Селеста Райли
Няня Боссов Братвы
ГЛАВА 1: ДОЛГ КРОВЬЮ
ДМИТРИЙ
Черт возьми. Александр швыряет досье на стол, фотографии разлетаются как конфетти, только это не гребаная вечеринка. Николай наливает еще одну рюмку водки, лицо у него такое каменное, какого я еще никогда не видел. Я смотрю на фотографии предателя. Нашего предателя. Его дочь, эта невинная пешка, смотрит с фотографии в блаженном неведении.
— Не могу поверить, что Сергей сделал это, — бормочет Александр, проводя пальцами по волосам. — Предал своих же.
— Вопрос в том, что нам с ней делать? — Николай машет рукой на фотографию маленькой девочки. — Не можем же мы просто бросить ее в море.
— Я предлагаю оставить ее у себя. — Мои слова повисают в воздухе, как дым от пушки. — Она будет, как символ. Постоянное напоминание о том, что происходит, когда кто-то нас наебывает.
Николай допивает водку, и со звоном фыркая опускает стакан.
— Оставить себе трехлетнего ребенка? Ты хоть что-нибудь знаешь о детях?
Я делаю глубокий вдох, сжимая кулаки.
— Все, что я знаю, это то, что он ублюдок, и он настоящий ублюдок, и отчасти эта наша заслуга. Это мы, блядь, виноваты в том, что Сергей сошел с рельсов.
Александр вклинивается.
— Виноваты? Ты хочешь сказать, что мы подтолкнули его к предательству? Бред какой-то.
— Правда? — Отвечаю я. — Мы знали, что он нестабилен, эмоционально скомпрометирован. Мы держали его рядом, потому что он был полезен.
Николай наклоняется ко мне, свирепея.
— И что, Дмитрий? Ты теперь хочешь золотую звезду за признание того, что мы облажались?
— Нет, — огрызаюсь я. — Я хочу, чтобы мы все исправили, начиная с нее. Она невиновна во всем этом хаосе. Мы в долгу перед ней.
Александр, обычно отличающийся ледяной крепостью, внезапно вспыхивает.
— Ладно, делайте что хотите. Я ухожу отсюда. Бастард предателя — не моя обязанность.
Он резко встает, откидывая стул, и выходит из комнаты. Дверь захлопывается за ним с грохотом, который долго не стихает. Я смотрю на пустое пространство, которое он оставил, потом на Николая.
— Ну, блин. Похоже, теперь мы остались с тобой вдвоем в этом дерьме.
Николай наполняет свой стакан, смотрит на него, потом решает отказаться и ставит его обратно.
— Александр придет в себя. Он просто… Он же Александр. Но это не решает нашей насущной проблемы. Что нам теперь делать?
Мы оба поворачиваем головы к девочке, которая плачет уже, кажется, целую вечность. Она уже тише, увлеченно смотрит какой-то мультик по телевизору, который мы для нее поставили.
Николай с лицом с суровыми углами и глазами грозового неба, поднимается со стула. Даже в этой суматохе он выглядит так, будто вышел из чертового журнала GQ: приталенный костюм, четкая линия челюсти.
Он подходит к ребенку, опускается на колени, но держится на почтительном расстоянии. Ребенок отшатывается, может быть, от приторного запаха сигаретного дыма, который прилип к нему, а может быть, от шрама, растягивающегося по его щеке, как боевой флаг.
— Посмотри на меня, девочка. У тебя есть родственники? Бабушка? — Его голос мягче, чем я когда-либо слышал, но все же со стальными нотками.
Она качает головой, крошечная рука сжимает коробку с соком. У нее течет из носа, и впервые на меня обрушивается вся тяжесть этой ситуации.
Я наблюдаю, как в глазах Николая, обычно таких жестких, мелькает что-то, что я не могу определить. Сожаление? Сомнение? Что бы это ни было, оно исчезает в одно мгновение, погребенное под слоями застывшей решимости.
— Значит, она действительно одна, — бормочет Николай, вставая и возвращаясь к столу. — У нас есть над чем поработать.
— Да, — соглашаюсь я, закрывая телефон и кладя его на место. — Определенно есть.
Как раз в тот момент, когда Николай собирается сесть, его телефон пиликает. Уведомление. Странно, учитывая, что парень почти никогда не смотрит на свой телефон во время наших встреч. Наверное, что-то срочное. Или женщина. У Николая список завоеваний такой же длинный, как и судимости.
