикроватной тумбочки.
— Творю? — недобро усмехается вампир. — Творить будешь ты, великая художница. Они будут умирать у тебя на глазах. Один за другим. А ты твори.
— Анхен… Они ведь дети. Ты же не тронешь…
— А разве ты подумала о том, что в животе у Ясмины тоже был ребенок? Разве ты его пожалела? Единственного нашего ребенка, малыша, о котором я мечтал столетиями? Ты пожалела его? Ты не тронула?
— Я…
— Хватит! Ты виновна в смерти моей жены и моего ребенка. И лучше бы тебе было не плодить своих, — он решительно сдернул с глаз очки и вперил тяжелый взгляд в стоящую ближе всех Ксюшу. — Иди сюда, девочка.
Ксюша… взглянула в его мерцающие глаза, чуть усмехнулась, уперев руки в боки и картинно отставив ножку. И выдала, копируя кого-то из взрослых:
— Ага, щаз.
Он злобно сжал губы и резко встал на ноги.
— В мамочку значит? Что ж, стой. Подойду сам.
— Сядь! — Яська выскочила из-за спины сестры за долю секунды до того, как я нажала на спуск. На ходу сдергивая очки и вытягивая в его сторону руки в повелительном жесте. Бросая в него всю свою силу, повелевая, приказывая…
Он даже не сел, он упал обратно на стул, глядя на собственную дочь остановившимся безумным взглядом. И пуля просвистела мимо, даже не задев. Хорошая серебряная пуля, добыть которую мне стоило огромных трудов, куда больших, чем просто приобретение пистолета. Он даже не заметил моего выстрела. Яська тоже. Замерев истуканом, она смотрела на своего отца. И кажется, даже не дышала.
Он попытался что-то сказать. Не смог. Лишь протянул к ней дрожащую руку.
— Не подходи! — испуганно закричала Ксюша, попыталась ухватить Яську… Но схватила лишь воздух. Маленькая моя вампирка метнулась к отцу, одним прыжком преодолевая разделявшие их метры. Повисла на шее и замерла, прижавшись к нему всем телом.
— Яся? — растерянно позвала ее Ксю. Та не услышала.
— Ксения! Помоги мне, — я решительно сунула в руки дочери стопку чистых пеленок и подтолкнула к дверям, — на улицу.
Одной рукой прижимая к себе Таю, ухватила другой Андрея и потянула прочь из комнаты:
— Идем, ты мне нужен.
Нехотя и, кажется, не слишком сознавая, что он делает, Андрей двинулся со мной на выход.
— Лара, что… — заговорил он только на улице и то через силу. — Что это?
