с этой молодой, непосредственной, лишённой светских комплексов и умной девушкой. Постепенно Анджан стал воспринимать Веронику не столь как соседку, а как друга, с которой можно посоветоваться, вкусу которой можно довериться при покупке себе одежды или относительно деталей интерьера той или иной комнаты, или магазина. Пётр с готовностью выполнял роль персонального водителя, исполняя все запросы и многие капризы соседки-друга.
Вероника закончила женскую гимназию и прослушала два курса Виленского политехнического института в области промышленного дизайна и перевелась на заочное отделение. Как-то случайно девушка проговорилась, что ей девятнадцать лет. Пётр с высоты своих двадцати девяти лет (по паспорту) и сорока четырёх лет реального возраста, относился к девушке с особой заботой и даже немного покровительственно, а иногда, и иронично-снисходительно.
Статус кво нарушила Вероника. Как-то вечером в начале апреля, возвратясь с покупками из магазина, девушка как обычно открыла дверь в свою квартиру и впустила вовнутрь Петра, нагруженного как мул свертками и авоськами. Поставив покупки на пол, Анджан повернулся к девушке, чтобы помочь снять пальто. Вероника вдруг внезапно повернулась к парню. Девушка отличалась довольно высоким для женщины ростом и её лицо оказалось в непосредственной близости к лицу парня.
– Скажи, Петя, ты совсем не видишь во мне женщину? – неожиданно спросила Вероника.
– Как это? – промямлил парень, пригвождённый к месту её вопросом, – С чего ты это взяла?
– Потому что я вижу и чувствую, – в её голосе прозвучали обиженные до злого нотки – Потому что вижу, что ты считаешь меня чуть ли не ребёнком, повзрослевшим, но ребёнком. Я чувствую, что ты воспринимаешь меня как друга, но не больше.
Она гордо с вы зовом вскинула голову. Её обычно лучистые глаза стали колючим, но не злыми. Её губы, окрашенные в нежно-розовый цвет, оказались в нескольких сантиметрах от его губ. Они были так близки, они манили, они искушали несмотря на то, что изогнулись недовольной дугой.
Не говоря ни слова, Пётр, привлёк искусительницу к себе и впился в девичьи губы. В ответ девушка только сильнее прижалась всем телом к парню.
В самый неподходящий момент послышались шаги усталого человека, звук ключа, вставляемый в замочную скважину.
Вероника резко отпрянула и повернулась к Петру, как будто предлагая ему помочь снять пальто. Анджан снимал с девушки верхнюю одежду в тот момент, когда дверь распахнулась и в дверном проёме возник Сергей Михайлович.
– Папочка, привет! – воскликнула Вероника, выскальзывая из длинного по щиколотки пальто. – Как дела?
Сидихин посмотрел на Петра, на мгновение замершего с пальто в руках, на батарею пакетов и сумок в прихожей и широко улыбнулся.
– Здравствуй, Никушка! – поздоровался он с дочерью.
– Здравствуйте, Пётр Антонович, – обратился он к парню, протягивая руку для пожатия, – Вами опять эта хитрюшка попользовалась.
– Ну что вы, – Анджан встал на защиту девушки, – Я сам предложил Веронике свою помощь.
– Дочь, напоишь нас с гостем чаем, – спросил он у Вероники.
– Напою, конечно, – деланно возмутилась девушка. – Но сначала накормлю вас ужином. У меня всё уже готово и томится в духовке. Идите мыть руки.
Пропустив первым к умывальнику хозяина, Пётр постоял в коридоре, дожидаясь своей очереди. Хозяйка в мгновении ока накрыла стол в гостиной. Мужики помогли ей лишь по мелочам.
– Никушка, позволишь нам по рюмашке? – просительно глядя на дочь.
– Конечно, папочка, – любезно согласилась та и достала из буфета графин с прозрачной жидкостью.
Если бы Сергей Михайлович не находился в состоянии некоторой эйфории от того, что закончился очередной рабочий день, что он дома, а дочь приготовила отличный, если судить по исходящему аромату, ужин, то он заметил бы, что его дочь и гость стараются не глядеть друг на друга и прячут взгляд от хозяина дома.
– Да, Никушка, – спохватился Сидихин, разделываясь с очередным куском тушенного кролика, – Забыл тебе сказать. Звонила мама из Петербурга и сказала, что в субботу вечерним поездом отбывает из столицы в Динабург и будет здесь в воскресенье утром.
– Ура! – Вероника вскочила с радостным криком, подбежала к отцу и обняла того за шею. – Наконец-то мамуля приезжает.
Пётр мельком встретился взглядом с девушкой и не заметил в её глазах той бурной радости, которой она отреагировала на новость. Глаза оставались спокойно-равнодушными.
На следующий день, когда Вероника заглянула в антикварный магазин Петра, парень спросил её почему она не столь рада приезду матери.
– Мама не любит папу, – с глубокой грустью и болью в голосе пояснила Ника. – раньше, когда я была маленькая, я этого не замечала, но взрослея всё больше появилось осознание, что она живёт с папой не по любви, а по принуждению. Она сама себя принуждает жить с отцом. Ещё, я никогда не чувствовала настоящего материнского тепла. Если папа нас с братом постоянно нянькал, баловал, всегда старался найти время поиграться с нами, то мама всегда была с нами строго-формальной. Она всё делала правильно по отношению к нам, но без души, как будто выполняла свою работу.
– Может у тебя через чур субъективное мнение о матери, – попробовал возразить Анджан, – или с детства в твоём сердце застряла обида-заноза.
– Нет, – настаивала девушка, – ничего такого. Я просто видела, как относятся другие мамы к своим детям. Моя мама вела со мной и братом не как мама, а как мать. Нет, ты не подумай, я очень люблю маму.
Ника задумалась на минутку, а зачем продолжила:
– Наверное ты прав: у меня с детства в сердце сидит заноза, обида-заноза недостатка материнской любви. Я отчаялась дополучить недополученное и поэтому утратила некоторые из нитей связки ребёнок-мама, от того и восприняла относительно равнодушно скорый приезд матери. И ещё мне больно видеть, как отец её очень любит, а она лишь позволяет любить себя. Я очень, очень люблю папу, а он, я точно знаю, безумно любит меня.
Пётр подошёл к девушке и обнял её. Ника положила голову на плечо парня и затихла. Через несколько минут девушка вдруг встрепенулась, убрала голову с плеча Анджана и посмотрела ему в глаза.
– Вот чего я не понимаю, – вдруг заявила она, – как я могла влюбиться в этого слепого, глухого и бессердечного болвана, который, который….
Пётр не дал договорить ей и накрыл её рот поцелуем, длившегося буквально секунды до внезапно просунувшего колокольчика входной двери.
Пётр был предупреждён заранее, что будет представлен как сосед и друг семьи Сидихиных. Парень разузнал у Ники, какие цветы любит её мать и купил букет её любимых фиолетовых фрезий. Одно воспоминание кольнуло его сердце. В реальности 1913 года одной белокурой красотке с огромными изумрудными глазами тоже нравились фиолетовые фрезии, и она очень
