Трепет. (не) его девочка
Чарли Маар
Пролог
— Ты не можешь этого хотеть… — шепчу еле слышно, глядя на мужчину, сидящего в кожаном кресле. Полумрак кабинета скрывает его лицо, но я точно знаю, как он сейчас на меня смотрит. Холодно, высокомерно, покровительственно. В его темных глазах нет жалости и нежности. В них нет сомнения и сострадания, только твердая ледяная решимость, способная раздавить, сломать, покалечить.
Он наклоняется чуть вперед и вытягивает руку. Берет со стола пистолет. Щелчок. Снимает его с предохранителя.
Я нервно сглатываю и сжимаю замерзшие пальцы рук. Так холодно. Словно сейчас не теплая летняя ночь, а середина декабря. Мороз царапает кожу, пробирается к душе и обволакивает ее своим безжалостным дыханием.
— Разве? Не могу?
Темная фигура поднимается из-за стола. Я машинально вскидываю голову и отступаю назад, упираясь спиной в дверь. Сердце бешено колотится, норовя пробить грудную клетку.
Он приближается ко мне. Медленно, спокойно, как хищник, не желающий спугнуть добычу. Ноги деревенеют, примерзают к полу, когда он оказывается в полуметре от меня. Еще ближе, и я инстинктивно выбрасываю руки вперед. Они ложатся на его грудь. Я хочу оттолкнуть его. Пусть отойдет. Пусть убирается в чертов ад. Но он не двигается с места. Запах его парфюма заполняет легкие, обжигает их, скручивает. Я трясу головой, чтобы избавиться от этого ненавистного аромата, чтобы не вдыхать его, не чувствовать, не запоминать.
— Почему же не могу, Яна? — его горячая ладонь сжимает мой подбородок. Он сдавливает мои щеки и заставляет смотреть прямо на него. В густую черноту его жестоких глаз.
— Ты… — сиплю ему в губы, — ты мне как отец. Ты же воспитывал меня как родную дочь! Как ты можешь просить меня об… этом?!
— Ты. Мне. Не. Дочь, — чеканит мужчина. — И я тебя не прошу об ЭТОМ. Это условие.
Я скорее ощущаю, чем вижу его усмешку. Слышу, что он сжимает-разжимает рукоять пистолета. Чувствую, как холодная сталь ствола проходит по моему бедру, движется вверх, поднимает край юбки, скользит внутрь и касается белья. Секунда промедления, и трусики отодвигаются в сторону. Сталь прижимается к клитору, чуть сильнее надавливает.
Страх полностью заполняет все мое существо. Он ненормальный? Что с ним не так? Он одержим? Мне не выбраться отсюда! Если я откажусь, он убьет меня? Что будет с… ними? Я не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Не хочу! Ведь он не может быть таким! Он ведь заботился обо мне раньше. Я никогда его не боялась. Почему же сейчас он делает все это? Почему пугает меня?
В носу начинает щипать, а через мгновение на губы падают соленые капли. Доказательство моей трусости и слабости. Слезы.
— Зачем тебе это нужно? Скажи… зачем? — кое-как выдавливаю из себя, все еще ощущая, как он водит пистолетом по моей промежности.
— Потому что я хочу.
— Ты ведь можешь получить любую женщину. Почему я?
Он наклоняется ближе, языком проводит по моей щеке, слизывая слезы. Я зажмуриваюсь, не в силах это терпеть. Хватаю его за плечи и хнычу. Это ужасно. Он ужасный, отвратительный.
Пистолет скользит ниже, упирается между половых губ, и когда дыхание мужчины касается моего рта, ствол слегка проталкивается в меня. Я прикусываю губу. Мне не больно. Я чувствую только холод и давление.
— Потому что ты — мое безумие, — отвечает он хрипло.