— Слушай, Дмитрий, — наконец говорит он, взглянув на телефон выключая его. — Она останется, по крайней мере, пока мы не выясним, есть ли у нее живые родственники. Кроме ее матери.
— А как же служба опеки? Думаешь, они просто проигнорируют внезапно осиротевшего ребенка? — Спрашиваю я.
— К черту службу опеки. Они все равно не найдут никого с фамилией Кузнецов, — возражает он. — Кроме того, нам, наверное, стоит сначала найти информацию о ее маме. Может, у нее есть родственники с той стороны.
Он прав. К худу или к добру, но этот ребенок пока что останется с нами.
— Хорошо, — говорю я, откидываясь на спинку стула. — Мы оставим ее, но сделаем это правильно. Начнем с поиска чертовой няни.
Николай постукивает пальцами по столу, демонстрируя необычное нетерпение.
— Пока ты этим занимаешься, убедись, что та, кого ты наймешь в качестве няни, не связана ни с кем из наших соперников. Последнее, что нам нужно, — это еще одно предательство. А еще убедись, что она сексуальна или что-то в этом роде.
Я поднимаю бровь.
— Сексуальная? Ты планируешь соблазнить няню, серьезно?
Он закатывает глаза.
— Не будь идиотом. Это просто предпочтение. Помогает… моральному духу.
— Моральному духу? Мы что, управляем детским садом или борделем? — Я ухмыляюсь, но понимаю, о чем он. Эстетически приятные лица действительно имеют свой собственный бренд комфорта.
— Детский сад, бордель, все это одно и то же дерьмо. И то, и другое хаотично и в конечном счете дорого тебе обойдется, — говорит он, откинувшись на спинку стула.
Я хихикаю.
— Ладно, пусть будет горячая, неаффилированная няня. И если у Александра есть проблемы с этим, он может идти к черту.
Николай поднимает глаза от своего телефона и ловит мой взгляд.
— Она не должна ничего узнать о нашем бизнесе, Дмитрий. Мы также должны быть уверены, что та, кого мы наймем, будет нам предана.
Я вздыхаю.
— Насколько сложным может быть нанять гребаную няню? Мы же не в ЦРУ набираем.
Николай фыркнул.
— Может, и сложно, учитывая нашу сферу деятельности.
Я делаю паузу, размышляя.
— Нам нужен кто-то невинный. Может быть, кто-то только что из колледжа, лет двадцати. Кто-то, кто ничего не заподозрит.
Николай ухмыляется — редкое зрелище.
— Невинная и наивная, но достаточно умная, чтобы позаботиться о ребенке. Мне это нравится. Так меньше шансов, что она сунется туда, куда не следует.
— Именно так, — соглашаюсь я. — Но найти идеальный баланс невинности и компетентности будет нелегко. Нам нужно будет тщательно проверить ее.
Он кивает.
— И быстро. Время не на нашей стороне, особенно с учетом того, что Александр ведет себя как мудак во всей этой ситуации.
— Поверь, я в курсе, — говорю я, чувствуя тяжесть тикающих часов. — Я начну поиски сегодня вечером. Самое позднее — завтра.
— Хорошо, — говорит Николай, закрывая телефон и откладывая его в сторону. — Потому что, хотим мы того или нет, мы — все, что есть у этого ребенка.
Я киваю. Это суровая правда, но тем не менее правда. Мы — ее единственный выход.
Я наклоняюсь вперед, сцепив пальцы.
— И еще, что, черт возьми, происходит с Александром? Почему его так беспокоит трехлетний ребенок?
Николай качает головой.
— Не делай вид, будто ты ни хрена не знаешь. Ты знаешь его всю свою жизнь.
— Это опять про Сергея? — Спрашиваю я.
Николай вздыхает.
— Он все еще думает, что Сергей был невиновен или что-то в этом роде.
Я хихикаю, насмехаясь над абсурдом.
— О, как трогательно. Каменно-холодный Александр жалеет Сергея, прямо перед тем, как пустить ему пулю в голову. Дай угадаю, он заглянул ему в глаза, когда нажимал на курок, чтобы разобраться в душе?
Николай ухмыляется.
— Что-то в этом роде. Но не делай вид, что ты удивлен. Александр может быть холодным, но он не лишен эмоций. Просто он скрывает их лучше нас.
