Приквел к Греховной трилогии.
1
ИВИ
— Ты не пойдешь, — заявляю я, глядя на сестру, положив руки на бедра.
Ее глаза опухли и налились кровью, нос покраснел, а когда она пытается спорить со мной, то даже не похожа на мою старшую сестру.
— Я должна, — говорит она, ее голос становится гнусавым. — Нам нужны деньги, и я не могу подвести...
— Ты никого не подведешь, — возражаю я. — Если я пойду вместо тебя.
— Иви, — хнычет она, прежде чем зайтись в приступе кашля.
— Ты не здорова. Тебе нужно отдохнуть. А я более чем способна подавать выпивку богатым засранцам.
— Я знаю, что способна, — уступает она. — Но ты не должна этого делать. И дело не только в выпивке...
— Блейк, я не позволю никому из них делать то, что меня не устраивает.
Она откидывается на спинку дивана.
— Я знаю. Знаю. Я просто... ах, — простонала она, упираясь кулаками в старую, покрытую пятнами подушку под собой. — Я обещала себе, что тебе не придется заниматься этим дерьмом.
— Это одна ночь. Я справлюсь.
Она смотрит мне в глаза, и, хотя я ненавижу видеть ее слабой и больной, еще больше я ненавижу чувство вины, витающее в них.
— Моя форма для сегодняшнего вечера висит в чехле в шкафу, — шепчет она, ненавидя каждую секунду этого, но зная, что у нее нет ни единого шанса изменить это.
Она не может пойти сегодня на работу, размазывая сопли по костюмам миллионеров, и она это знает.
Задыхаясь и метафорически натягивая на себя трусики взрослой девочки, я поворачиваюсь и иду к нашей общей спальне.
Там царит беспорядок. Повсюду валяются вещи - в основном одежда, косметика и костюмы Блейкли, - но какой бы дырой ни была наша квартира, она наша.
Стараясь не споткнуться о груду ее стриптизерских туфель, я добираюсь до шкафа и открываю его.
Мой взгляд падает на вешалку с чехлом, и я неохотно вытаскиваю его. Благодаря карьерному выбору моей сестры – не то чтобы у нее был большой выбор, если мы хотим есть, – я видела больше скупых нарядов, чем хотела бы в своей жизни, но я была счастлива, что мне никогда не придется надевать такой наряд.
— Господи Иисусе, — пробормотала я, когда из-под чехла показались белый пух и красный велюр.
— Не говори, что я тебя не предупреждала, — слабо произносит Блейкли с порога.
Собрав все свое внутреннее мужество, которое, я уверена, должно прятаться где-то внутри меня, я поднимаю глаза и встречаюсь с ее взглядом.
Я хочу выглядеть уверенной, сосредоточенной на том, что мне нужно сделать для нашей семьи. Но одно лишь выражение ее лица говорит мне о том, что я потерпела неудачу.
— Я ненавижу это.
— Теперь ты знаешь, что я чувствую каждый раз, когда ты уходишь из дома, — отвечаю я.
Это несправедливо, я знаю, что это неправильно. Но это реальность.
Она отдала слишком много себя, чтобы помочь защитить нас. И как бы я ни возмущалась, я благодарна ей за то, что она сделала для меня, больше, чем она может себе представить. Для нас.
Бросив вешалку с откровенным нарядом на кровать, она внимательно изучает меня, пока я смотрю на одежду.
— Ты ведь понимаешь, что на мне это будет выглядеть непристойно?
— Никогда. Оно будет выглядеть чертовски сексуально. Именно об этом я и беспокоюсь.
— Ты мне поможешь?
Она усмехается. — Конечно. Не обижайся, ты, может, и художница, но навыки макияжа у тебя хреновые, а сегодня они потребуют совершенства.
— Никакого давления.
Блейкли жестом указывает на туалетный столик, и я, отпихнув кучу лифчиков, опускаюсь на табуретку.
— Сделай так, чтобы я выглядела по-другому. Если сегодня вечером я увижу свое отражение, я хочу выглядеть как кто-то другой.
— Договорились, малышка, — соглашается она, включая щипцы для завивки и доставая расческу.
