Юлия Гауф
Твоя жестокая любовь
Глава 1
— Что это за убожество? Сними немедленно!
Подруга изящно указала мизинчиком на мое декольте, где, с немым укором сверкает недорогими китайскими стразами кулон в виде стрекозы — совсем дешевый, и несмотря на то, что новый, уже потрепанный жизнью.
— А мне нравится. И вообще, это подарок. Остынь, Кать, — начала я спорить из упрямства. Очень уж любит подруга кичиться тем, что мудрее, раз уж ей посчастливилось родиться на год позже меня.
Более старшая и более мудрая. Угу, как же!
— И чей же это подарок? Дай угадаю. Кирилла, да?
— Ну и что?
— А то, — Катя наставительно подняла указательный палец вверх, — что жмот он. С такой мордашкой, как у тебя, могла бы и получше найти. Не такого экономного, который китайщину дарит.
— Кирилл не мой парень. И вообще, давай тему сменим, мы, итак, редко видимся в последнее время, не хватает еще поругаться.
Кирилл, и правда, не мой парень. К сожалению, или к счастью, времени на обычные развлечения у меня нет, и никогда не было. Но помечтать-то мне никто не может запретить?!
— Как тетя Надя? Ей стало хоть немного лучше?
Катя, как я и просила, сменила тему, но выбрала еще более худший вариант.
— Маме хуже стало. И, Кать, я так устала: ее из реанимации в палату переводят, а затем обратно. И этому конца и края нет — становится немного лучше, а затем ухудшение. Шаг вперед, два шага назад… прости, — прикрыла лицо руками, прячась от взгляда подруги. — Накипело у меня, а пожаловаться некому. Но я не могу так больше.
— Сочувствую, — искренне вздохнула подруга. — Но, Вера, ты не должна сама на себе все тащить. Не должна, понимаешь? Почему вы обе должны в нищете барахтаться, и лечиться в этих жутких больницах, тогда как у твоих отца и брата денег куры не клюют?
Ну вот, началось!
— Отца и брата у меня нет. Это чужие люди, — отрезала я.
Этот разговор повторяется из раза в раз. Одни и те же фразы мне твердили и соседи, и лучшая подруга: почему я не попрошу помощи? Наверное, пора ответить.
— Не чужие! Да, тебя удочерили, но ты имеешь полное право…
— Да просила я у них деньги! Мама против была, заставила поклясться, что не стану связываться с ними, но я просила, — в горле комок стоит от обиды — былой, и настоящей. — Нашла страничку Влада в соцсети, и написала ему, рассказала о нашей с мамой проблеме.
— И?
— Он даже не прочитал мое сообщение, — голос скрежетал, пока я рассказывала об этом унижении. — Но я и на этом не успокоилась, и написала Евгению Александровичу…
— Своему отцу, ты хочешь сказать?
— Еще раз говорю: он мне не отец. Но да, ему. Написала, думала, что проигнорирует. Даже надеялась на это, если честно. Вот только он ответил. К сожалению. — прикрыла глаза, вспоминая, какой я была идиоткой: сидеть, сложа руки казалось невозможным, но и их помощь принять было бы отвратительно. — Евгений Александрович попросил более его не тревожить, и устроиться на работу, а не сидеть на чужой шее. И это все.
Катя с отвратительно громким звуком поставила передо мной чашку кофе, в который плюхнула два кусочка рафинада. Затем снова опустилась напротив меня, и сцепила руки в замок.
— А давай к журналюгам обратимся? Думаю, это будет жирный репортаж: как бывшую жену и приемную дочь самого Евгения Гарай бросили прозябать в нищете…
— Мы не нищие! — возмутилась я.
— Ну да, конечно, вы охренеть, какие миллионерши. Но ты ведь понимаешь, что это может помочь? Расскажи людям о том, как провела детство в детдоме. Расскажи о том, что в новой семье тебя лишь мать приняла. Как через несколько лет вас бросили. Как мать заболела, и ты вынуждена работать за копейки, тогда как они сами черной икрой завтракают, которую не на хлеб намазывают, а ложкой черпают, да трюфелями закусывают. После этого скандала твой… хммм, Евгений Александрович даст деньги и на лечение тети Нади, и на вашу с ней безбедную жизнь. Он обязан.
