Первым стремлением Максима было отступить за штору, не показать присутствия, но он не позволил себе этого малодушия и, когда Залесский подошел, откинул бамбуковую завесу.
Они встали лицом к лицу. Максим не знал, должен ли он упрекать или просить прощения, и потому молчал.
Брови Сергея дрогнули, губы сжались, он сделал шаг назад, но Макс отрицательно покачал головой. Залесский смирился, он принял это.
— Здравствуй, Макс, давно не виделись.
— Давно.
— Подожди, я переоденусь. Не бойся, не сбегу, ты же все равно найдешь.
— Да, найду.
Горячей волной захлестнуло раскаяние, что медлил так долго. Найти Сергея мог гораздо раньше. Как он жил тут? Что пережил? Захочет ли…
И снова май, белые ночи. Снова неспешным шагом по сонному Питеру, по набережной мимо длинного фасада Зимнего дворца. Как будто и не расставались. Но это иллюзия, очертания утерянного счастья в обманчивом свечении северного неба.
— Вернулся в Питер? — Сергей скользил взглядом по панораме Невы с мостом и Петропавловской крепостью, на Макса не смотрел. — Надолго?
— От тебя зависит, Сережа.
Так хотелось обнять, встряхнуть его как следует, чтобы отбросил этот отстраненный тон, ведь оба наколбасили, вина поровну.
— А что я? Теперь вот так… Ты, наверно, и сам все знаешь, раз нашел, то и справки наводил.
— Знаю, но не все. Где с мая по сентябрь в прошлом году пропадал? Никаких следов.
— А, это я в деревне у знахаря жил. Ногу он мне вытягивал. Как видишь, помог.
— Да. Я видел, как ты танцуешь.
— Это не танец! — Сергей в первый раз за разговор повернулся к Максу. — Зачем ты приехал, Лазарев?
— К тебе.
— Зачем?! — повторил Сергей. — Ничего уже не вернуть.
— Я скучал, пойдем домой?
— Нет у нас никакого дома, Максим, и не было. Выпить можем пойти куда-нибудь, почему нет. Я тоже скучал, — сказал, а взгляд не потеплел.
Зашли в первый попавшийся ночной бар, где сесть можно было только за стойкой, остальные места у круглых высоких столов без стульев. Посетителей никого. Сонный бармен открыл бутылку виски, кинул в бокалы лед.
Пили молча. Столько не виделись — и поговорить не о чем? Максим пытался понять, что же осталось от прежнего? Что, кроме влечения, которое нещадно выворачивало его чувственность наизнанку. Как и раньше, он безумно хотел Сергея. А то, что увидел в клубе, лишило его способности мыслить здраво, он хотел Залесского сейчас и любой ценой. Но Сергей изменился, это был уже не тот беззащитный мальчик. Один раз он поверил, пошел за Лазаревым, а что теперь? Что осталось? Обида? Равнодушие? Скорее, последнее. А может быть, Сергей не один? Эта мысль обожгла ревностью, скорее всего, что так, новый друг — лучше старых двух, или как там… наоборот. Но к их случаю не подходит. Что ж так заело? Мать твою… Не производит Залесский впечатления обиженного жизнью человека: одет прилично, костюм джинсовый брендовый, не китайский ширпотреб, дорогая обувь, черная кожаная косуха, по теперешним временам, когда в Рашке все без денег сидят, — это по буржуйски. Не на стриптизе же так поднялся.
Ирландский виски все же сделал свое дело. Они если и не разговорились, то уже оба тянулись друг к другу. При случайных касаниях возбуждались, и скрыть это было трудно. Старую близость не закопаешь. Наконец Макс отбросил сомнения и взял Сергея за руку, тот не отнял.
— Не домой, так пойдем снимем номер, яйца же взорвутся, — взмолился Макс.
— И снимать не надо, — усмехнулся Сергей, — я в гостинице живу, на Четвертой Красноармейской, хочешь — пошли.
— Один?
— Что один?
— Живешь?
— А, ты про это. Да, Яшки мне хватило, один справляюсь, как видишь, получается.
— Да, получается.
Они вышли из бара, было уже по-дневному светло, город просыпался, машин прибавилось, но общественный транспорт еще не ходил.
— Ну что? Ловить такси? В гости ко мне не передумал? — спросил Сергей.
Макс притянул его к себе.
— Не передумал. Лови.
