Дарья Волкова
Как я увела жениха с чужой свадьбы
Глава 1. По проселочной дороге шел я молча. Сказать было нечего
— Ыыыиии….еееааа… ааааееееыыыы
Звуки ада продирались сквозь забившую голову вату. К ним присоединился стон. Звуки ада стали разборчивее.
— Быыиии…беееее … неееаааа
Что может быть хуже похмелья? Только просыпаться с похмелья под звуки… вот под эти звуки…
Я села на кровати. Ну как села — попыталась. Комната предательски качнулась. А если виски сжать — вращение прекратится.
Вертолеты, вертолеты… Эх, мама, а я летчика люблю…
— Быыыылиии белеее снегааа сваааадебные цветыыыы. Мнеее ууууулыбаласяя тыыы…
На этом месте я, простите, сблевала. Ничего личного, чисто физиология.
Полегчало.
Потом по плану был душ, чайник с зеленым чаем и сигареты.
На последнем пункте вышел облом.
Я смяла пустую пачку. Какая сволочь вчера весь зеленый чай скурила? И все сигареты?
Может, на балконе осталось?
Хмурясь на раннее, но яркое июньское солнце, вышла на балкон. А оттуда грянуло бодро.
— Чистый букет надежды, свадебные цветы!
А не поблевать ли нам с шестнадцатого этажа….
Представьте себе, что на часах десять утра субботы. Что у вас с похмелья трещит голова. А голова трещит потому, что вчера вы самым свинским образом нажрались. А нажрались вы потому, что вчера отмечали с подружками свой развод. Ну как развод… без штампа конечно, развод. Так и брак был такой же — гражданский. Но полтора года вместе прожили. Ярик даже электрический гриль купил, хозяйственный шо песец. Этим грилем я его вчера чуть не зашибла, когда выгоняла из своей квартиры.
Нет, тут сейчас не будет никакой душещипательной истории про мужскую подлость, и что застукала его в постели со своей ближайшей подругой. Подруг у меня две, обе — огонь, и Ярика на дух не выносили. Было за что, если рассудить здраво. Ни кожи, ни рожи, простите. Ни характера, ни денег — если уж совсем начистоту. Зачем я его пригрела — а по версии подруг, именно так дело и обстояло — сама не пойму. Наверное, чтобы было к кому приходить вечерами. И к кому прижиматься ночами. Да-да, тут можно вспомнить фразу про «стакан воды подать», но мне до этого далековато, я надеюсь. Всего двадцать семь, жить еще и жить до стакана. Но уже без Ярика.
Знаете, есть такая фраза — «Бойтесь тех, кто молчит. Когда у них кончается терпение, они сжигают не корабли, они уничтожают порты». Наверное, это про меня. Я не выясняла отношения — не люблю этого. Да и некогда, знаете ли — вджобывала я — мама не горюй, в нашем деле волка ноги кормят. И руки. Почему я терпела Ярика — его лень, растянутые треники и футболки, неспособность найти нормальную работу, танчики и пиво — ответов у меня теперь, хоть убей, не было. Но в один прекрасный день — а он наступил вчера — у терпеливого человека терпение кончилось.
Для Ярика это прозвучало громом среди ясного неба. Он попытался оправдаться. Полез обниматься. Выхватил леща и принялся оскорблять. А когда неосторожно помянул — всуе! — мою маму…
Во мне проснулся Халк. В девушке, которая даже до ста семидесяти сантиметров не доросла, но компенсировала это объемами в области бедер и груди. На лестничную площадку я Ярика вкинула в чем был — в трениках и танковой футболке. Гриль хотела вышвырнуть с балкона, но побоялась попасть в припаркованные машины. Зато веером выкинула все его трусы и с наслаждением наблюдала, как Ярик ползал по газону и их собирал. Одни повисли на дереве.
А потом во мне вдруг вместо Халка проснулась девочка. Какого-то хрена — брошенная. И я пошла звонить Фене. А Феня позвонила Гане.