Помешала кофе, растворяя в нем сахар, и не торопилась отвечать на этот эмоциональный спич. Катя в своем репертуаре — поучает, наставляет и засовывает свое мнение в глотку, хотя я об этом не просила. Как и советов ее, ведь я прекрасно знаю — ни Евгений Александрович, которого я ни разу не смогла папой назвать, ни Влад на уступки не пойдут. Плевать им обоим на скандал.
Найдут способ заткнуть! Да и репутация эта, о которой я лишь из книг да фильмов голливудских слышала, может быть им глубоко безразлична. В реальности до репутации дела никому нет. По крайней мере, на просторах нашей необъятной Родины.
— Или тебе не дорога мама, что ты за свою шкуру боишься? — воинственно продолжила возмущаться подруга.
— Кать, я бы на что угодно пошла. В том числе, и на это, но… ничего не выйдет. У кого деньги — тот и прав, скандал затихнет, не успев начаться. Ну напишет парочка местных журналистов статьи о нас с мамой, а затем их купят. И заставят напечатать опровержение.
Или что похуже сделают, только уже со мной. И судебный иск — меньшее, что я готова представлять, чтобы беду не накликать. Ничего я не приобрету, лишь потеряю.
— Все-равно, я считаю, что ты зря опускаешь руки! — упрямо сказала Катя.
Спорить не хочется. Подруга, хоть и не из богатой семьи, но росла любимым, обласканным ребенком, не привыкшим к отказам. Я же, как и любая сирота, к ним притерпелась. И несмотря на то, что в восемь лет Надежда Гарай, на которую я молиться была готова, забрала меня к себе, и попросила называть мамой, по мере сил баловала меня, я помню все, что было до этого.
— О-па, ты не поверишь, — Катька оторвалась от смартфона, и посмотрела на меня расширенными от восторга и искреннего удивления глазами. — Влад вернулся. Он здесь, у нас.
— Влад, который…
— Твой брат, да, — тараторит Катя, и почти силой вкладывает мне свой телефон в руку. — Читай!
«… Владислав Гарай — молодой наследник многомиллионного состояния, как выяснилось, никогда не забывал о малой Родине. И в скором времени будет открыт филиал компании, который даст множество рабочих мест для жителей родного для Владислава города.
Мы, в свою очередь, надеемся лишь на то, что работать в компании будут именно наши специалисты, а не столично-заграничные. А также на то, что Влад не покинет город, наладив работу предприятия. Нам такие люди нужны!»
— Бред какой-то, — растерянно разглядываю фото, на котором наш пузатый, приземистый мэр жмет руку молодому светловолосому мужчине, стоящему боком к фотографу. — Да быть этого не может! Что ему здесь делать? Он всегда ненавидел наш город. Фэйк.
Вернула Кате телефон со смешным наклеенным зайцем, встала со стула, и подошла к немного грязному окну. И вид из него далеко не на Манхэттен открылся: обычный, не слишком большой, но и не слишком маленький город с унылой архитектурой, типовой застройкой, которую оккупировали пивнушки и рестораны быстрого питания. По сравнению с деревней — мегаполис, по сравнению с Москвой — убогая провинция.
Нечего Владу, как и его отцу здесь делать.
— Почему ты так категорична?
— А ты вспомни, сколько раз в месяц наши газеты и новостные паблики вспоминают про Евгения и Влада Гарай? — обернулась к подруге и иронично приподняла бровь. — Сколько наших в люди выбилось: мои «папа» и «брат», и олимпийская чемпионка Евсеева — вот и все наше достояние. Надоело уже читать про них. И про возвращение их в родные стены писали не единожды, но…
Развела руками и замолчала.
— Я бы на твоем месте проверила. Если Влад вернулся, и если деньги на открытие филиала у него есть, то и на лечение матери он найдет средства, — упрямо сказала Катя на прощание.
— Скорее, я получу пинок под зад, — сказала я сама себе, так как дверь в Катькину квартиру уже закрылась.
Иду, привычно перепрыгивая лужи, и ловлю иногда осуждающие, иногда равнодушные взгляды окружающих. Так странно, что незнакомые, по сути, люди могут неодобрительно качать головами, если им не нравится твоя походка, или манера себя вести. Неужели их жизни настолько скучны, что легче всего осуждать девушку, которая торопится к матери в больницу?!