Сегодня пусть так, а завтра видно будет.
В такси на заднем сиденье Макс без всякого стеснения облапил Сергея, зарылся носом ему в шею.
— Все такой же ты, красивый, божественный, крышу сносит так, что стояк мучает и мозги в яйца утекают. Скучал я… А ты?
— И я. Ну ты что… постой, ненормальный… доедем сейчас… Макс!
— Все, все… — Лазарев успокоил руки. Пуговицы и молнии на одежде Сергея уцелели.
Ехали как в тумане, виски из головы еще не выветрился, но больше пьянило нетерпение.
Чуть не бегом рванули от ресепшена к лифту, потом по коридору до двери номера.
В комнате царил творческий беспорядок, постель, как обычно по привычке Залесского, на полу.
Стаскивать с себя одежду начали еще на пороге. Только закрылась дверь люкса и щелкнула ручка, Макс прижал полураздетого Сергея к стене, навалился всем телом, Лазарев был массивней, а роста одного — член к члену.
Пах налился тяжестью, взять бы сразу без всяких этих приготовлений, но Сергей не позволит — чистюля. Макс даже дразнил его “принц-лебедь” за долгое сидение в ванной. Так что сразу не светит, оставалось прижаться, ощутить ответную реакцию Сергея и припасть к его губам.
— Сережа… давай быстрее, а то не выживу.
Залесский внял мольбам, через минут пятнадцать они уже катались по гостиничному матрасу, изо всей силы стискивая друг друга в объятиях, ласкали, целовали, смеялись, матерились. Как будто и не было этих полутора лет разлуки.
Проникая в Сергея сзади, Макс прикрыл глаза, обвел ладонями крепкие ягодицы, вспомнил о танце на шесте и снова испытал удивительное, ни с чем не сравнимое вожделение, даже не физическое, а ментальное, от красоты тела, совершенных движений. Он был близок к разрядке, подался вперед, захватил в ладонь причиндалы Сергея, сжал, тот застонал, Макс взялся за мокрый возбужденный член и только один раз передернул, Сергей забился в оргазме, выплескивая в ладонь, кончил и Макс. Это было слишком быстро, больно и не принесло ничего, кроме желания повторной близости. Обоих выгибало и крючило вожделение.
— Что ж ты, подлец, так долго не приезжал! Блядовал с мальчиками? Признайся! — беззлобно бормотал Сергей, все еще вздрагивая от прикосновения крепких пальцев Лазарева.
— Я о тебе думал, когда их ебал.
— Утешил! — Сергей перекатился на спину, смотрел в потолок, на гостиничную люстру. Отдышался, повернул голову к Максу, протянул руку, тронул за плечо. — Все такой же конь и матершинник.
Хотел ли он прибавить “люблю тебя”, или нет? Максим потом часто гадал об этом, вспоминая их встречу и траханье на 4-ой Красноармейской. А если бы сказал? Изменило бы это что-нибудь? Но Серж промолчал, улыбнулся только и потянулся обнять. Так и уснули. Они всегда быстро и крепко засыпали вместе, чувствуя общее защитное поле.
Проснулись — пошли мыться, было странно привычно, знакомый гель с можжевельником, Максим тоже покупал такой в Германии, чтобы хоть иллюзию создать и удержать в памяти близость. Еще бритвенный прибор Сергея, его щетки для волос, неизменный пластырь и бинты, все тот же халат и тапочки для ванной. Макс помнил эти вещи.
Теперь снова вместе. Как все будет? О делах не говорили. Вообще говорили мало — больше касались друг друга. Макс хотел курить и спросил:
— Сигареты есть у тебя? И хорошо бы кофе.
— Ни того, ни другого, курить у знахаря бросил, а кофе варить не на чем. Плитки нет, кухни в номере, как видишь, тоже. Это тебе не общага…
— Да…
Максим помрачнел, вспомнил их размолвку из-за квартиры. И ведь не исправить это, обидчив Серж. Идет ему это имя, изменился, повзрослел, от прежнего мальчика мало что осталось, разве только солнечная улыбка, от которой сердце заходится.
— И ты бросай, вредно. Потом я, как завязал с куревом, в доме не терплю табачного дыма…
— Что… В доме? — Максим не сразу понял, а когда дошло, то чувство было такое, что в нокаут уложили, земля ушла из-под ног, вернее, кафельный пол ванной. — Ты… хочешь, чтобы я остался?