Признаюсь, что я немного пацанка. Пока моя сестра училась наносить макияж, я рисовала. Погружаясь в совершенно другой мир в надежде, что это поможет мне забыть о своем настоящем.
С годами я переняла у нее основы, но у меня нет никакого желания ими пользоваться. Я счастлива быть просто собой. Ладно, про счастье я, пожалуй, перегнула.
Я сижу и наблюдаю за Блейкли в зеркале, пока она работает над моими волосами, оставляя густые рыжие локоны свисать вокруг моих плеч, прежде чем она начинает прикалывать их, работая с точностью, чтобы создать идеальную прическу. За работой она, кажется, забывает о том, что больна, и хотя я знаю, что она поплатится за это, как только пройдет возбуждение от того, что она меня накрасила, мне нравится, что я могу дать ей эту отсрочку. Даже если она будет дышать своими микробами на меня. Мы всегда делились всем, так что, думаю, эта простуда, которая сейчас ставит ее на колени, не должна быть чем-то другим.
К тому моменту, когда мои волосы уложены в элегантный пучок, оставив лишь несколько волнистых локонов, свисающих вокруг лица, я в шоке смотрю на себя. Я уже выгляжу по-другому. Я бы никогда не сделала этого сама – не то чтобы я знала, как это сделать, – но это так красиво.
Затем она достает свою колоссальную коллекцию косметики и приступает к нанесению макияжа на мое лицо. Все это время она сосредоточенно поджимает брови, словно рисует шедевр.
— Та-да, — наконец объявляет она, прежде чем снова зайтись в приступе кашля.
Повернувшись на табурете, я замираю, увидев свое отражение.
Я знаю, что просила ее сделать меня похожей на кого-то другого, но, Иисусе...
— Что ты думаешь? — спрашивает Блейкли, придя в себя и вытирая слезы с глаз.
— Я... эм... я выгляжу прекрасно.
— Ив, ты всегда прекрасна.
Я фыркнула от смеха. Из нас двоих красивая - она. А я - средняя. Если бы не Блейкли, никто бы не знал о моем существовании в школе. Может, мне это и нравится, но одиночество бывает невыносимым.
— Не делай этого, — предупреждает она. — Ты сногсшибательна, и любой парень будет счастлив заполучить тебя.
— Жаль, что я их не хочу.
— Ты можешь бороться с этим сколько угодно, однажды...
— Хватит, — говорю я, поднимая руки вверх в знак протеста. Мы спорили об этом один раз, а потом спорили сто раз.
Моя сестра в душе романтик, несмотря на выбор профессии. Ее жизнь может казаться совсем другой, но в глубине души она хочет, чтобы мужчина свалил ее с ног, угощал вином и ужином и показывал, что она - единственная женщина в мире, которую он видит.
Это мило. Я бы хотела, чтобы у меня была такая же фантазия, где все можно исправить с помощью любви.
Но это полная чушь. Она это знает – даже если не хочет признавать, – я это знаю. Черт, даже наш младший брат это знает.
Это фантазия. Ее не существует.
Ни один мужчина не придет и не спасет нас из этой дерьмовой ситуации. Это наша жизнь. Это всегда была наша жизнь, и это всегда будет наша жизнь.
И с этой маленькой депрессивной речью я поднимаюсь на ноги и подхожу к своему ужасающему наряду.
Я смотрю на сестру, которая лежит на нашей кровати с ее идеальной фигурой песочных часов, полной грудью и изогнутыми бедрами.
А затем бросаю короткий взгляд на свою менее женственную фигуру. Меня передергивает.
— Прекрати, — предупреждает она. — Есть миллионы женщин, которые убили бы за то, что у тебя есть.
Пропустив ее слова через себя, я стягиваю с себя халат и тянусь за платьем.
Мы с Блейкли уже давно не испытываем никаких проблем с тем, чтобы быть обнаженными друг перед другом.
Для нее это не проблема, она привыкла к тому, что другие видят ее тело, а для меня это была большая проблема, когда я начала развиваться. Несколько лет я прятала свое тело как могла, но скромность длилась недолго. Блейкли ничего не говорила, я-то знала, что она все понимает. Но постепенно я нашла способ доверять ей, как она мне.