И вот стою я перед вами, простая русская баба. На балконе. Внизу беснуется и волнуется, как море, свадьба — украшенные машины, гости, суета, вопли. Колонки орут на весь двор. И я смутно вспоминаю что-то из слов, сказанных тетей Галой — соседкой снизу. Вообще-то, при виде нее я сразу вспоминаю, что ходить пешком полезно. Особенно по лестницам, и шестнадцатый — не так уж и высоко. Но как-то недавно, замученная особенно продуктивным днем — с девяти до девяти на ногах, и три ложки супа в рот успела закинуть — я потеряла бдительность. И тетя Гала зажала меня в лифте. И что-то вжовывала весь подъем про свадьбу своей ненаглядной дочурки Виолетты с каким-то невероятной чудесности принцем. Вот, это, похоже, оно.
У кого-то вчера личная жизнь — ну уж какая есть — медным тазом накрылась. Кого-то — если что — даже замуж всерьез в жизни ни разу не звали. Кто-то — ну да, конечно — взрослая эмансипированная женщина во взрослом эмансипированном мире. И коня на скаку, и в горящую избу, и грилем по хребту — это все про нас.
А кто-то сегодня с шумом и помпой выходит замуж. За принца, так его растак.
Я еще раз глянула вниз, по двор. На березе сиротливо колыхались семейники Ярика. В такт песни про свадебные цветы.
Мысль поблевать с шестнадцатого этажа вернулась. Но уже, увы, нечем.
Как же хочется курить…
***
Страдания — вещь приятная, кто б спорил. Но бесполезная. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. А мне теперь и стакан воды подать некому, и за сигаретами послать сгонять — тоже некого. Сама-сама-сама.
Ну что же, сама — так сама. Скрутила волосы в гулю, натянула трикотажные штаны. Посмотрела в зеркало, вздохнула. Да и ладно, не у меня же сегодня свадьба. Не ко мне там внизу принц на белом коне, то есть, простите, лимузине приехал. Хотя вид у меня сейчас такой, что если и жду я кого-то в свою личную жизнь, то уж никак не принца. В лучшем случае — коня. Да и тот не факт, что польстится. Ну да и черт с ними, сигареты продадут — и то хлеб. И я пошла. Навстречу, как позже выяснилось, приключениям.
Дверь квартиры и двери лифта лязгнули одновременно. Квартирная дверь закрылась, двери лифта — раскрылись. И глазам моим предстал… конь.
Нет, ну натурально конь. Ростом конкретно за метр девяносто, плечи по ширине аккурат под двери лифта. Облачите все это великолепие в строгий серый костюм, добавьте сюда белую рубашку и белую бутоньерку, увенчайте безумными глазами дикой лошади, впервые оказавшейся на арене цирка — и вы поймете, какая картина передо мной нарисовалась. Мудрено ли, что дар речи я тут же мгновенно утратила? Зато конь оказался говорящим. Может быть, его зовут Юлий?
— Выход на крышу есть? — хриплым голосом поинтересовался «Юлий». И башкой мотнул вверх для большей ясности.
— Заперт, — автоматически ответила я. Не размышляя об уместности такого вопроса, просто констатируя факт. Ибо не далее как позавчера, когда я возвращалась с работы, сурового вида дяденька по указанию управляющий компании вешал на эту дверь очередной замок. Наша крыша очень уж пришлась по душе местным руферам, и их борьба с эксплуатирующей организацией носила строго цикличный характер. Одни срезали замки, другие их вешали. Вчера вперед снова вырвались жилищники.
— Н-да? — нахмурился «Юлий». Зачем-то вздохнул. — Ну, значит, без вариантов.
Шагнул вперед, оттер меня в сторону плечом и открыл дверь.
В мою квартиру.
И вошел.
В мою квартиру.
В этот момент во мне должен проснуться как минимум вождь краснокожих. Но не проснулся никто. Я стояла и тупо смотрела, как чужой человек заходит в мою квартиру. В мою квартиру!
И лишь когда мы оказались по разные стороны от порога — он внутри, а я снаружи — я отмерла. И понеслась отвоевывать обратно свою территорию.
Я что-то вопила — из серии «Кто ты такой?», «Что за дела, пошел вон!» и «Я сейчас полицию вызову!». Вопила много, громко. И безрезультатно.
Чужой тип в моей квартире обогнул вопящую меня, запер дверь. И принялся раздеваться.
Выдернул из петлицы и с отвращением отшвырнул в угол бутоньерку. Шипя и матерясь развязал и туда же швырнул галстук. И, взявшись за пуговицу на пиджаке, спросил:
— У тебя мужик есть?
Батюшки, насиловать будут! Дождалась, слава тебе господи!
