Мари Грей
«Т» как «тогда и теперь»?
«Я не верю своим глазам. Он стоит передо мной, обнаженный, как в день своего рождения, или в день нашей последней встречи. Он исследует взглядом мое тело, такое же обнаженное, как и его, трепещущее в ожидании близости. Потом медленно приближается ко мне, играя мускулами; на его загорелую кожу ложатся золотистые отблески, его величественный, как у античной статуи, торс, венчает благородная шея, а над ней – идеально очерченный рот, глядя на который я становлюсь влажной от желания. На его шее выделяется татуировка с буквой „В“.
Как я хочу его! Моя плоть истекает соком, зовет его пальцы, его язык, его орган, мечтая о страстной любви.
Наконец, он протягивает руку к моей груди, дотрагивается до сосков, медленно опускается к лону и касается моей собственной татуировки, совсем рядом с промежностью, куда потом прячется его язык…»
– Вы желаете кофе?
Я вздрагиваю и открываю глаза. Моя ладонь быстро отстраняется от пульсирующего лона, глаза с беспокойством устремлены на улыбающуюся стюардессу, которая, ни о чем не подозревая, прерывает мои многообещающие фантазии. Как хорошо, что прежде чем погрузиться в сладостные мечты, я предусмотрительно накрылась шерстяным пледом!
– Да… спасибо. С молоком и сахаром.
Повернувшись к иллюминатору, я рассматривала знакомый пейзаж в тысячах метров подо мной, узнавала реку, поля, небоскребы, прижатые к горной гряде. Конечно, за время моего отсутствия появились новые дома, новые дороги, вообще произошло много изменений. Но этот город по-прежнему оставался моим, в нем я выросла, стала женщиной и покинула в поисках неизведанного. Скоро самолет должен был приземлиться, и если все будет, как я загадывала, у меня начнется новая жизнь.
В поисках неизведанного, сказала я? Да, в сущности, эта добровольная ссылка пошла мне на пользу. Там, на севере, удалось добиться многого: успеха, славы, уважения. Теперь я знаменитый ученый, к которому по разным вопросам обращаются со всего континента, мои книги пользуются популярностью и хорошо продаются. Конечно, личная жизнь могла быть более захватывающей. Но с тех пор, как я развелась, все кажется таким мрачным. И все же я чувствую, что скоро ситуация изменится. Надо сказать, что именно после развода у меня возникло желание вернуться в родной город, «к своим корням», согласно известному выражению. Правда, есть еще одна причина, по которой я возвращаюсь обратно.
Я не сожгла все мосты с Монреалем: там продолжала жить моя подруга детства Кристина, которая постоянно держала меня в курсе происходящего… Во время одного телефонного разговора она воскресила в памяти такие приятные воспоминания…
– Ты никогда не догадаешься, кто о тебе спрашивал! – закричала она тогда своим девичьим голосом.
– Ну… Я не знаю… А кто?
– ТЬЕРРИ!!! Представь себе, он вернулся!
– Ах, так?
Я сделала вид, что мне это совершенно безразлично, но сердце забилось чаще… Тьерри, которого я всю жизнь называла – «моя единственная настоящая любовь». Кристина многое рассказала мне о нем: он был женат, потом развелся – и все это за время своего пребывания на Таити. У него, как и у меня, не было детей, но развод прошел сложно. Вот почему, чтобы оставить далеко, за тысячи километров, воспоминания о своей бывшей супруге, он решил вернуться к себе на родину… Конечно, он интересовался и мной.
– И что ты ему обо мне рассказала? – спросила я с тревогой.
– Так, в общих чертах… У меня сложилось такое впечатление, что он в курсе многих событий твоей жизни. Спросил, можно ли тебе написать. Я не знала, давать твой адрес или нет.
– Разумеется, дай!
Так, благодаря помощи Кристины, между нами завязалась переписка, которая длилась несколько месяцев. Общение было легким, непринужденным, достаточно откровенным. С самого начала я почувствовала прежнюю близость к этому человеку, словно и не прошло стольких лет. Читая его письма, я ловила себя на том, что все больше вспоминаю его редкие способности…
Я влюбилась в Тьерри сразу по окончании университета во время своего первого заграничного путешествия. Он ворвался в мою жизнь в самом центре Испании, в Толедо. Я снимала маленькую комнатку в доме над Тахо, извилистой рекой, всегда уносившей меня далеко в моих мечтаниях.
Однажды поздно вечером я увидела молодого мужчину, который, явно перепив местного вина, пытался подняться по довольно крутой лестнице, ведущей в пансион. В первый же миг я была ослеплена его внешностью. Впечатление не портила даже шатающаяся походка. Он что-то напевал себе под нос, и я расслышала французские слова. Стало ясно, что он, как и я, приехал из Квебека. Само собой разумеется, я поспешила помочь своему соотечественнику.
Он был потрясающе хорош собой: высок, статен, атлетически сложен, с идеальным загаром. Безусловно, все женщины бросались к его ногам. Подойдя поближе, я смогла оценить и совершенство его лица. Его блестящие глаза, черные как смоль кудри разбили, наверное, немало сердец. И мое стало биться сильнее… Надо сказать, что уже в то время я испытывала слабость к красивым мужским торсам, и в частности, к могучим благородным шеям. Молодой человек полностью соответствовал моим пристрастиям.
Так как стояла изнуряющая жара, на нем были только легкие хлопчатобумажные брюки, а выше пояса он был обнажен. Я могла лицезреть его широкие плечи, величественную грудь, покрытую волнистой порослью того же цвета, что и волосы на голове. И его шею… Вот это была шея: длинная, красиво очерченная, с едва выступающим адамовым яблоком. На нее мягко ложилась тень от густой бороды, контуры которой идеально соответствовали абрису подбородка. Все черты его лица являлись образцом эстетического совершенства. Великие мастера прошлого изумились бы этой красоте!
Я пригласила Аполлона к себе в комнату, где нас ждал графин с вином. После забавных рассуждений о наших именах, Тане и Тьерри, о Толедо и Тахо, я рассказала ему, что осенью уезжаю на стажировку в Техас, а он сообщил, что отправляется на Таити, где его дядя может помочь с интересной работой. Мы с самого начала были убеждены, что все эти «Т» являются чем-то большим, нежели простое совпадение, и очень скоро стали неразлучны друг с другом. Тьерри пленил мой, как он говорил, «интеллектуальный» шарм. Он никогда не встречал девушку, которая была бы настолько увлечена искусством, что приехала в Испанию специально для того, чтобы увидеть дом Эль Греко! Он восторгался моими веснушками, которые, по его мнению, придавали мне задорный вид, обожал мой близорукий мечтательный взгляд. Если в ту пору этот взгляд можно было назвать мечтательным, то каким он стал сейчас, когда я почти ничего не вижу без очков?
