То, что я видела сейчас, мало напоминало картинку из художественных кинолент. Мужчины дрались яростно, жестоко, красные брызги от ударов почти скрыли зелень травы. Мечи рассекали воздух неуловимыми молниями. Кто-то падал и так и оставался лежать, кто-то кричал, сжимая культю отрубленной руки. Ужас и смерть неслись по поляне, крики боли, хрипы и ругань живых. Настоящий локальный ад, а я с краю, остолбенев и не в силах даже шага сделать, чтобы спрятаться.
Против банды дрались мужики в свободных рубахах, с острыми шлемами на головах, с копьями и щитами. Те, кто меня пленил — с топорами и мечами, без какой-либо защиты. Поймала себя на мысли, что не знаю, за кого переживаю больше, ведь получается, что «хорошая» сторона — те, кто напал на лагерь?
Вдруг что-то изменилось. Бандиты побросали оружие, упали на землю и начали корчиться. Это длилось всего несколько всекунд. Нападавшие не успели опомниться, как вместо людей на них набросились звери! Клянусь, я слышала, как ломаются кости, видела, как вылезает шерсть, летят клочья одежды. Парнишка Боеслав, который каким-то чудом выжил после порки, превратился в черного волка и, оскалившись и зарычав, метнулся к одному из бородачей.
Здесь были лисы, рыси, волки… Даже один медведь, но он чем-то сильно отличался от того, которого встретила в лесу. Они все двигались быстрее человека, а мечи заменяли зубы и когти.
А где Соловей? Судя по прозвищу, он сейчас должен сверху летать милой птичкой…
В деревянную жердь возле лица воткнулся топор. Я вскрикнула, отмерла и собиралась спрятаться внутри, когда ко мне метнулись сразу двое. Мужик, лохматый и дурно пахнущий, схватил меня за волосы, подтащил к себе, разглядывая.
— Я ее нашел!
— Любо! Хватай.
— Отстань, козел!
— Пошто так говоришь? — нахмурился тот, что меня «нашел». — Не дело бабе так изъясняться.
— Руки убрал свои!
Конечно, моим крикам никто не внял, обхватив поперек талии и потащив вглубь леса. Я визжала и брыкалась, как бешеная, даже умудрилась укусить очередного похитителя за палец. Видимо, ему это надоело, и он легонько тюкнул меня черенком по голове, избавив от желания капризничать.
Сознание я не потеряла, и прекрасно понимала, что вокруг происходит. Просто что-то делать внезапно стало лень. Ну, везут куда-то в повозке с соломой, значит, им надо. В конце концов, полчаса назад я сама раздумывала, не метнуться ли на сторону добра, а тут само собой получилось. Неприятно, конечно, что и оно оказалось вроде как с кулаками, но пути, как говорится, неисповедимы.
Мы удалялись от лагеря, мерно поскрипывая колесами. Меня положили на спину, и я могла видеть голубое небо с замысловатыми облачками в виде зверушек, верхушки деревьев, клонящиеся от ветра из стороны в сторону, огромную птицу, планирующую прямо на нас. Она уже выпустила когти, видать, выбрала добычу по себе.
— Ааа, — выдала я негромко, как только они впились в плечи, да так глубоко, что точно порвали кожу.
Мужик с вожжами, не заметивший поначалу «вспышки сверху», обернулся, чтобы получить острым наконечником крыла в глаз. Заорав, он схватился за лицо, заливаемое кровью, и выпал из повозки.
Мне стало его жалко, но себя больше, потому что этот дурной коршун взмыл вверх, оставив уютную, между прочим, солому далеко позади. Я снова закричала, теперь от страха упасть, и вцепилась в птицу. С человеческий рост, а то и больше, она просто поражала размерами. До того момента, пока не заглянула в глаза. Их я ни с чем не перепутаю. Ничего себе, Соловей!
Он уже вытащил когти из плеч, и теперь пришлось самой отвечать за свою безопасность. Руки то и дело соскальзывали с перьев, я обвила его ногами для надежности, и прижалась как можно теснее. Что за жизнь, ни пострадать, ни расслабиться!
Мы летели недолго. Когда Соловей начал снижаться, о себе напомнил вестибулярный аппарат, который у меня не очень. Занятно посмотреть на гордого разбойника, если, пардон, он станет объектом моего недуга. К счастью, обошлось.