1 глава
ДО
Я держу в руках цветы и разглядываю себя в зеркале. Волосы слегка отросли после последней стрижки, под глазами виднеются синяки — это от усталости. Самостоятельная независимая жизнь оказалась не такой уж простой, как я думала. Днем учеба, после учебы работа, времени не хватает даже на то, чтобы приготовить себе домашней еды, которую я так люблю. Мама раньше всегда баловала меня пирожками и наваристыми супами. Когда была жива. С ее смертью многое изменилось. На похоронах я дала молчаливое обещание, что обязательно добьюсь в жизни всего, чего бы она для меня хотела, что не стану гробить свое здоровье фастфудом и не выскочу замуж за первого попавшегося парня, от которого случайно забеременею, что обязательно доучусь и устроюсь на престижную работу. Вот только выполнить обещание намного сложнее, чем дать его. Пока долгие часы учебы и грязные тарелки в кафе, где я работаю, являются моей реальностью. Ну ничего. Мне еще девятнадцати нет. Вся жизнь впереди. Я сделаю все возможное, чтобы мама мной гордилась, где бы сейчас ни была ее душа. Если душа есть…
Поправляю скромную белую блузку и одергиваю черную юбку. С одеждой тоже туговато. Лишнего не купишь. Конечно, я могу поступиться своей гордостью и согласиться принять помощь отчима, который буквально каждый день пытается всучить мне денег, но не стану этого делать. Рустам Багримов не плохой человек, по крайней мере, я так думаю. Он воспитывал меня с десяти лет, как родную. Я даже сумела полюбить его. Наверное, не так, как я любила маму, но все же, я не могу сказать, что безразлична и холодна к нему. Любить его, конечно, очень сложно. Он всегда был слишком властным и настойчивым человеком, скрытным и неразговорчивым. Я старалась и до сих пор стараюсь не проявлять свои чувства к нему лишний раз. Мне кажется, они ему не особо нужны.
Незадолго до смерти мамы они с отчимом развелись. Мама так и не назвала мне причину их развода. Да и вообще их отношения для меня были загадкой. Я редко видела их по-настоящему вместе: обнимающимися, целующимися, смотрящими вместе интересный фильм. Особенно в последнее время. Но отчим заботился о ней, видимо, как умел. Не жалел денег на лечение, когда мама заболела, да и она никогда не жаловалась, поэтому я просто старалась не лезть к ним. Когда ее не стало, я приняла решение, что жить у него и обращаться к нему за поддержкой не буду. Может, из гордости или стремления показать себя взрослой, а может, потому что в больнице, до того, как мамино сердце перестало биться, и я умоляла ее не умирать, не оставлять меня в одиночестве, сжимая крепко ее прохладную ладонь, она сказала мне странную вещь «Не он… Рустам… Не к нему…»
Не знаю, что это могло значить, но мама так пристально смотрела на меня, так старалась объяснить. Не успела. И, несмотря на то, что я не понимаю, о чем именно она хотела предупредить меня, но пусть уж будет все, как есть. У него своя жизнь, у меня своя. Я не стану брать его деньги. Достаточно того, что он уже сделал для нас с мамой. А мне вполне хватит одиночных встреч раз в месяц и его ежедневных звонков. В этом я упорно убеждаю себя каждую минуту, заглушая тоску в душе. Он ведь как отец мне. Восемь лет, что он растил меня, так просто не вычеркнешь из памяти. Иногда я, кажется, скучаю по нему.
Звонок смартфона разрывает тишину небольшой комнатки, которую я снимаю уже несколько месяцев. На квартиру денег не хватает, поэтому приходится делить жилплощадь с другими арендаторами.
Подхожу к комоду и беру в руки гаджет с разбитым экраном. Надо бы сменить защитное стекло. Это не так уж и дорого.
Провожу пальцем по сенсору, чтобы снять вызов. «Отчим» Наверняка уже подъехал и ждет меня.
— Яна, — слышу его низкий с хрипотцой голос. — Поторопись. Я у подъезда.
Каждый месяц в выходные мы вместе ездим на могилу мамы, чтобы положить свежих цветов. Вот уже полгода прошло с тех пор, как ее не стало, а будто бы еще вчера я слышала, как она ласково зовет меня на ужин.
Обычно всю дорогу до кладбища мы молчим. Отчим задает лишь пару вопросов о том, как у меня обстоят дела, и не передумала ли я жить самостоятельно. После моих коротких ответов салон автомобиля погружается в тишину. Я хочу спросить его о многом: почему они развелись? Любил ли он ее? Что он чувствует ко мне? О чем она пыталась предупредить меня? Но я молчу. Может, потому что боюсь услышать ответ? Вдруг у него уже есть другая семья, а внимание ко мне это всего лишь дань уважения маме? Вдруг он обижал маму, поэтому она говорила «не он, не к нему»?