Вопреки ожиданиям, мы не вернулись в лагерь. Даже на землю не опустились. Место, куда он меня притащил, напоминало огромное гнездо шириной метров десять, со стенами из толстых веток или, скорее, молодых деревьев, подбитых мхом и пухом. Приземлившись, он наклонился так, чтобы я смогла сползти, и, хм, ни слова не чирикнув, взмыл в небо.
Плечи саднило, ткань пропиталась кровью, все же проколол кожу, паразит! Я обхватила себя руками и огляделась. Стенки гнезда в мой рост, вниз не посмотреть, чтобы хотя бы представить, где нахожусь. Присела на дно, укрытое еловыми ветками. С детства боюсь высоты, и сейчас лучшее, что могу сделать — просто не двигаться. Тем более, после полета все еще мутит.
Время шло медленно. Пока никто не видит, все же поревела, некрасиво утираясь рукавами. Ничего, слезы не признак слабости, порой можно позволить себе легкую передышку. Особенно если ты оказался там, где я. То есть непонятно где, но точно в очень дурном месте.
Он вернулся, когда солнце клонилось к закату. К тому моменту я уже задремала, привалившись к стенке. Задрала голову, чтобы увидеть, как птица плавно опускается, сложив крылья. Получив возможность разглядеть его, против воли залюбовалась. Черные перья изредка менялись красными, как кровь, на «воротничке» — капля ярко-рыжего. Острый изогнутый клюв.
Когда он начал трансформироваться или как там у оборотней обратный процесс называется, отвернулась. Не хочу снова это видеть.
Через пару секунд передо мной встал мужчина. Абсолютно голый. Раненый. Не понимая, зачем вообще это делаю, я подошла к нему. На груди был свежий рубец, короткий, но глубокий. Он кровоточил.
— Тебя ранили…
Соловей перехватил мою руку, не позволив дотронуться.
— Не стоит.
— Но…
— Я сказал, не трожь.
Вздохнув, отошла на приличное расстояние. В глаза старалась не смотреть, как и ниже пояса.
— Ты голодна?
Я удивленно обернулась.
— Ты ничего не ешь, — объяснил мужчина, повернувшись ко мне спиной. Стесняется что ли?
Хотя, признаться, зад у него… короче, ему бы в наш мир, от рекламы мужского нижнего белья точно бы не отбился!
— Мне ничего не предлагают, — не смогла удержаться от шпильки, но грубила скорее по инерции.
Ведь прямо сейчас ругаться почему-то не хотелось. Вот такие мы бабы — дуры! Жалость к мужику — наше все! Да, жалость, а не аппетитная попка как у самого знаменитого английского футболиста.
— Я поищу что-нибудь.
— Соловей, — позвала, пока он опять не превратился в громадное пернатое. — У вас все хорошо? Кто на вас напал?
— Не мечтай, — произнес вполголоса, и я так и не поняла, что он имел в виду.
Неужели заподозрил, что болела за противников? Возможно, сначала колебалась, но добрых чувств я в этом мире пока вообще ни к кому особо не испытываю. Те тоже… меня по макушке огрели и увезти пытались. Как я могу им симпатизировать? Здесь у меня друзей нет.
Я думала, он полетит за пропитанием, но все оказалось прозаичнее. Запасы хранились прямо тут, вместе с одеждой. Даже скатерть, которая стала нашим импровизированным столом. Хлеб, помидорки и зеленый лук — что может быть вкуснее после пары дней голода?
Мы уселись напротив друг друга. Он облачился в точно такие же кожаные штаны, которые не так давно порвал, и кожаную же жилетку. На его накачанном могучем торсе она смотрелась так, что в голову снова полезли дурные мысли. А, может все дело в легком вине, которым пришлось запивать ужин.
— Ты вновь меня ослушалась, — заметил мужчина, расправившись со своей порцией.
— В чем?
— Я приказал не покидать место.
— Ну, прости, вообще-то рядом драка была. А вдруг бы внутрь заглянули? А я там сижу!
— Не заглянули бы.
— Почему так уверен?
Он не стал отвечать, закатил глаза, типа «если ты, девка, этого не понимаешь, твои проблемы» и продолжил.
— Ты ослушалась, а это значит, должна понести наказание.
— Тоже выпорешь как Боеслава?
Он остро глянул.